Португальская готика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Португальская готика — стиль и период в развитии готической архитектуры в Португалии. В политическом отношении это был период освобождения от владычества мавров на Пиренейском полуострове. В Португалии Реконкиста прошла и закончилась раньше, чем в Испании. В XII—XIII веках на освобожденных землях развернулось интенсивное церковное строительство. Романский стиль, предшествовавший готике, развивался главным образом под влиянием французских монашеских орденов, особенно цистерцианского.

Одним из ранних значительных произведений готики в Португалии считается цистерцианский монастырь Санта-Мария в Алькобасе (1190—1220). Собор этот был перестроен в XVII—XVIII веках, и его прежний внешний облик, видимо, искажён. Затем, при короле Динише I, строительство в традициях готики продолжалось. Это был период расцвета культуры в Португалии. В 1383 году прекращает существование бургундская династия, начинается мятеж крупных феодалов. В 1385 году в битве при Алжубарроте мятеж был подавлен, и в честь этого события строится собор Санта-Мария ди Виктория в монастыре Баталье (начат в 1385). Это тоже одно из наиболее значительных произведений португальской готики. Авторы — Домингиш и Уге.

В отличие от произведений испанской готики в португальских соборах заметен больший пространственный размах в интерьерах. Но в то же время, во внешних фасадах соборы не отличаются подчеркнутым вертикализмом, а остаются приземистыми, как и испанские. В культуре этих соседних стран много общего.

Напишите отзыв о статье "Португальская готика"



Литература

  • Всеобщая история искусств. Редакторы — Ю. Д. Колпинский, Е. И. Ротенберг, М.: «Искусство», 1962.

Галерея

Отрывок, характеризующий Португальская готика

Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.