Порнократия

Порнократия (правление блудниц, эпоха блудниц, правление шлюх); итал. pornocrazia romana, governo delle prostitute; лат. saeculum obscurum — скрытый, тёмный век) — период в истории папства (первая половина X века), который начался с правления папы Сергия III, интронизированного в 904 году, и длился 60 лет, до смерти Иоанна XII в 963 году (по другим данным — в течение 30 лет, до смерти Иоанна XI).

В течение этого времени римские понтифики находились под сильным влиянием могущественной аристократической семьи Теофилактов — римского консула и комита Тускулума Теофилакта, его жены Феодоры и их дочери Марозии, заслуживших репутацию блудниц, а затем — сына Марозии Альбериха, герцога Сполетского. Как пишет историк, «эти богатые и влиятельные жаждущие власти женщины сажали на папский престол своих друзей, любовников, родственников. Не понравившихся им пап они без всяких проволочек свергали, убирали с дороги».

Большинство средневековых свидетельств об этом периоде достаточно пристрастны, так как созданы политическими противниками папства. Тем не менее, даже официальная история Римско-католической церкви признаёт, что за несколько десятков лет сменилось большое количество пап, отличавшихся распущенным образом жизни, и что они назначались и контролировались кланом Теофилактов.

Характеристика

В первой половине X века реальная власть в Риме принадлежала представителям семьи Теофилакта. Папская область стала управляться Теофилактом, римским сенатором, который был объявлен консулом, дуксом, главнокомандующим (magister militum) и папским казначеем при папе Бенедикте IV (900—903). Вскоре, пользуясь поддержкой семейства, папой стал Сергий III.

Сергий III, который «наполнил папский хор любовницами и незаконнорожденными детьми, и превратил папский дворец в воровской притон», отдал в руки Теофилакта (согласно мнению одного из источников — своему кузену) все светские полномочия. Феодора и Марозия, жена и дочь Теофилакта, сосредоточили в течение этих лет в своих руках необыкновенную власть (при этом, как утверждают, 15-летняя Марозия стала любовницей папы). Как политические владыки Рима, они осуществляли полный контроль над выборами нового понтифика.

Влияние этих двух шлюх, Марозии и Теодоры, было основано на их красоте и богатстве, а также было результатом их политических и любовных интриг. Своих самых упорных любовников они награждали папскими тиарами. Эпоха их правления, возможно, и является основанием для легенды о женщине-папе. Святой престол занимали незаконнорожденный сын, внук и правнук Марозии. Редкая генеалогия для наместников святого Петра на Земле. Эдуард Гиббон

Городом Римом тогда управляла как мужчина, — стыдно и сказать, — бесстыдная блудница Теодора, бабка того Альберика, что недавно умер. Она имела 2-х дочерей – Мароцию и Теодору, не только подобных ей во всём, но и ещё более склонных к разврату. Из них Мароция родила преступным образом от папы Сергия, о котором мы упоминали выше, Иоанна. Лиутпранд Кремонский. «Книга Воздаяния (Антаподосис)», кн.II, XLVIII.

Имя Теофилакта перестает фигурировать в рассказах достаточно рано (ум.924), чуть позже сходит со сцены его жена Феодора (ум. 928), уступая всю власть целиком своей дочери Марозии.

Вероятней всего, Марозия была любовницей папы Сергия III и точно — матерью Иоанна ХI и бабкой Иоанна XII. Кроме того, её подозревают в убийстве свергнутого ею папы Иоанна Х (получившего тиару благодаря покровительству Феодоры), которое Марозия осуществила, чтобы доставить понтификат своему тогдашнему фавориту, будущему Льву VI.

Понтификам, которые назначались стараниями Феодоры и Марозии, недоброжелатели приписывают любовные отношения с этими женщинами:

Теодора, бесстыднейшая, как я говорил, блудница, пылая любовной страстью, прельстилась красотой его лица и не просто желала вступить с ним в связь, а и принудила его позже к этому. Пока совершались эти бесстыдства, умер епископ Болонской церкви, и Иоанн был избран на его место. (...) Тогда-то извращённый ум Теодоры, подобный уму Глицерии, не имея сил терпеть, что её любовник из-за расстояния в 200 миль, отделяющего Равенну от Рима, очень редко теперь владеет ею, заставил (Иоанна) оставить архиепископство в Равенне и – о ужас! – овладеть верховным понтификатом в Риме Лиутпранд Кремонский. Об избрании Иоанна Х. «Книга Воздаяния (Антаподосис)», кн.II

Большинство пап этого периода после ареста и смерти Иоанна Х избирались по фактическому приказу Марозии, которая приняла римский титул патриция, сенатора (сенатриссы, Domna Senatrix), и сосредоточила всю полноту власти в городе в своих руках. Правили понтифики всего по несколько лет. Никаких судьбоносных для Римской Церкви решений в это время принято не было.

К тому времени, как Марозия вышла замуж в третий раз — за итальянского короля Гуго, брата её второго мужа Гвидо (что расценивалось как инцест, вдобавок, Гуго ради этой женитьбы расторг брак со своей первой супругой), вырос её сын от первого брака, Альберих II Сполетский. Как пишет Лиутпранд: «когда, следуя убеждению матери, Альберих лил воду мывшему руки королю Гуго, то есть своему отчиму, тот ударил его по лицу в наказание за то, что он лил воду неумеренно и без [должной] скромности. Желая отомстить за нанесённое ему оскорбление, [Альберик] собрал римлян и обратился к ним с такой речью: „Достоинство города Рима настолько уже оскудело, что повинуется даже распоряжениям блудниц. Что может быть более гнусным и отвратительным, чем допустить гибель города Рима из-за нечестивого брака одной женщины?“».

Подняв восстание (по одной из версий, прямо в ночь свадьбы), Альберих изгнал и заточил в тюрьму свою мать, отчима, а также единоутробного брата — папу Римского, а сам захватил власть в Риме. На протяжении следующих двадцати лет назначаемые им папы не могли ни в политическом, ни в общественном аспекте проявить свою волю. Но он не ограничивал их церковно-административную власть.

Концом данного периода считается либо низвержение германским императором Оттоном папы Иоанна XII — сына Альбериха, избранного понтификом по его завещанию, — либо (такой вариант встречается реже) на 30 лет раньше, с низвержением Альберихом своего брата — папы Иоанна XI. Сын Феодоры Младшей, второй дочери Феодоры, через некоторое время станет папой Иоанном XIII, но будет зависим уже от императора. В последующие годы род Теофилакта — графы Тускулумские, дадут Риму ещё ряд пап и антипап.

Список пап периода порнократии

1. Сергий III (904—911) — предполагаемый любовник Марозии.
2. Анастасий III (911—913) — креатура Теофилакта и его дочери Марозии. Скончался спустя 2,5 года.
3. Ландон (913—914) — возведен на престол по протекции Феодоры. Скончался после 6 месяцев понтификата.
4. Иоанн X (914—928) — предполагаемый любовник Феодоры. После её смерти в 928 г. по приказу Марозии был брошен в тюрьму, где предположительно был задушен.
5. Лев VI (928) — ставленник Марозии, законность избрания Льва подвергается сомнению, так как в это время, возможно, был ещё жив заключённый в тюрьму папа Иоанн X. Умер при неизвестных обстоятельствах после 7 месяцев понтификата, предположительно отравлен.
6. Стефан VII (928—931) — законность избрания Стефана подвергается сомнению, так как в это время, возможно, был ещё жив заключённый в тюрьму папа Иоанн X. Умер при неизвестных обстоятельствах, предположительно убит.
7. Иоанн XI (931—935) — сын Марозии, предположительно от папы Сергия III. Стал папой в 18 лет (или в 21 год) (разночтения в датах: не мог стать папой в 18 лет хотя бы потому, что, по официальным датировкам, Сергий III умер за 20 лет до его избрания). Посажен в тюрьму вместе с Марозией своим единоутробным братом, сыном Марозии от законного мужа — герцогом Альберихом.
8. Лев VII (936—939) — посажен на престол Альберихом. Скончался через три года.
9. Стефан VIII (939—942) — аналогично
10. Марин II (942—946)
11. Агапит II (946—955)
12. Иоанн XII (955—963) — внук Марозии от её второго сына, Альбериха II Сполетского, выбран в возрасте 18 лет. Отличался, по сообщениям современников, чрезвычайно развратным поведением, вызвавшем недовольство римлян. Низложен императором Оттоном I, затем скончался.

Исторические последствия

Порнократия вызывала недовольство итальянцев, тем самым в какой-то мере подготовив условия для создания Оттоном I Священной Римской империи. Последний папа этого периода, Иоанн XII, был свергнут и заменен ставленником императора, начавшим процесс восстановления авторитета папской власти. Новый папа, Лев VIII, заслужил добрую репутацию своим аскетизмом, подзабытым за полвека разврата.

Так как престол оказался под полным контролем немецких императоров, проводивших антивизантийскую политику, углубился раскол между Восточной и Западной церквями.

Ситуация со свободным назначением пап периода порнократии дала толчок к тому, что в 1059, примерно сто лет спустя, указом папы Николая II был создан конклав — институт выборщиков пап, функционирующий до сегодняшнего дня.

Мнение католиков

Некоторые католические теологи используют эру порнократии в Риме для доказательства богоизбранности Римских Пап. Если церковь смогла пережить подобное унижение и период такого греховного упадка, как эра блудниц, то её точно защищает Бог, поэтому никто не сможет её разрушить.

Источники и негативизация образа

Все ли приписываемые этим женщинам обвинения являются справедливыми — спорный вопрос, поскольку основным источником о периоде порнократии является «Возмездие», сочинение Лиутпранда, епископа Кремоны, который принимал участие в тайном собрании епископов, приведшем к низложению Иоанна XII, и был политическим врагом Рима. Некоторые из современных историков предлагают расценивать его сведения скорее как слухи, чем истину.

Но о сожительстве Сергия с Марозией говорит не только летописец Лиутпранд, но и официальное жизнеописание пап «Liber Pontificalis». С тем, что отцом Иоанна XI, вероятнее всего, был Сергий III, соглашаются и католические энциклопедии.

Главный источник, сочинения Лиутпранда, в некоторых случаях подкрепляются сообщениями официального папского календаря и двумя монастырскими хрониками.

Употребляемые Лиутпрандом слова «блудница» и «куртизанка» являются, по большей части, просто негативными эпитетами, характеризующими его отношение к данным женщинами. Они происходили из благородного сословия и наверняка не зарабатывали проституцией. Но при этом его сообщения о их власти над Римом и «назначениях» понтификов скорее всего соответствуют действительности, хотя нельзя достоверно установить, правдивы ли его рассказы об их распущенной жизни и многочисленных любовниках. Данный период в истории папства даёт большие возможности антиклерикалам и противникам католицизма для очернения папского престола.

В популярной литературе можно встретить описания этих женщин, явно основанные на отзыве Лиутпранда: например, «бесстыдная Марозия, куртизанка высокого ранга» — что является в корне неверным, так как «куртизанка» — это проститутка, работающая в высших социальных слоях (за деньги); или же «гетера Марозия», что также предполагает оплату. Марозия была дочерью консула, сама по себе являлась знатной дамой, и своим телом не торговала. Существует некоторая вероятность, что подобный эпитет, возможно, заслужила Феодора, так как сведений о её происхождении не сохранилось. Тем не менее, эта вероятность очень мала и, скорее всего, Феодора до и после брака с консулом Теофилактом также не могла быть куртизанкой. Но такая аккуратность в терминах всё же не исключает промискуитет обеих женщин.

Ошибки отождествления

У поздних антиклерикальных учёных встречается усугубление преступления Марозии обвинением в кровосмешении, вызванное очевидной путаницей между её двумя сыновьями — Иоанном XI и Альбериком, отцом Иоанна XII: «Со своим сыном папой Иоанном XI Мароция имела кровосмесительную связь от которого имела сына, которого также возвела на папский трон под именем Иоанна XII». Приписывают ей и обвинения в совращении родившегося таким образом сына-внука: «Иоанн XII, сын своего брата по матери, был изнасилован этой гнусной женщиной ещё задолго до того, как он достиг половой зрелости. Он втянулся в разврат, и Мароция вскоре обрела пылкого любовника».

Кроме того, встречается путаница двух Феодор — старшей и младшей, матери и дочери: можно встретить упоминание, что Иоанн Х был избран папой «под влиянием Феодоры, сестры и соперницы Марозии», и был именно её любовником, хотя на самом деле он был креатурой её матери. Сведения о младшей из этих двух обладательниц имени крайне скудны и, в отличие от матери и сестры, видимо, особенным влиянием она не пользовалась. Кроме того, судя по всему, существовала третья Феодора, дочь и внучка предыдущих. Иногда Феодору Младшую, мать (или бабушку — через Феодору III) папы римского Иоанна XIII путают с сестрой Марозией, матерью Иоанна XI и Альберика: «другая дочь, Феодора, жена маркиза тосканского Адальберта, имела сына Альберика, который впоследствии обладал Римом». В таком случае Альберик «становится» не сыном Марозии, а племянником.

Встречаются и совсем грубые ошибки: «Этот человек [Сергий III] жил в преступной связи со знаменитой гетерой Феодорой, которая вместе со своими дочерьми Марозией и Феодорой имела необычайное влияние на слуг Церкви»: в данном случае на сочинителя, скорее всего, повлияла биография гетеры Феодоры, ставшей в VI веке прославленной византийской императрицей. Также упоминается, что Сергий был одновременно любовником обеих — и матери Феодоры, и дочери Марозии. Это не подкрепляется источниками, сообщающими лишь о его связи с одной только Марозией.

См. также

• Графы Тускулумские
• Папесса Иоанна — исследователи полагают, что именно этот исторический период повлиял на возникновение легенды.
• Непотизм

Отрывок, характеризующий Порнократия

В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.