Поручик Голицын

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Пору́чик Голи́цын» — одна из самых известных так называемых «белогвардейских песен» в жанре городского романса, в начале 1980-х получившая популярность как в СССР, так и среди третьей волны эмиграции. После перестройки стала открыто исполняться в России различными певцами. Среди исполнителей: Аркадий Северный (первое датированное исполнение), Михаил Гулько, Вилли Токарев, Олеся Троянская, Валерий Агафонов, Жанна Бичевская (на свою собственную музыку), Михаил Звездинский, Александр Малинин (исполнял вариант Жанны Бичевской), Борис Георгиевский (на украинском языке), группа «Бони НЕМ», и даже политик Владимир Жириновский.





История

Первым датированным исполнением песни «Поручик Голицын» можно считать запись Аркадия Северного в середине мая 1977 года[1] в Одессе с ансамблем «Черноморская Чайка». Текст песни подготовил друг и звукооператор Владислав Коцишевский.

С песней связан ряд взаимоисключающих легенд: что она возникла в среде первой (белогвардейской) эмиграции и была популярна уже до Второй мировой войны (некоторые приписывали её даже Марине Цветаевой); что она была написана Георгием Гончаренко, известным под псевдонимом Юрий Галич; что она была написана или Михаилом Звездинским, или другими бардами — его современниками (М. Гулько, А. Днепровым, Александром Дольским или Александром Розенбаумом). Известно, что её нет ни в каких сборниках аутентичных белогвардейских песен, эмигранты старшего поколения в 1970—1980-е годы её не знали.[2] Однако она, возможно, существовала в 1960-х — поскольку 1967 годом датируется посмертно опубликованное стихотворение Вадима Делоне «Моя роль в революции»[3], которое является её переделкой.

В 1974 году была опубликована повесть Николая Самвеляна «Послесловие к жизни Кольки»[4], в которой один из героев, «бывший деникинский подпоручик» Василий Николаевский, поёт строфу этой песни:

Четвёртые сутки пылают станицы,
Исходит дождями Донская страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина…

В 1980-х годах в устах различных исполнителей появилось много вариантов «Поручика», где изменены слова и целые строки, сокращено количество строф. Известны также разные варианты музыки.

В советском пропагандистском фильме «Заговор против страны Советов» (фильм № 1) 1984 года (режиссёр Екатерина Вермишева, Киностудия ЦСДФ), в качестве «звуковой иллюстрации» к кадрам, показывающим русскую эмиграцию первой волны, был использован фрагмент песни «Поручик Голицын» в исполнении Аркадия Северного.

В 1990-х годах появились вариации на ту же тему, отсылающие к эмиграции уже не из России, а из Советского Союза:К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3180 дней]

О, русское солнце, великое солнце!
Мне режет глаза ослепительный луч.
Поручик Голицын, а может, вернемся
Туда, где меня запирали на ключ…

В последние годы[когда?] пропагандируется утверждение украинского исполнителя Василя Лютого[uk] (псевдоним — Живосил Лютич) о том, что «Поручик Голицын» есть переделка песни «Мій друже Ковалю»[uk], якобы написанной в 1949 году неким Миколой Матолой из УПА[5]. Независимых подтвержений этого утверждения (а также самого существования как подходящего Миколы Матолы, отличного от закарпатского поэта Миколы Матолы[uk] 1952 года рождения, так и текста песни «Мій друже Ковалю» до Василя Лютого) нет.

Продакт-плейсмент

Напишите отзыв о статье "Поручик Голицын"

Примечания

  1. www.blat.dp.ua/chaika/sevch4.htm Концерты Аркадия Северного с ансамблем «Черноморская Чайка»
  2. В этом отношении показательна заметка Валентина Зарубина «Господа офицеры» в № 1759 газеты эмигрантов-монархистов «Наша страна» (Аргентина) от 14 апреля 1984 года [nashastrana.net/wp-content/uploads/2012/05/NS_1759_online.pdf]: там написано, что берлинских монархистов с этой песней познакомила «молодая певица Люда Кравчук, недавно попавшая на Запад из Советского Союза», которая сказала, что «автор стихов неизвестен, но эту песню она знает по Москве, её поют многие, она очень популярна». Автор заметки ставит «Поручика Голицына» в один ряд с такими авторскими «белогвардейскими» песнями, как «Вальс юнкеров» Б. Алмазова и «Господа офицеры» А. Дольского.
    Подобным же образом, как «стихотворение, каким-то способом добравшееся до нас из Советского Союза», характеризует «Поручика Голицына» эмигрант первой волны В. В. Бодиско (Венесуэла) в своей рецензии на роман «Белые тени» Ивана Дорбы, напечатанной в нью-йоркском журнале «Кадетская перекличка», № 39, ноябрь 1985, стр. 57—70 (цитата взята со стр. 59), онлайн-версия: archive.org/details/kadetskaiaperekl39858800.
  3. [vadim-delaunay.org/poetry?t=j#1 Вадим Николаевич Делоне — Моя роль в революции]
  4. Самвелян Н. Г. Послесловие к жизни Кольки // Родники: Альманах. Вып. 2. / сост. В. Никитина. — М.: «Молодая гвардия», 1974, стр. 7—52; песня цитируется на стр. 40.
  5. Вероятно, впервые оно было обнародовано в материале Олены Билозерской «Василь Лютий: „Відчуваю момент, коли слід кинути бандуру і взятися за зброю“» // «За нашу Україну», № 2, 13.1.2006; онлайн-версия: untp.org.ua/index.php?id=154
  6. Вино «Поручик Голицын» // Массандра: Описание вин (буклет). Ялта, 2008.

Ссылки

  • [www.zvezdinskiy.ru/txt25.html Текст песни на официальном сайте Звездинского]
  • [white-force.narod.ru/white.html Стихи и песни о Белой гвардии — комментарий к истории текста, приведён вариант Бичевской]


Отрывок, характеризующий Поручик Голицын


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.