Попов, Дмитрий Прокофьевич

Димитрий Прокофьевич Попов
Род деятельности:	Преподаватель, переводчик
Дата рождения:	1790(1790)
Место рождения:	Тверь
Дата смерти:	1864(1864)
Место смерти:	С.-Петербург

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дмитрий Прокофьевич Попов (1790, Тверь — 1864, С.-Петербург) — эллинист, адъюнкт-профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, переводчик.

Биография

Родился в семье священника Тверской губернии. Среднее образование получил в Тверской семинарии, откуда поступил в Главный педагогический институт студентом верхнего отделения и, по окончании курса, выдержал экзамен на степень магистра древней словесности и филологии.

В 1815 году определён на службу помощником библиотекаря.

В 1817 году ему было поручено преподавание греческого и латинского языков в Пансионе Главного Педагогического Института.

В 1818 году перешел в звании адъюнкт-профессора в Главный педагогический институт, а еще через год, при основании С.-Петербургского Университета, наряду с известным ученым Ф.Б. Грефе, занял кафедру греческой и римской словесности. Служба в Университете продолжалась до его преобразования в 1835 году, когда Д.П. Попов был уволен в отставку.

По выходе из Университета продолжал преподавание древних языков в 1-й С.-Петербургской Гимназии, учителем которой состоял с 1830 года, т. е. со времени преобразования её из Благородного Пансиона. Служба в Гимназии продолжалась до 1849 года.

По выходе из Гимназии до 1859 года преподавал древние языки в Римско-Католической Духовной Академии, куда был назначен в 1843 году.

Продолжил службу в Публичной библиотеке, где в чине старшего библиотекаря отделения языкознания и классической филологии оставался до самой смерти, последовавшей в апреле 1864 года.

Карьера

За время служения в С.Петербургском Университете получил звание экстраординарного профессора (1822 год), исполнял некоторое время должность библиотекаря и секретаря Историко-Филологического факультета и, наконец, был произведен в статские советники (1834 год).

Научные труды

За период до 1835 года издал только один труд «История Льва, Дьякона Калойского и другие сочинения византийских писателей...». Успешно занимался переводом с латинского и греческого языков многих статей и трактатов по древней и новейшей истории.

Разработал некоторые учебные руководства, которые довольно долго применялись в средних школах, а именно:

• «Греческая грамматика по Бутману» (СПб., 1836);
• «Греческая хрестоматия по Якобсу» (СПб., 1838);
• «Греческая хрестоматия Якобса со ссылками на греческую грамматику Бутмана» (СПб. 1838);
• «Латинская грамматика, составленная по Цумпту» (СПб., 1838);

В последние 20 лет жизни работал над составлением русско-греческого словаря, рукопись которого после смерти была передана в Академию Наук для соискания Демидовской премии.

По предложению директора Публичной библиотеки А.П. Оленина исполнил перевод на русский язык поэм «Илиада» и «Одиссея» (перевод так и остался в рукописи).

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• «Отчет Имп. публичной библиотеки» за 1864 г.
• В. Григорьев, «Имп. СПб. университет» (СПб., 1870).
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/103011/%D0%9F%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%B2 Попов, Димитрий Прокофьевич. «Большая биографическая энциклопедия»]

Отрывок, характеризующий Попов, Дмитрий Прокофьевич

– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.