Попов, Иван Васильевич (богослов)

Иван Васильевич Попов (17 января 1867, Вязьма — 8 февраля 1938, Енисейск) — русский православный богослов, церковный историк, патролог, профессор Московской духовной академии.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2003 году. Память 26 января (8 февраля) и в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Семья

Родился в семье священника Воскресенской церкви города Вязьмы Василия Михайловича Попова и его супруги Веры Ивановны. Не был женат, вёл в миру, по сути, монашескую жизнь.

Образование

В 1882 году окончил Вяземское духовное училище, в 1888 году — Смоленскую духовную семинарию, Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1892 год; тема кандидатской работы: «О совести и её происхождении»).

В 1892—1893 годах — профессорский стипендиат. Магистр богословия (1897 год; тема диссертации: «Естественный нравственный закон»). Доктор церковной истории (1917; тема диссертации: «Личность и учение блаженного Августина». Т. 1, Ч. 1 «Личность блаженного Августина», Ч. 2 «Гносеология и онтология блаженного Августина»).

Преподавательская деятельность

С 1893 года — и.д. доцента Московской духовной академии (МДА) по кафедре патристики.

С 1897 года — доцент МДА.

С 1898 года — экстраординарный профессор МДА.

С 1917 года — ординарный профессор МДА.

После прекращения деятельности МДА в Сергиевом Посаде в 1919 году читал лекции на неофициальных богословских академических курсах в Москве.

В 1901—1902 годах находился в научной командировке в Германии, стажировался в Берлинском и Мюнхенском университетах. Был известен своими либеральными взглядами. В 1903—1906 годах редактировал журнал МДА «Богословский вестник» — при нём это издание приобрело значительную популярность, но редактор подвергся критике со стороны консервативно настроенных православных деятелей.

Член Поместного собора 1917—1918 годов от МДА. В 1917 году был профессором Высших женских богословско-педагогических курсов.

Одновременно с педагогической деятельностью в МДА преподавал в Московском университете: с 1907 года был приват-доцентом университета, где первоначально читал факультативный курс «Происхождение современного церковного сознания», а в 1909—1915 годах — курс «Философия средних веков». С 1897 года был действительным членом Московского психологического общества при университете. В 1918—1923 годах продолжал читать лекции в Московском университете на кафедре философии (средних веков), преобразованной вскоре в Философский исследовательский институт.

Научная деятельность

Был высокообразованным учёным, выдающимся специалистом в области патрологии, много использовал в своей работе как источники, так и иностранную церковно-историческую литературу. Архиепископ Иларион (Троицкий), уже находясь в Соловецком лагере, в присутствии других заключённых — архиереев и клириков — говорил о нём так: «Если бы, отцы и братия, все наши с вами знания сложить вместе, то это будет ничто пред знаниями Ивана Васильевича».

Его труд о блаженном Августине был удостоен Макарьевской премии, при этом профессор А. П. Орлов заявил, что эта работа

далеко превышает по обстоятельности все имеющиеся в нашей, как переводной, так и оригинальной литературе, опыты выяснения духовной личности Августина в этот интереснейший период его религиозно-философских исканий, … поскольку вскрывает те историко-философские факторы, которые имели в особенности определяющее влияние на характер гносеологических и онтологических воззрений Иппонского мыслителя.

По данным протопресвитера Михаила Польского, после прихода к власти большевиков И. В. Попов написал второй том своего труда о блаженном Августине, оставшийся в рукописи.

Аресты, лагерь, ссылки

В 1919 году обратился в Совнарком с протестом против планов властей изъять мощи преподобного Сергия Радонежского из Троице-Сергиевой лавры. В 1924 году по поручению патриарха Тихона составил ответ Константинопольскому патриарху Григорию VII, признавшему обновленцев и предложившему патриарху Тихону удалиться от дел управления церковью. В декабре 1924 года был арестован и приговорён к трём годам лишения свободы. В 1925—1927 годах находился в заключении в Соловецком лагере особого назначения, где работал учителем в школе грамотности для заключённых-уголовников. Был одним из авторов «Соловецкого послания», находившихся в лагере православных деятелей (1926 год), в котором предлагался компромисс государства и церкви на основе лояльности церкви по отношению к государству и невмешательства государственной власти в церковные дела.

С 1928 года жил в ссылке в деревне Ситомино Сургутского района на реке Обь, где работал над исследованием о Григории Нисском. Через него из центра России посылались деньги и продукты Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Петру (Полянскому), находившемуся в ссылке на Севере.

В 1931 году был арестован в Сургуте, осенью того же года приговорён к ссылке ещё на три года в село Самарово (ныне вошло в состав города Ханты-Мансийска). В 1932 году ему было разрешено вернуться в Центральную Россию — видимо, в связи с болезнью (сердечной слабостью, опухолью ног) и преклонным возрастом.

Жил в Подмосковье, 21 февраля 1935 года вновь был арестован по обвинению в установлении контакта с представителями Римско-Католической церкви в контрреволюционных целях. В действительности речь шла о получении им посылок от Международного Красного креста и, возможно, о передаче на Запад данных о гонениях на церковь в СССР. Виновным себя не признал, был приговорён к пяти годам ссылки. Выслан в село Игнатово Пировского района Красноярского края.

Последний арест и мученическая кончина

9 октября 1937 года был арестован в ссылке, обвинён в контрреволюционной деятельности и расстрелян по решению Тройки УНКВД Красноярского края от 5 февраля 1938 года.

Причислен к лику святых Определением Священного Синода Русской православной церкви от 30 июля 2003 года как новомученик. Вместе с ним был канонизирован его ученик иеромонах Серафим (Тьевар), умерший в лагере в 1931 году.

Труды

• Естественный нравственный закон. Психологические основы нравственности. Сергиев Посад, 1897.
• Иоанн Златоустый и его враги. Сергиев Посад, 1908.
• Идея обожения в древневосточной церкви. М., 1909.
• Элементы греко-римской культуры в истории древнего христианства. М., 1909.
• Патрология. Краткий курс. М., 2003.
• Труды по патрологии. Т. 1. Святые отцы II—IV вв. Сергиев Посад, 2004.
• Труды по патрологии. Т. 2. Личность и учение блаженного Августина. Сергиев Посад, 2005.

Библиография

• Голубцов С. А. Стратилаты академические. М., 1999. С. 171—217.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?5_9583 Биография]

Отрывок, характеризующий Попов, Иван Васильевич (богослов)

– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.