Попечитель учебного округа

Попечи́тель уче́бного о́круга — должностное лицо, возглавлявшее в Российской империи учебный округ — территориальную единицу управления учебными заведениями, подведомственными Министерству народного просвещения, в 1803—1917 годах.

Территория учебного округа, возглавляемого попечителем, охватывала несколько губерний. Попечитель управлял только заведениями ведомства Министерства народного просвещения, учебные заведения, находившиеся в ведении других министерств и ведомств, попечителю учебного округа не подчинялись.

При образовании первых шести учебных округов в 1803 году было определено, что попечители каждого университета (первоначально во главе округа стояли университеты) назначались из числа членов Главного правления училищ, выполнявшего функции совета Министерства народного просвещения. В первоначальный состав попечителей входили влиятельные сановники М. Н. Муравьев (товарищ министра народного просвещения и попечитель Московского университета), Н. Н. Новосильцов (попечитель Санкт-Петербургского учебного округа и президент Академии наук, князь А. А. Чарторыйский (попечитель Виленского университета и товарищ министра иностранных дел), а также граф С. О. Потоцкий (попечитель Харьковского университета), Ф. И. Клингер (попечитель Дерптского университета) и С. Я. Румовский (попечитель Казанского университета).

Попечитель учебного округа был чиновником Министерства народного просвещения, состоявшем в чине III—IV классов по Табели о рангах (тайный советник или действительный статский советник).

Назначение попечителей из числа университетских профессоров не всегда было правилом. На начальном этапе существования учебных округов их попечителями часто назначались выдающиеся личности, которые выступали не столько как индивидуальные учёные-исследователи, сколько как организаторы системы образования, руководители университетов. После разделения в 1835 году управления высшим образованием и образованием низших ступеней (народным образованием) ректоров университетов, попечительствующих над учебными округами по совместительству, постепенно вытесняют администраторы губернского уровня, а к 1850-м годам, в последнее десятилетие так называемой «николаевской России» — генералы, не всегда отличавшиеся высоким уровнем интеллекта, и строившие взаимоотношения с преподавателями и учащимися по образцам, принятым в русской армии того времени.

Примером в известном смысле легендарного попечителя николаевской эпохи был генерал-адъютант В. И. Назимов, принявший попечительство над Московским учебным округом в 1849 году. П. Д. Шестаков, назначенный инспектором Московского университета уже после перевода Назимова губернатором в Вильно (а с 1865 по 1883 год — сам попечитель одного из важнейших учебных округов, Казанского), оставил в своих мемуарах следующие воспоминания о Назимове:

При первом посещении Московского университета, «найдя в актовой зале девять ниш, занятых статуями муз, и видя, что десятая ниша пустая, Назимов приказал в пустой поставить десятую музу»

Присутствуя на экзамене из естественной истории, он, услышав ответ студента, что слон съедает в день сто пудов сена, заметил: «ну, это слишком уж много», а когда профессор сказал: это гипербола, ваше превосходительство, то попечитель обратился к студенту с укором: «видите, это гипербола съедает сто пудов сена, а вы сказали — слон».

— Шестаков П. Д. — Воспоминания о В. И. Назимове

Отрывок, характеризующий Попечитель учебного округа

– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.