Пополяры за Италию

Пополяры за Италию
итал. Popolari per l’Italia
Лидер:	Марио Мауро
Дата основания:	23 ноября 2013
Идеология:	Христианская демократия Популяризм
Союзники и блоки:	«Союз Центра» Новый правый центр
Мест в Палате депутатов:	13 / 630
Мест в Сенате:	9 / 315
Мест в Европарламенте:	1 / 73
Сайт:	[www.popolariperlitalia.org/ olariperlitalia.org]

К:Политические партии, основанные в 2013 году

Пополяры за Италию (итал. Popolari per l’Italia) — итальянская партия христианско-демократического и популяристского направления, основанная 23 ноября 2013 года.

История создания

Создание партии провозглашено 23 ноября 2013 года на съезде в римском театре Квирино с участием партии «Союз Центра» Пьера Фердинандо Казини, Лоренцо Чеза и министра государственного управления в правительстве Энрико Летта Джанпьеро Д’Алия, а также парламентариев, разорвавших политические связи с партией «Гражданский выбор», которых возглавил сенатор и действующий министр обороны Марио Мауро. 28 января 2014 года на пресс-конференции в Риме Марио Мауро со своими единомышленниками подтвердили планы создания новой партии, назвав главным потенциальным союзником «Новый правый центр» Анджелино Альфано и призвав к сотрудничеству Союз Центра. Избранный председателем партии Мауро также заявил о необходимости объединения сил, готовых противостоять проведению через парламент проекта новой редакции закона о выборах, согласованного на переговорах председателя Демократической партии Маттео Ренци и лидера партии «Вперёд, Италия» Берлускони. 8 февраля 2014 года в «храме Адриана» (то есть, в здании торгово-промышленной палаты, построенном над его руинами) на новом собрании организаторы объявили об официальном рождении новой партии, а также состоялась презентация её символики, в ходе которой Мауро объявил о наличии пополяров в местных органах власти и планах участия партии отдельным списком в европейских выборах 2014 года.

Представительство в парламенте XVII-го созыва

Новая партия, не успев принять участия в парламентских выборах 24-25 февраля 2013 года, 10 декабря 2013 года получила фракции в обеих палатах парламента, образованные депутатами Союза Центра и другими, прежде входившими в единые фракции с партией «Гражданский выбор».

Фракция в Сенате Италии, созданная 19 марта 2013 года как единая фракция партии «Гражданский выбор» и её союзников под названием «Гражданский выбор для Италии» и носящая с 27 ноября 2013 года наименование «За Италию», утратила связь с «Гражданским выбором» после ухода из неё 9 декабря 2013 года Марио Монти и семи его сторонников. Численность фракции по состоянию на 10 декабря 2013 года составила 12 человек.

Единая фракция в Палате депутатов под названием «За Италию» образована 10 декабря 2013 года в результате перехода в неё 20 депутатов из фракции «Гражданский выбор за Италию» (4 декабря 2014 года фракция приняла наименование «За Италию — Демократический центр»).

Участие в правительстве Летта

Отделившись от «Гражданского выбора», пополяры сохранили за собой часть мест этой партии в правительстве Летта. Помимо Марио Мауро, их представителем в этом правительстве стал младший статс-секретарь (Sottosegretario di Stato) Министерства иностранных дел Марио Джиро.

Ведомство	Должность	Имя	Примечания
Министерство обороны	Министр	Марио Мауро
Министерство иностранных дел	Младший статс-секретарь	Марио Джиро

Участие в правительстве Ренци

22 февраля 2014 года принесло присягу правительство под председательством Маттео Ренци, в котором «пополяры» не получили ни одного министерского кресла. 28 февраля 2014 года в министерства были назначены младшие статс-секретари (Sottosegretario di Stato) и заместители министров (Viceministro), некоторые из этих должностей достались «пополярам».

4 июля 2014 года группа представителей пополяров, в том числе заместитель министра сельского хозяйства Андреа Оливеро и младший статс-секретарь Министерства иностранных дел Марио Джиро, вышли из партии и основали движение Democrazia Solidale.

3 июня 2015 года лидер пополяров Марио Мауро объявил о прекращении сотрудничества с правительственным большинством в парламенте по решению национального правления партии, вследствие чего младший статс-секретарь Министерства образования Анджела Д'Онгия и младший статс-секретарь Министерства обороны Доменико Росси объявили о прекращении своего членства в партии.

Ведомство	Должность	Имя	Примечания
Министерство сельскохозяйственной, продовольственной и лесной политики	Заместитель министра	Андреа Оливеро	До 4 июля 2014 года.
Министерство иностранных дел	Младший статс-секретарь	Марио Джиро	До 4 июля 2014 года.
Министерство обороны	Младший статс-секретарь	Доменико Росси	До 3 июня 2015 года.
Министерство образования, университетов и научных исследований	Младший статс-секретарь	Анджела Д'Онгия	До 3 июня 2015 года.

Европейские выборы 2014 года

«Пополяры за Италию» не смогли договориться об участии в едином списке Нового правого центра и Союза центра и не участвовали в выборах 25 мая 2014 года в качестве партии, однако их представители вошли в упомянутый список в личном качестве.

Ссылки

• [www.facebook.com/assembleaperlitalia Assemblea Popolare per l'Italia] (итал.). Facebook.com. Проверено 8 января 2014.

Отрывок, характеризующий Пополяры за Италию

В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.