Портулан

Портулан (или портолан) — морская карта эпохи Возрождения, от конца XIII до XVI века, на которой показана акватория Средиземного и Чёрного морей, а также побережье Атлантического океана за Гибралтаром: на север — от Пиренейского полуострова до Фландрии, включая южные берега Ирландии и Британии, на юг — марокканский берег. Очертания морей, показанные на портуланах, достаточно близки к очертаниям этих же морей на современных картах, чего нельзя сказать о других картах известного европейцам мира — так называемых Mappa mundi, изготовленных в эту же самую эпоху.

Особенности изображения

Портулан является морской картой в том смысле, что на нём в первую очередь показаны берега морей и острова, находящиеся в этих морях. Различают портуланы двух типов — «итальянский» и «каталонский». На «итальянском» портулане внутренняя территория суши не показывается совсем; на «каталонском» портулане имеются схематические изображения некоторых горных хребтов, рек и других внутренних географических объектов, а также разные дополнительные художественно-декоративные элементы.

Будучи морской картой, портулан рисовался в первую очередь для нужд морской навигации. Для удобства пользования мелкие детали побережья изображены на нём достаточно условно. Небольшие мысы зачастую показываются крупнее, чем они есть на самом деле. Бухты между мысами могут схематично изображаться дугами окружностей. Эстуарии рек обозначены двумя параллельными линиями, входящими в глубь суши. Прибрежные скалы изображены чёрными точками, мели — красными точками. Острова, чтобы их было лучше видно, выделяются разными цветами.

Вдоль побережий подписаны многие сотни географических объектов — мысы, заливы, реки, порты. Подписи обычно направлены от берега внутрь суши. Поэтому у портулана нет выделенной ориентации подписей, как у современной карты, и его можно рассматривать с разных сторон.

Для изготовления портулана брался качественный пергамент из овечьей шкуры, очень часто — с необрезанной до прямоугольника шейной частью. Типичный лист такого пергамента имел размеры около 100 × 60 см, иногда несколько меньше, иногда больше. Два или четыре прямоугольных листа пергамента могли соединяться вместе для получения более крупной карты.

Многие портуланы снабжены масштабными линейками. Каждое большое деление линейки делится точками на 5 малых делений. В современных мерах большое деление составляет — 60±5 км, малое деление — 12±1 км. Принято считать, что такое малое деление на карте равно 10 милям на местности, где одна миля равна 1,2±0,1 км.

Сетка румбов

На портуланах нанесена сетка румбов, как правило — для шестнадцати основных направлений. Для построения этой сетки чертится большая вспомогательная окружность, охватывающая заметную часть карты. В этой окружности проводятся два перпендикулярных диаметра в направлениях «север — юг» и «запад — восток». Между ними делением дуг окружности пополам проводятся новые диаметры так, чтобы в итоге окружность была пересечена в шестнадцати равноотстоящих точках. Все пары точек окружности, отстоящих друг от друга на 90° и больше, соединяются прямыми линиями определённых цветов. Большие портуланы, охватывающие всё Средиземноморье, могут быть снабжены сеткой румбов, построенной на основе не одной, но двух касающихся окружностей равного диаметра.

Направление «север — юг» на портуланах систематически отклоняется от географического меридиана на величину от 4° до 12°, разную для разных больших частей Средиземного моря. Естественно считать, что это направление соответствует магнитным меридианам с характерным для данной эпохи магнитным склонением. Капитаны кораблей в открытом море ориентировали свои карты по стрелке компаса, а не по небесным явлениям, указывающим на географические север и юг. Надо думать, что и составители портуланов пользовались в своей работе магнитным компасом, который в XIII веке был уже достаточно хорошо известен.

Картографическая проекция

Все линии постоянного курса, называемые также локсодромиями, изображаются на плоскости прямыми линиями единственно в проекции Меркатора. Если бы портуланы осознанно строились в определённой картографической проекции, это была бы наклонная проекция Меркатора с цилиндрической осью, ориентированной вдоль земной магнитной оси.

Однако первые авторы портуланов, жившие в XIII веке, вряд ли руководствовались такими абстрактными математическими принципами. Поскольку работа по составлению карт велась почти наверняка с разбиением всей средиземноморской акватории на отдельные бассейны, для каждого бассейна отклонение формы земной поверхности от плоскости было не слишком большим, и линии одного магнитного направления в этих пределах можно было считать параллельными. Когда карты отдельных бассейнов сшивались в одну общую карту, неизбежно возникали некоторые неувязки, но из-за общей вытянутости Средиземного моря в широтном направлении они были не слишком велики. Итоговая карта в пределах Средиземноморья должна была получиться похожей на карту в проекции Меркатора.

Заметные проблемы должны были возникнуть при соединении больших пространств в меридиональном направлении, но такими пространствами для портулана были только Бискайский залив и Британские острова. При этом линия, соединяющая какие-нибудь две точки в Британии и Италии, должна была сильно исказиться как в линейном масштабе, так и по направлению; однако эта линия шла по суше и в морских делах никого не интересовала.

Возникновение и развитие портуланов

Самый первый портулан, сохранившийся до наших дней — это так называемая Пизанская карта, датируемая обычно приблизительно 1290 годом (имеется недавняя попытка датировать её срединой XIV столетия). Она заметно отличается во многих деталях от несколько более поздних портуланов первой половины XIV века. Западное Средиземноморье показано на ней не столь детально, как на последующих картах. Океанское побережье Атлантики изображено весьма условно по очертаниям и с совсем немногими деталями. Адриатическое море заметно перекошено по отношению к другим частям карты: в результате итальянский «сапог» выглядит заметно более толстым, чем он есть на самом деле. Подписанными отметками здесь плотнее всего покрыты побережья Прованса, Лигурии и Западной Италии, а также Святой Земли, что соответствует предполагаемому генуэзскому происхождению этой карты. К сожалению, черноморская часть Пизанской карты безнадёжно испорчена.

Портуланов XIV–XV веков сохранилось примерно полторы сотни; ясно, что они изготавливались тысячами. На портуланах Анджелино Дульсерта и мастерской Весконте, датируемых 1311-1325 годом, побережье Атлантики вплоть до Фландрии уже показано с той же степенью деталировки, что и Средиземноморье. Происхождение, картографическая проекция и технология изготовления этих карт неизвестны. Некоторые уточнения делались и позднее для Британских островов. Кроме того, на более поздние портуланы второй половины XIV века был нанесён ряд островов в Атлантике — Канарские острова, Мадейра, Азорские острова.

В последующее время установленные очертания берегов как правило только копируются, на них уточняются названия и флаги владычества, но новых картографических съёмок в Средиземноморском регионе уже не производится. Портуланы перерисовывались из поколения в поколение до тех пор, пока европейская картография не достигла достаточно высокого уровня и не смогла дать карты, превосходящие портуланы по качеству. Некоторое ухудшение в изображении отдельных мелких деталей относится на счёт копировщиков, проявлявших небрежность при перерисовывании источников. Карты Средиземноморья, относящиеся к этому же типу, продолжали массово изготавливаться и в XVI веке, уже после открытия Нового света и пути в Индию вокруг Африки.

Портуланами пользовались не только моряки христианской Европы, но также и мусульманские мореплаватели. От эпохи XIV–XV веков сохранились четыре портулана магрибского происхождения, изготовленные в Андалусии или в Тунисе. Они выполнены в той же традиции, что и портуланы христианской Европы. Началом XVI века датируется «Книга морей» османского адмирала Пири-реиса — атлас, содержащий большое количество детализированных изображений различных частей Средиземного и Чёрного морей — вплоть до отдельных островов и гаваней.

Литература

• Анучин Д. Н. [www.bookva.org/uploads/1138/download Старинная морская карта на пергаменте из собрания графа А. С. Уварова.] М, 1915.

• Гордеев А. Ю. [www.academia.edu/18690091/Карти-портолани_XIII-XVII_ст._особливості_та_роль_у_розвитку_картографії Карти-портолани XIII-XVII ст.: особливості та роль у розвитку картографії.] Київ: Обрії, 2009.

• Фоменко И. К. Образ мира на старинных портоланах: Причерноморье, Конец XIII–XVII в. M.: Индрик, 2011.

• Щетников А. И. [www.nsu.ru/classics/schole/9/9-1-shet.pdf Портуланы — морские карты XIV–XVI вв.] ΣΧΟΛΗ, 9, 2015, c. 24–34.

• Campbell T. [www.press.uchicago.edu/books/HOC/HOC_V1/HOC_VOLUME1_chapter19.pdf “Portolan charts from the late thirteenth century to 1500.”] In: Harley J. B. & Woodward D. (eds), The history of cartography, Volume 1: Cartography in prehistoric, ancient and medieval Europe and the Mediterranean. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1987, p. 370–463.

• Campbell T. [www.lecfc.fr/new/articles/216-article-5.pdf “Why the artificial shapes for the smaller islands on the portolan charts (1330–1600) help to clarify their navigational use.”] Revue de CFC, 2013, p. 47–65.

• Clos-Arceduc A. “L’énigme des portulans: Étude sur la projection et le mode de construction des cartes à rhumbs du XIVe et du XVe siècle.” Bulletin du Comité des Travaux Historiques et Scientifiques: Section de Géographie, v. 69, 1956, p. 215–31.

• Falchetta P. “The use of portolan charts in European navigation during the Middle Ages.” In: Europa im Weltbild des Mittelalters. Kartographische Konzepte, Bd. 10 von Orbis mediaevalis. Vorstellungswelten des Mittelalters, Akademie Verlag, Berlin, 2008, s. 269-276.

• Gaspar J. A. [www.ciuhct.com/online/docs/thesis_joaquim_gaspar_2010-v2.pdf From the portolan chart of the Mediterranean to the latitude chart of the Atlantic: Cartometric analysis and modelling.] Doctoral thesis. ISEGI, Universidade Nova de Lisboa, 2010.

• Kretschmer K. Die italienischen Portolane des mittelalters: Ein Beitrag zur Geschichte der Kartographie und nautik.” Veröffentlichungen des Instituts für Meereskunde und des Geographischen Instituts an der Universität Berlin, vol. 13, Berlin, 1909.

• Loomer S. A. A cartometric analysis of portolan charts: a search for methodology. PhD thesis. Madison: University of Wisconsin, 1987.

• Minow H. “Portolankarten — Geschichte der mittelalterlichen Seekarten.” Geoematique Suisse, Nr. 6, 2006, S. 372–377; Nr. 7, 2006, s. 433–438.

• Nicolai R. “The premedieval origin of portolan charts: New geodesic evidence.” Isis, 106(3), 2015, p. 517–543.

• Nicolai R. The enigma of the origin of portolan charts: A geodetic analysis of the hypothesis of a Medieval origin. Leiden: Brill, 2016.

• Nordenskiöld A. E. Periplus: an essay on the early history of charts and sailing-directions. Trans. by F. A. Bather. Stockholm: Norstedt, 1897.

• Pujades R. J. Les cartes portolanes: la representació medieval d'una mar solcada. Barcelona: Institut Cartogràfic de Catalunya, 2007.

• Soucek S. [www.press.uchicago.edu/books/HOC/HOC_V2_B1/HOC_VOLUME2_Book1_chapter14.pdf “Islamic charting in the Mediterranean.”] In: Harley J. B. & Woodward D. (eds), The history of cartography, Volume 2(1): Cartography in the traditional Islamic and South Asian societies. Chicago, Univ. of Chicago Press, 1987, p. 263–292.

• Stevenson E. L. [archive.org/details/portolanchartsth00stev Portolan charts: Their origin and characteristics, with a descriptive list belonging to the Hispanic Society of America.] The Hispanic Society of America, New York, 1911.

• Uhden R. “Die antiken Grundlagen der mittelalterlichen Seekarten.” Imago Mundi, Bd. 1, 1935, s. 1–19.

• Winter H. “Catalan portolan maps and their place in the total view of cartographic development.” Imago Mundi, Bd. 11, 1954, s. 1–12.

Ссылки

• [www.maphistory.info/index.html Map history/History of cartography]

См. также

• Планисфера Кантино
• Карта Пири-реиса

Отрывок, характеризующий Портулан

– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.