Позвольский договор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Посвольский договор»)
Перейти к: навигация, поиск
 
Ливонская война

Позвольский договор (Посвольский мир, Позвольский трактат) — серия договоров между Великим княжеством Литовским и Ливонской Конфедерацией, подписанных 5 и 14 сентября 1557 года в местечке Позволь.





Предыстория

В 1525 году последний великий магистр Тевтонского ордена Альбрехт под влиянием идей Реформации провёл секуляризацию прусских владений Тевтонского ордена, в результате чего было образовано вассальное по отношению к Королевству Польскому Прусское герцогство. Герцог Альбрехт, действуя в союзе со своим братом маркграфом Бранденбурга Вильгельмом, который при его поддержке в 1539 году стал архиепископом рижским, планировал подобным образом провести и секуляризацию Ливонского ордена. В случае успеха Вильгельм стал бы светским правителем вассального по отношению к Королевству Польскому или Великому княжеству Литовскому герцогства, но на ландтаге в Вольмаре в 1546 году сословия Ливонии высказались за неизменность ситуации[1].

Нежелание Вильгельма подчиниться решению ландтага и продолжение им активной пропольской политики стали причиной начала в 1556—1557 годах короткой междоусобной войны в Ливонии, известной как «позвольская выправа» в польской историографии и «война коадъюторов» в историографии западноевропейской. Первоначальные успехи Ордена в этом конфликте были сведены на нет вмешательством короля польского и великого князя литовского Сигизмунда II Августа. Магистр Ливонского ордена Вильгельм Фюрстенберг, не имея никакой возможности справиться с крупным литовско-польско-прусским войском, был вынужден пойти на подписание продиктованного Сигизмундом Позвольского мира[2].

Условия

5 сентября 1557 года при посредничестве представителей Священной Римской империи были составлены соглашения о том, что Вильгельм восстанавливается в должности архиепископа с подтверждением всех его прав и свобод, и о восстановлении мира между Орденом и Великом княжеством Литовским. 14 сентября Вильгельм Фюрстенберг вместе с другими орденскими представителями подписал эти соглашения, а также договор об оборонительно-наступательном союзе, направленном против Москвы[3].

Последствия

Заключённый военный союз обычно рассматривается как грубое нарушение условия ливонско-московского мирного договора 1554 года о запрете Ливонии вступать в военный союз с Великим княжеством Литовским[4][5][6]. Некоторые российские историки полагают, что именно заключение военного союза стало «casus belli» для начала Ливонской войны Иваном IV[7].

Между тем, согласно условиям самого союзного договора, его «исполнение его откладывается до того времени, пока не истечёт перемирие [с князем московским], заключённое нами [Фюрстенбергом] и сословиями Ливонии на двенадцать лет…»[8]. Существует точка зрения, согласно которой в начале 1558 года в Москве вообще ничего не знали о Позвольском договоре[9], в доказательство чего приводится текст грамоты Сигизмунда Августа царю Ивану от 6 сентября 1560 года, в которой Сигизмунд указывает Ивану IV на то, что если Ливония была издревле под русской властью, почему царь не защищал её во время «войны коадъюторов»[10].

Напишите отзыв о статье "Позвольский договор"

Примечания

  1. Дзярновіч А. «Прускі» сцэнарый для Інфлянтаў… — С. 87-89.
  2. Попов В. Е., Филюшкин А. Е. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года. — С. 168—180.
  3. Попов В. Е., Филюшкин А. Е. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года. — С. 181—183.
  4. Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. — СПб., 1912. — С. 151—152.
  5. Дербов Л. А. К истории падения Ливонского ордена // Ученые записки Саратовского государственного университета. — Саратов, 1947. — Т. 17. — С. 162.
  6. Королюк В. Д. Ливонская война: из истории внешней политики Русского централизованного государства во второй половине XVI в. — М.: АН СССР, 1954. — С. 27.
  7. Волков В. А. Войны и войска Московоского государства. — С. 413.
  8. Попов В. Е., Филюшкин А. Е. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года. — С. 182.
  9. Янушкевіч А. М. Вялікае Княства Літоўскае і Інфлянцкая вайна… — С. 25.
  10. Янушкевич А. Н. Начало Ливонской войны 1558—1570 годов… — С. 8.

Литература

  • Волков В. А. Войны и войска Московоского государства. — М.: ЭКСМО, 2004. — 572 с.
  • Дзярновіч А. «Прускі» сцэнарый для Інфлянтаў: да пытання выкарыстання катэгорый «інтэграцыя» і «інкарпарацыя» ў дачыненні да XVI ст. // Праблемы інтэграцыі і інкарпарацыі ў развіцці Цэнтральнай і Усходняй Еўропы ў перыяд ранняга Новага часу. Матэрыялы Міжнароднай навуковай канферэнцыі, прысвечанай 440-годдзю Люблінскай уніі (Мінск, 15-17 кастрычніка 2009 г.). — Мн.: БІП Плюс, 2010. — С. 86—93.  (белор.)
  • Попов В. Е., Филюшкин А. Е. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana = Петербургские славянские и балканские исследования. — 2009. — № 1 —2. — С. 151—184.
  • Янушкевіч А. М. Вялікае Княства Літоўскае і Інфлянцкая вайна: 1558—1570 гг. — Мн.: Медисонт, 2007. — 356 с.  (белор.)
  • Янушкевич А. Н. Начало Ливонской войны 1558—1570 годов и столкновение интересов Великого Княжества Литовского и Московского государства // Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник. 2005—2006. / Гл. ред. Б. Н. Флоря. — М.: Индрик, 2008. — С. 5-40.
  • Olewnik J. Polsko-pruski plan inkorporacji Inflant do monarchii jagiellońskiej z lat 1552—1555 i jego pierwsze stadium realizacji // Kommunikaty Mazursko-Warmińskie. — 1979. — № 4. — S. 393—408.  (польск.)

Отрывок, характеризующий Позвольский договор

«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!