Поптомов, Владимир
| Владимир Томов Поптомов болг. Владимир Томов Поптомов | ||
| ||
|---|---|---|
| 6 августа 1949 — 27 мая 1950 | ||
| Предшественник: | Васил Коларов | |
| Преемник: | Минчо Нейчев | |
| Рождение: | 8 февраля 1890 Белица (Османская империя) | |
| Смерть: | 1 мая 1952 (62 года) София (Болгария) | |
| Партия: | БКП | |
Владимир Томов Поптомов (8 февраля 1890, Белица, Османская империя — 1 мая 1952, София, Болгария) — болгарский дипломат и политик, член Болгарской коммунистической партии (БКП), министр иностранных дел Болгарии с 6 августа 1949 года по 27 мая 1950 года, заместитель председателя Совета министров.
Биография
Владимир Поптомов родился 27 января (8 февраля) 1890 года в городе Белица, который в то время принадлежал Османской империи. В 1911 году Окончил педагогическое училище в городе Серре, после чего работал учителем в Банско. В 1912 году вступил в Болгарскую рабочую социал-демократическую партию, позже переименованную в БКП. В 1914 году окончил Школу офицеров запаса в Софии и во время Первой мировой войны служил младшим лейтенантом в Болгарской армии[1].
После войны Поптомов участвовал в руководстве БКП в Петриче и Горна Джумае, в 1920 году он был избран депутатом. Во время Сентябрьского восстания 1923 года руководил действиями восставших в Разлоге и после подавления восстания эмигрировал в Югославию; в 1924 году был заочно приговорён к смертной казни. В 1925 году Поптомов стал одним из основателей Международной македонской революционной организации (ММРО) и стал её политическим секретарём, а до 1933 года был главным редактором издававшейся от её имени газеты «Македонское дело»[1].
В 1934 году Владимир Поптомов отправился в Москву, где вступил в ВКП(б) и работал в Коминтерне. В 1936 году болгарским судом заочно приговорён к 12 годам и 6 месяцам по процессу о ММРО[2]. После переворота 9 сентября 1944 года Поптомов вернулся в Болгарию и стал членом Политбюро Центрального комитета БКП. С 1945 по 1949 год он был главным редактором газеты «Работническо дело» («Рабочее дело», официального органа БКП, а в 1948 году стал профессором. В 1948-1949 годах работал главным секретарём в Национальном совете Отечественного фронта. С августа 1949 по май 1950 года Владимир Поптомов работал министром иностранных дел Болгарии, а с января 1950 года до своей смерти в 1952 году был заместителем председателя Совета министров[1].
Владимир Поптомов умер 1 мая 1952 года в Софии.
Напишите отзыв о статье "Поптомов, Владимир"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Ташев, Ташо. Министрите на България 1879—1999. — София: АИ «Проф. Марин Дринов» / Изд. МО, 1999. — ISBN 978-954-430-603-8 / 978-954-509-191-9.
- ↑ Добринов, Дечо. ВМРО (обединена), Университетско издателство «Св. Климент Охридски», София, 1993, стр. 236
Литература
- Ташев, Ташо. Министрите на България 1879—1999. — София: АИ «Проф. Марин Дринов» / Изд. МО, 1999. — ISBN 978-954-430-603-8 / 978-954-509-191-9.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Поптомов, Владимир
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
