Понтони, Рене

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рене Понтони
Общая информация
Полное имя Рене Алехандро Понтони
Прозвище Huevo
Родился
Гражданство
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
1934—1936 Химнасия и Эсгрима (Санта Фе)
Клубная карьера*
1937—1940 Химнасия и Эсгрима (Санта Фе)
1941—1945 Ньюэллс Олд Бойз 110 (67)
1945—1948 Сан-Лоренсо 98 (66)
1949—1952 Индепендьенте Санта-Фе 44 (27)
1953 Португеза Деспортос 12 (4)
1954 Сан-Лоренсо 4 (0)
Национальная сборная**
1942—1947 Аргентина 19 (19)
Международные медали
Чемпионаты Южной Америки
Золото Чили 1945
Золото Аргентина 1946
Золото Эквадор 1947

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Рене Алехандро Понтони (исп. René Alejandro Pontoni; 18 мая 1920 —— 14 мая 1983) — аргентинский футболист, нападающий.



Биография

Рене Алехандро Понтони родился 18 мая 1920 года в районе Ла Факульдад в скромном доме на перекрестке улиц 1 мая и Карлоса Пельегрини. Семья Понтони была большой, помимо отца Эрменегилдо Понтони и матери Скарафии Люсии, у Рене было 5 братьев и сестер — Летисия, Аврора, Инес и Хуан Альберто.

В возрасте 4-х лет, отец Понтони умер и семья начала влачить бедное существование. Уже в возрасте 12-ти лет, Рене, вместе с братом Хуаном Альберто, что бы помоч семье, был вынужден работать на птицефабрике, отчего и получил своё знаменитое прозвище «Яйцо» (исп. Huevo). В этом же возрасте Понтони начинает играть в футбол в клубе «Химнасия и Эсгрима», куда его привел Хуан Альберто. Уже в 1934 году, Понтони дебютирует в 6-м молодёжном составе клуба, но долго не задерживается в команде: трудная ситуация с финансами в семье вынуждает Понтони работать клерком, а футбол оставить лишь в виде хобби.

4 января 1937 году, в возрасте 17-ти лет, Понтони дебютировал в главной команде «Химнасии и Эсгримы», его первый выход на поле состоялся в матче с местной командой «Феррокариль Санта Фе». Игра проходила на нестандартном глиняном поле длиной около 200 метров, но это не помогло «Феррокариль», «Химнасия» победила 4:0.

В 1940 году Понтони, уже ставший кумиром фанатом «Химнасии», получил предложение от «Боки Хуниорс», но ответил на него отказом, по причине того, что не хотел становиться профессиональным футболистом. Отверг Понтони и предложения уругвайского «Пеньяроля» и аргентинского «Росарио Сентраль», который предлагал за футболиста 6000 песо.

В 1941 году Понтони все же подписывает свой первый профессиональный контракт с клубом «Ньюэллс Олд Бойз», соблазнившись на предложение росарийского клуба — 1200 песо «на руки», 200 песо ежемесячно в виде заработной платы и столько же за одну игру, бывший же клуб Понтони, «Химнасия и Эсгрима», получила 22 000 песо отступных. Дебют Понтони пришёлся на дерби с клубом «Сан-Лоренсо де Альмагро», в котором «Олд Бойз» победили 5:0. Понтони выступал за «Ньюэллс» на протяжении 5-ти лет, забив 67 мячей в 110-ти матчах, что до сих пор является самой высокой средней результативностью в истории клуба.

25 мая 1942 года, Понтони дебютировал в национальной сборной Аргентины в матче с командой сборной Уругвая, Аргентинцы были победили 4:1, а Понтони сделал в том матче «дубль». В том же году Понтони с национальной командой победил в Кубке Липтона, а позже, в 1945 году, повторил это достижение.

В 1945 году Понтони перешёл в клуб «Сан-Лоренсо», дебютировав в главной команде 22 апреля в игре с «Химнасией и Эсгримой» из Хухуя, Понтони в дебютной для себя игре игре забил 3 мяча. В «Сан-Лоренсо» Понтони выступал до 1948 года, выиграв в 1946 году чемпионат Аргентины. Карьера в Аргентине прервалась тяжелой травмой, которую нанес Родолфо Де Сорси, защитник «Боки Хуниорс», сломав Понтони кости и порвав связки на правом колене. Когда Понтони восстановился, он решил переехать за границу, где играл в Колумбии и Бразилии. Завершилась карьера Понтони на Родине, в «Сан-Лоренсо», где он провёл 4 матча.

После окончания футбольной карьеры, Понтони работал техническим директором в клубах «Сан-Лоренсо», «Ньюэллс Олд Бойз», «Чакарита Хуниорс», «Эль Порвенир», «Платенсе», «Тигре» и «Стронгерсе».

Рене Понтони умер 14 мая 1983 года, за 4 дня до своего 63-х летия.

Награды

Напишите отзыв о статье "Понтони, Рене"

Ссылки

  • [www.ellitoral.com/index.php/diarios/2008/06/07/deportes/DEPO-08.html Статья на ellitoral.com]


</div> </div> </div>

Отрывок, характеризующий Понтони, Рене

По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.