Португальское междуцарствие

Междуцарствие 1383—1385 годов — период португальской истории между смертью в 1383 году короля Фернанду I, не оставившего наследника, и воцарением в 1385 году короля Жуана I.

Предыстория

У короля Фернанду I от брака с Леонорой Теллеш в 1372 году родилась дочь Беатрис. Её замужество было главным вопросом политической жизни Португалии, так как от него зависело будущее страны. Различные партии при дворе поддерживали разных претендентов, пока король, в конце-концов, не остановил свой выбор на короле Кастилии Хуане I. За время своего правления Фернанду трижды воевал с Кастилией, и этот брак, заключённый в мае 1383 года, должен был положить конец старой вражде. Однако это решение не имело массовой поддержки, ибо означало, что в итоге Португалия войдёт в состав Кастилии, что не нравилось португальским дворянам. Противники брака были разобщены, не представляя собой единой силы. Их двумя фаворитами были единокровные побочные братья Фернанду:

• Жуан, сын Педру I от Инес де Кастро, на тот момент проживавший в Кастилии,
• Жуан, магистр Ависского ордена, сын Педру I от Терезы Лоуренсо, очень популярный среди дворянства.

22 октября 1383 года король Фернанду I скончался. В соответствии с условиями брачного договора, вдоствующая королева Леонора стала регентом от имени своей дочери Беатрис и зятя Хуана I Кастильского. Дипломатическое противостояние было более невозможно и оппозиция перешла к активным действиям.

1383 год

В декабре 1383 года ненавидимый народом любовник вдовствующей королевы Жуан Фернандес Андейру, граф Оуремский, был убит группой заговорщиков, которых возглавил магистр Ависского ордена Жуан. Глава заговорщиков, провозглашённый «защитником Португалии», стал знаменем оппозиции, противостоявшей попыткам Хуана I Кастильского овладеть португальским престолом по праву наследования своей жены Беатрис.

1384 год

Леонора бежала в Сантарен и обратилась к Кастилии за помощью. 6 апреля 1384 года сторонники Жуана Ависского разбили вторгшихся кастильцев в сражении при Атолейруше, однако это была лишь тактическая победа. В мае Хуан I Кастильский вернулся и осадил Лиссабон с суши, в то время как его флот блокировал городской порт на реке Тежу. Без помощи столичных финансовых кругов Жуан не мог бы организовать сопротивление. Кроме того, без коронации короной Португалии в Лиссабоне Хуан и Беатриса также считались лишь претендентами.

Тем временем Жуан полностью передал командование войсками генералу Нуну Альварешу Перейре, победителю при Атолейруше. Генерал продолжил атаковать города, лояльные кастильцам, и беспокоить интервентов, а Жуан сосредоточился на дипломатических вопросах, стараясь найти помощь за границей. На 1384 год пришёлся пик Столетней войны между Англией и Францией. Кастилия была старым союзником Франции, поэтому для Жуана было естественным попытаться заручиться поддержкой Англии. В мае, когда началась осада Лиссабона, к Ричарду II было отправлено посольство с просьбой о поддержке Португалии в деле борьбы за независимость.

Королю Англии было в то время лишь 17 лет, и делами страны фактически занимался его дядя Джон Гонт. Гонт в итоге согласился отправить войска на помощь португальской армии.

Лиссабон жестоко страдал от осады. Надежды на помощь от армии Жуана не было: она была слишком маленькой, и была занята покорением других городов. Попытка капитана Руи Перейры прорвать 18 июля блокаду и доставить в город продовольствие закончилась потерей трёх судов из четырёх и гибелью самого капитана. Однако партизанские действия Нуну Альвареша Перейры привели к нехватке продовольствия и в кастильском лагере, которая усугубилась вспышкой чумы. В итоге 3 сентября кастильские войска сняли осаду и вернулись на родину; неделей позже кастильский флот покинул реку Тежу.

1385 год

В конце 1384 и начале 1385 года Жуан продолжал малоэффективные попытки покорения португальских городов, продолжавших держать сторону Кастилии, пока на Пасху не прибыла английская помощь. Англичан было всего 600 человек, но это были ветераны битв Столетней войны, носители самой передовой военной тактики, успешно доказавшей своё преимущество на полях сражений.

Тем временем Жуан созвал в Коимбре кортесы, которые 6 апреля провозгласили его королём Португалии. Хуан Кастильский отправил в ответ карательную экспедицию, но она была разбита при Транкозу. Однако Хуан ещё с января готовил большую армию, которая должна была решить дело в его пользу. Эта армия вторглась в Португалию через лояльные кастильцам северные районы, двинувшись от Селорику-да-Бейра на Коимбру и Лейрию. Общая численность интервентов составляла 30 тысяч человек, с ними был отряд французской тяжёлой кавалерии. Португальцы могли им противопоставить лишь 6 с половиной тысяч солдат.

Войска Жуана и Нуну Альвареша Перейры соединились у города Томар. Было решено, что нельзя позволить кастильцам вновь осадить Лиссабон — город бы неминуемо пал. Португальцы и англичане двинулись к Лейрии, и 14 августа сошлись с противником возле Алджубаротты. В последующей битве английские стрелки, вооружённые длинными луками и укрывшиеся за полевыми укреплениями, вновь доказали своё превосходство на поле боя. Кастильская армия и её французские союзники потерпели такое поражение, что Хуану пришлось отказаться от всякой мысли о новых вторжениях. Преследуя отступающих, Нуну Альвареш Перейра вторгся в Кастилию, и нанёс кастильцам поражение при Вальверде, что заставило большинство португальских городов, ещё сохранявших верность кастильцам, признать власть Жуана.

Завершение

Победа при Алжубаротте сделала Жуана признанным всей страной королём Португалии, завершив междуцарствие. В 1387 году между Португалией и Кастилией было заключено перемирие, которое длилось до 1411 года, когда по договору Айтона-Сеговии Кастилия признала независимость Португалии. Образовавшийся в годы междуцарствия англо-португальский альянс действует до сих пор.

См. также

• Битва при Атолейруше
• Битва при Алжубарроте

Отрывок, характеризующий Португальское междуцарствие

Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.