Порок на экспорт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Порок на экспорт
Eastern Promises
Жанр

триллер
драма

Режиссёр

Дэвид Кроненберг

Продюсер

Стивен Гаррет,
Роберт Лантос

Автор
сценария

Стивен Найт

В главных
ролях

Наоми Уоттс,
Вигго Мортенсен,
Венсан Кассель

Оператор

Питер Сушицки

Композитор

Говард Шор

Кинокомпания

Focus Features

Длительность

100 мин.

Бюджет

25 млн. £

Сборы

56 106 607 $

Страна

Великобритания Великобритания
Канада Канада

Год

2007

IMDb

ID 0765443

К:Фильмы 2007 года

«Порок на экспорт» (англ. Eastern Promises, букв. «Восточные обещания») — остросюжетный фильм канадского режиссёра Дэвида Кроненберга, посвящённый жизни российских воров в законе в Лондоне. В главных ролях — Вигго Мортенсен, номинированный за неё на премии «Оскар» и «Золотой глобус», Наоми Уоттс и Венсан Кассель.





Сюжет

В лондонской больнице при родах умирает 14-летняя русская девочка-подросток. Акушерка Анна, дочь русских эмигрантов, находит её дневник и карточку с названием ресторана Trans-Siberian. Практически не зная русского языка, Анна, в надежде узнать что-нибудь о близких девочки, направляется в ресторан, где встречается с его владельцем Семёном — пожилым респектабельным человеком. Семён обещает помочь в расшифровке дневника. На выходе она сталкивается с сыном Семёна — Кириллом и его шофёром Николаем.

Вернувшись домой, Анна узнаёт, что её мать и дядя Степан, имеющий российское происхождение, уже расшифровали записи. Из дневника становится ясно, что девочка была обманом вывезена из России в Лондон, где её избивали, вводили героин и принудили к занятию проституцией. В частности, её изнасиловал Семён, который является отцом родившегося ребёнка.

За Кириллом охотятся двое чеченцев, узнавших, что их брат зарезан по заказу Кирилла. Им известно, что Кирилл является вором в законе, но они не знают, как он выглядит. Семён инициирует процедуру посвящения Николая в «воры» с татуированием, чтобы подставить Николая, выдав за своего сына. План удаётся: чеченцы нападают на Николая с ножами в бане. В ожесточённом поединке тому удаётся убить их обоих.

В больнице Николая посещает его куратор из Скотланд-Ярда. Из их диалога становится ясно, что Николай завербован российскими спецслужбами. Николай сообщает, что он теперь «коронован» и, в случае ареста Семёна, смог бы возглавить русскую мафию в Лондоне. Николай предлагает устранить Семёна, установив по анализу крови, что именно Семён является отцом младенца, рождённого от 14-летней девочки (по британским законам это будет считаться изнасилованием).

После сдачи крови на анализ Семён организовывает похищение младенца из госпиталя. Николай и Анна находят Кирилла на берегу Темзы, где он в нерешительности собирается утопить похищенную девочку. Николай уговаривает Кирилла отдать ребёнка Анне. Николай и Анна целуются. Николай становится главой мафии, а Анна усыновляет спасённого ребёнка.

Съёмки

Задолго до начала съёмок, ещё в США, Вигго Мортенсен общался с одним из бывших российских заключённых, познакомился с блатным сленгом и разучивал русские фрагменты сценария, занимаясь с преподавателем Принстонского университета Станиславом Швабриным.

Фильм американского кинодокументалиста Аликс Ламберт «Печать Каина», а также «Энциклопедия русских криминальных татуировок» Д. С. Балдаева использовались Мортенсеном для создания образа Николая Лужина. Ближе к съёмкам Мортенсен несколько дней провёл в Санкт-Петербурге, Москве и Екатеринбурге, чтоб увидеть родину его экранного персонажа. Во время съёмок в Лондоне наставником Вигго по русскому произношению и экранному поведению был актёр Олег Фёдоров, исполнитель эпизодической роли татуировщика. В свою очередь гримёр фильма Стефан Дюпуа в начале почти каждого съёмочного дня в течение двух часов покрывал Мортенсена накладными воровскими татуировками[1].

В ролях

Актёр Роль
Наоми Уоттс Анна Анна
Вигго Мортенсен Николай Лужин Николай Лужин
Венсан Кассель Кирилл Кирилл
Армин Мюллер-Шталь Семён Семён
Шинейд Кьюсак Элен Элен
Дональд Самптер Юрий Юрий
Ежи Сколимовски Степан Степан
Олег Фёдоров татуировщик
Майкл Сарн Валерий Валерий
Дэвид Папава чеченец
Юрий Климов русский мафиози
Борис Исаров русский мафиози
Тереза Србова Кириленко Кириленко
Анджей Борковсий Цыган

Сексуализация насилия

Кроненберг определил фильм как «гомоэротический триллер», намекая на то, что криминальный мир сплачивают вытесненные влечения гомосексуального свойства.[2] Он охарактеризовал Николая и Кирилла как «горячую парочку»: Николай сознательно пытается «охмурить» Кирилла, зная, что тот — латентный гей.[2] Секс между мужчиной и женщиной показан в холодных тонах, в то время как сцены насилия преподаны как страстная близость.[2] «Братки близки друг к другу до интимности», — рассуждает Кроненберг о вытесненном гомосексуальном влечении, на котором строятся закрытые мужские коллективы, от футбольных команд до военных организаций (любимая мысль Жижека).[2] "Я не намеревался снимать фильм в духе «Борна», — объясняет режиссёр причины, заставившие его подчеркнуть скрытый эротизм мужской борьбы.[2] По замечанию критика Дж. Хобермана, «гомоэротический подтекст прорывает плотину и почти запруживает экран в парно́й бане, где, наверное, не меньше недели пришлось снимать потрясающую сцену борьбы голышом».[3]

Релиз

Премьера состоялась на Торонтском фестивале 8 сентября 2007 года; фильм был удостоен приза зрительских симпатий. Картина открывала кинофестиваль в Сан-Себастьяне 2007 года и участвовала в основном конкурсе. «Порок на экспорт» номинировался на «Золотой глобус» по трём номинациям («лучший драматический фильм», «лучшая актёрская работа», «лучшая музыка»); на «Оскар» был номинирован Вигго Мортенсен как лучший актёр. В ограниченный российский кинопрокат фильм вышел 4 октября 2007 года.

Оценки критиков

Американские кинокритики [www.rottentomatoes.com/m/eastern_promises/ восторженно встретили] актёрскую работу Мортенсена, а Роджер Эберт в своей рецензии выставил ленте высший балл из возможных. Дж. Хоберман отметил, что за доступной фабулой скрывается нечто гораздо более тёмное и странное;[3] Джонатан Розенбаум уточнил, что атмосфера заряжена гомоэротикой.[4] А. О. Скотт выделил нео-нуаровую работу оператора Питера Сушицкого: «Отполированные дождём лондонские улицы сняты в мрачных тонах, превращая город в нечто животрепещущее и зловещее».[5] Помимо Хобермана, такие авторитетные кинокритики, как Манола Даргис и Питер Трэверс, включили «Порок на экспорт» в число [www.metacritic.com/film/awards/2007/toptens.shtml 3-4 лучших фильмов года]. Многие увидели тематическое сходство с предыдущей работой Кроненберга, триллером «Оправданная жестокость» (2005).

Российские зрители приняли фильм более прохладно. Например, Михаил Трофименков в своей рецензии отметил, что, в отличие от «Оправданной жесткости», с героем Мортенсена так и не происходит ожидаемой «психологической мутации»: «Фильм никуда не сворачивает, оказывается равен истории, которую рассказывает. Добро побеждает зло, ребёнок, осиротевший при рождении, обретает семью, мафия, может быть, и бессмертна, но уязвима. С точки зрения Уголовного кодекса — это победа. С точки зрения кинематографа — поражение»[6].

Напишите отзыв о статье "Порок на экспорт"

Примечания

  1. [www.imdb.com/title/tt0765443/trivia Eastern Promises] // imdb.com
  2. 1 2 3 4 5 [www.cbc.ca/arts/tiff/story/2007/09/07/cronenberg-promises-erotic.html Cronenberg describes his latest film as a homoerotic thriller about the mob], CBC News (7 сентября 2007). [archive.is/XQdMB Архивировано] из первоисточника 15 января 2013. Проверено 23 января 2010.
  3. 1 2 Hoberman, Jim. [www.villagevoice.com/2007-09-04/film/still-cronenberg/ Still Cronenberg], Village Voice (4 сентября 2007). Проверено 23 января 2010.
  4. Rosenbaum, Jonathan. [www.chicagoreader.com/chicago/eastern-promises/Film?oid=1057871 Eastern Promises], Chicago Reader (2007). Проверено 23 января 2010.
  5. Scott, A. O.. [movies.nytimes.com/2007/09/14/movies/14east.html On London’s Underside, Where Slavery Survives], The New York Times (14 сентября 2007). Проверено 23 января 2010.
  6. [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=844184 Ъ-Газета — видео за неделю]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Порок на экспорт

– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!