Посёлок

Посёлок — один из видов населённых пунктов в России, на Украине, в Белоруссии и Казахстане.

Посёлок — это первоначально небольшой населённый пункт, расположенный недалеко от города, основного селения, возникший преимущественно выделением от основного населённого пункта (дачный посёлок, курортный посёлок), либо возникший вокруг железнодорожной станции, фабрики, завода и тому подобного (рабочий посёлок: станционный посёлок, фабричный посёлок, посёлок золотодобытчиков и др.). Посёлками также называют обособленные окраинные части городов. Нередко до присоединения к городу они являлись самостоятельными административными единицами.

В частности, в российском и украинском законодательствах нет чёткого определения термина посёлок и критериев для отличия посёлка от села. Чаще всего посёлками именуют небольшие населённые пункты, которые имели историческое название хутор, уголок, рыболовецкий и дачный посёлки и тому подобное. Такие посёлки по обыкновению административно принадлежат к сельскому совету, расположенному в большем селе. Посёлками в официальных документах и в быту также называют посёлки городского типа (пгт), населённые пункты, расположенные близ города или фабрики, завода и тому подобные. Население посёлка, как правило, до 10 000 человек.

В отличие от других населённых пунктов, посёлок может быть сельского или городского типа. Соответственно, в статистических подсчётах население посёлков сельского типа включается в сельское население, а посёлков городского типа в городское население.
Существует 3 вида такого населённого пункта: рабочие посёлки (на их территории имеются промышленные предприятия, стройки, железнодорожные узлы и другие объекты); курортные посёлки (предназначены для отдыха и лечения); дачные посёлки (места летнего отдыха горожан).

См. также

Вахтовый посёлок

Отрывок, характеризующий Посёлок

– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.