Портилло, Майкл

Майкл Портилло англ. Michael Portillo<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр обороны
5 июля 1995 — 2 мая 1997
Глава правительства:	Джон Мейджор
Предшественник:	Малколм Рифкинд
Преемник:	Джордж Робертсон
Министр занятости
20 июля 1994 — 5 июля 1995
Глава правительства:	Джон Мейджор
Предшественник:	Дэвид Хант
Преемник:	Джилиан Шеферд (министр образования и занятости)
Главный секретарь Казначейства
11 апреля 1992 — 20 июля 1994
Глава правительства:	Джон Мейджор
Предшественник:	Дэвид Меллор
Преемник:	Джонатан Эйткен
Рождение:	26 мая 1953(1953-05-26) (70 лет) Буши, Хартфордшир, Англия
Отец:	Луис Габриэль Портильо
Мать:	Кора Уолдгрейв Блайт
Партия:	Консервативная партия
Деятельность:	политика, журналистика
Сайт:	[www.michaelportillo.co.uk/ haelportillo.co.uk]

Майкл Дензил Хавьер Портилло (англ. Michael Denzil Xavier Portillo; род. 26 мая 1953, Буши, Хартфордшир) — британский политик и журналист, член кабинета Джона Мейджора, ведущий программ BBC.

Биография

Ранние годы

Сын испанского аристократа и участника Гражданской войны в Испании Луиса Габриэля Портильо (Luis Gabriel Portillo), эмигрировавшего в Великобританию, и уроженки Шотландии Коры Уолдгрейв Блайт (Cora Waldegrave Blythe).

В 1975 году с отличием окончил колледж Питерхаус Кембриджского университета, где изучал историю, и некоторое время работал в судоходной компании.

Политическая карьера

В 1976—1979 годах работал в Исследовательском департаменте Консервативной партии (Conservative Research Department), в 1979—1981 годах — советник министра энергетики Дэвида Хауелла, в 1981—1983 годах — консультант в нефтяной промышленности, советник министра торговли Сесила Паркинсона и канцлера Найджела Лоусона в 1983—1984 годах. В 1983 году предпринял неудачную попытку избрания в Палату общин в избирательном округе Бирмингем Перри Барр (Birmingham Perry Barr). В 1984 году победил на дополнительных выборах в избирательном округе Энфилд Саутгейт (Большой Лондон) и сохранял за собой это место до поражения на выборах в 1997 году. В 1999 году после смерти Алана Кларка победил на дополнительных выборах в его округе Кенсингтон и Челси (также в Большом Лондоне). В 2000—2001 годах был теневым канцлером Казначейства.

С 11 апреля 1992 по 20 июля 1994 года Портилло занимал должность главного секретаря Казначейства в кабинете Джона Мейджора, с 20 июля 1994 по 5 июля 1995 года — министра занятости, с 5 июля 1995 по 5 мая 1997 года — министра обороны.

На парламентских выборах 2001 года Портилло победил в своём округе с результатом 54,4 % голосов (в 1999 году он получил 56,4 %).

После поражения консерваторов на этих выборах лидер партии Уильям Хейг ушёл в отставку, и состоялись выборы его преемника. Портилло победил в первом туре голосования 10 июля 2001 года и во втором 12 июля. В третьем туре 17 июля Кеннет Кларк получил 59 голосов, Иан Дункан Смит — 54, а Портилло — 53. В соответствии с регламентом он выбыл из следующих туров голосования, и новым лидером партии стал Иан Дункан Смит.

Портилло отказался от участия в выборах 2005 года и оставил политическую деятельность.

Журналистская карьера

После поражения на выборах 1997 года Портилло занялся журналистикой: вёл колонку в The Scotsman, политическую программу на Channel 4 под названием Portillo’s Progress и программу о железнодорожных путешествиях Great Railway Journeys на BBC 2, а также вёл на радио программы о Вагнере и Испанской гражданской войне. После второго ухода из политики в 2005 году делал телевизионные программы BBC 2, в том числе Art That Shook the World: Richard Wagner’s Ring. Ещё в 2003 году начал на BBC 1 еженедельную дискуссионную политическую программу This Week вместе с Эндрю Нилом и Дайан Эббот. С 2004 года вёл еженедельную колонку в газете The Sunday Times.

Деловая карьера

С сентября 2002 по май 2006 года являлся членом совета директоров британской оборонной компании BAE Systems, с февраля 2006 года входит в совет директоров американской нефтегазовой корпорации Kerr-McGee.

Личная жизнь

Портилло с 1982 года женат на Кэролин Иди (Carolyn Eadie), хотя делал публичные заявления о наличии у него опыта гомосексуальных отношений в молодости. Также пресса обсуждает его возможные романы, наличие которых он сам отрицает.

В культуре

Внезапное поражение Портилло на выборах 1997 года, когда он уступил малоизвестному лейбористу Стивену Твиггу, было воспринято как политическая сенсация и первый признак грядущего поражения консерваторов. В результате в английский язык вошло новое идиоматическое выражение «Portillo moment», которое означает резкое изменение политических настроений в обществе.

В своих мемуарах Маргарет Тэтчер упоминает Майкла Портилло дважды. По её словам, в 1979 году он, будучи сотрудником CRD, готовил для неё предварительную информацию перед пресс-конференциями в ходе её первой победной предвыборной кампании как лидера Консервативной партии, и она уже тогда оценила его способности и сочла, что он должен и может сделать хорошую политическую карьеру. Описывая события, связанные с её отставкой в 1990 году, Тэтчер называет Портилло в числе тех, кто уговаривал её не делать этого шага, и следующим образом описывает его позицию:

Вне всякого сомнения, он был пламенным сторонником всех идей, которые мы отстаивали. Оригинальный текст (англ.)   – He was beyond any questioning a passionate supporter of everything we stood for. —

Ссылки

• [news.bbc.co.uk/hi/russian/uk/newsid_1387000/1387190.stm Тори начали гонку за лидерство]. Русская служба Би-би-си (13 июня 2001). Проверено 24 июня 2015.
• [twitter.com/m_portill0 Michael Portillo] (англ.). Twitter. Проверено 23 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Портилло, Майкл

– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.