Порталис, Жан Этьен Мари

Жан Этьен Мари Порталис
фр. Jean-Étienne-Marie Portalis
Род деятельности:	юрист
Место рождения:	Ле-Боссе
Место смерти:	Париж
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Жан Этьен Мари Порталис (1746—1807) — известный французский государственный деятель, юрист, философ. Граф Империи. Сыграл важную роль в заключении Конкордата и разработке проекта Гражданского кодекса французов в 1804 году. Член Института Франции с 1803 года.

Биография

До революции был адвокатом в Эксе. Выступал, в частности, в качестве защитника жены Мирабо, в её процессе с мужем. К революции Порталис отнесся весьма сдержанно: в 1790 г. он отказался принять звание комиссара короля для преобразования учреждений Прованса в новом духе, ссылаясь на старые вольности этой провинции, и удалился в деревню.

Во время террора он был арестован; 9-е термидора возвратило ему свободу. Как член совета старейшин, он принадлежал к партии, враждебной директории. После переворота 18 фрюктидора он был приговорен к ссылке в Гвиану, по спасся бегством в Швейцарию и затем в Германию, где и оставался до 18 брюмера. При Наполеоне I он был комиссаром по составлению гражданского кодекса, членом государственного совета, сенатором, министром исповеданий.

Ещё будучи студентом, Порталис написал два сочинения, вызвавших оживленные толки: «Observations sur un ouvrage intitulé: Emile ou de l’Education» (Авиньон, 1763) и «Des prejugés». В 1767 г. появилось сочинение его «Sur la distinction des deux puissances», в 1770 г. — «Consultation sur la validité des mariages des protestants»; и то, и другое направлены против господства католической церкви и заслужили одобрение Вольтера.

При составлении кодекса Порталис явился выразителем консервативных тенденций и направил свои заботы на удержание связи нового права со старым историческим развитием. «Les codes se font avec le temps, mais а proprement parler, ou ne les fait pas» — такова основная точка зрения Порталиса, сближающая его с представителями немецкой исторической школы. В связи с нею стоит его энергичная защита римского права, которое «цивилизовало Европу и заслуженно названо ratio scripta», а также и положений французского обычного права, подходящих к условиям современной жизни.

Противоречия между римским и обычным правом он старался сглаживать путём «мировой сделки», как только это было возможно без вреда для смысла закона. В обосновании главных принципов гражданско-правового строя, выразителем которого явился Кодекс Наполеона, Порталис следовал, однако, «началам разума». Он проводит последовательно разделение роли государства и церкви в делах семейных и брачных, признавая организацию брака зависящей прежде всего от государства, долженствующего стоять выше религиозных сект и различий. Запрещение развода, по мнению Порталиса, есть насилие над религиозными убеждениями лиц, не принадлежащих к католической церкви.

Как министр исповеданий, Порталис способствовал заключению конкордата на началах, которые он защищал ещё в сочинении, изданном в 1767 г. и навлекшем на него тогда осуждение римского престола. Они повторены в «трактате Порталиса»: «Sur le concordat de 1801» (Париж, 1840). В истории французского адвокатского сословия Порталис является одним из первых проводников новых, более простых приемов судебного красноречия, сменивших старую напыщенную речь. Первая же речь Порталиса в парламенте вызвала порицания всего сословия: старые адвокаты требовали изменения характера его речей. Но Порталис ответил: «c’est le barreau qui a besoin de changer d’allure, et non pas moi» («это адвокатура нуждается в изменениях, а не я») — и через несколько лет его манера нашла общее признание. К концу жизни полностью ослеп. После хирургической операции умер.

В международном праве немаловажной заслугой Порталиса была защита им, вместе с Руссо, той мысли, что невооруженные граждане не могут быть признаваемы воюющей стороной и потому должны быть избавлены во время войны от всяких насилий. Его отношение к господствующим идеям времени изложено в труде: «De l’usage et de l’abus de l’esprit philosophique durant le dix-huitième siècle», изданном после его смерти (Париж, 1820). Труды Порталиса, относящиеся к Кодексу Наполеона, изданы его сыном, под заглавием «Discours, rapports et travaux inédits sur le Code civil» (1844).

Ссылки

• Порталис, Жан-Этьен-Мари // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Порталис, Жан Этьен Мари

Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]