Последнее искушение Христа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О евангельских событиях искушения Христа в пустыне — см. статью Искушение Христа
Последнее искушение Христа
The Last Temptation of Christ
В главных
ролях

Уиллем Дефо
Харви Кейтель
Барбара Херши

Кинокомпания

Universal Pictures, Cineplex Odeon Films

Длительность

164 мин.

Бюджет

$ 7 млн

Сборы

$ 8 373 585

«Последнее искушение Христа» (англ. The Last Temptation of Christ) — кинофильм режиссёра Мартина Скорсезе, вышедший на экраны в 1988 году. Экранизация романа Никоса Казандзакиса «Последнее искушение» (1955).

Одна из наиболее значительных работ в творчестве Мартина Скорсезе. В центре сюжета — исследование двойственной природы Иисуса Христа — Богочеловека. Фильм затронул щепетильные для церкви темы и навлёк на себя массовую критику со стороны религиозных организаций и верующих различных направлений христианства.

Лента принимала участие в конкурсном показе Венецианского кинофестиваля, а также получила несколько номинаций на премии «Оскар» и «Золотой глобус».





Сюжет

Иисус Христос — плотник из Иудеи. Он зарабатывает на жизнь тем, что рубит кресты, на которых представители римской власти распинают преступников. Иисуса посещают голоса и видения — он догадывается, что избран, но не может понять, в чём его предназначение и кем он избран: Богом или дьяволом. Иуда, друг Иисуса, страстно осуждает его за сотрудничество с властями и даже избивает Иисуса.

Пытаясь понять и постичь себя, Иисус уходит странствовать вместе с Иудой. Ему предстоит пройти трудный путь Мессии. Толпа собирается забросать камнями блудницу Марию Магдалину, но Иисус спасает её, обращаясь к толпе: «Пусть первым бросит камень тот, кто без греха». Иисус посещает мифический иудейский монастырь[1], затем его крестит и наставляет Иоанн Креститель. К Иисусу присоединяются ученики, и он обращается с Нагорной проповедью к народу Израиля, объясняя им, что он есть любовь. Иисус удаляется в пустыню. Во что бы то ни стало Иисус хочет того, чтобы Бог услышал его, и в течение многих дней не выходит из очерченного круга, выдерживая соблазны дьявола.

Иисус возвращается в Иерусалим с учениками и изгоняет менял из храма, поднимая своими проповедями смуту в городе. Понимая, что насилием он не добьётся ничего, Иисус, наконец, постигает своё предназначение — принять грехи человеческие и умереть за род людской. Он просит Иуду сдать его римским властям. Иуда отказывается и умоляет учителя одуматься, но тот непреклонен. После встречи с учениками на Тайной вечере Иуда приводит римских легионеров, и они арестовывают Иисуса. Прокуратор Иудеи Понтий Пилат судит Иисуса и выносит ему смертный приговор.

Иисус осуждён, и его распинают на кресте. В момент самых страшных мучений ему является видение. Прекрасная девочка, ангел-хранитель, зовёт его за собой. Она помогает Христу спуститься с креста и покинуть место казни. Иисус спускается в цветущую долину, и его встречает свадебная церемония. Он женится на Марии Магдалине, у них рождаются дети. После смерти Марии он берёт в жены сестру спасённого им Лазаря.

Тем временем Савл-Павел (по приказу которого ранее был убит воскресший Лазарь) вовсю проповедует по стране учение якобы погибшего и воскресшего Иисуса. Иисус безуспешно пытается спорить с ним.

Проходит долгая жизнь и наступает Первая Иудейская война, в огне которой гибнет и деревня, где теперь живёт Иисус. У ложа состарившегося и умирающего Иисуса появляются убелённые сединами ученики: Пётр, Иуда и другие. Они оскорбляют учителя за то, что он выбрал мирскую жизнь вместо предназначенной ему роли Мессии. Иуда намекает, что «ангел», спасший его с креста, был на деле Сатаной. Иисус из последних сил стряхивает с себя грёзы искушения и возвращается к реальности.

Финальная сцена. Христос распят на кресте, и улыбка появляется на его устах.

В ролях

Съёмочная группа

Сравнение с евангельскими текстами

Сценарий фильма базируется на книге Никоса Казандзакиса и снят близко к тексту этого произведения. Сюжет, хотя и является по большей части вымыслом создателей, тем не менее в значительной мере основывается на евангельских текстах. Деяния Христа, искушения (кроме, разумеется, последнего, которое является вымыслом автора), чудеса, Тайная Вечеря, суд Пилата соответствуют изложению в Новом Завете.

Однако в большинстве своём реплики героев и интерпретация событий, сделанная создателями даже на основе евангельских и новозаветных текстов, сильно адаптированы или даже совсем изменены по смыслу[2].

Так в известном эпизоде встречи Иисуса с братьями и матерью, согласно Евангелию

33 И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? 34 И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; 35 ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь.

— (Евангелие от Марка. 3:33-35).[3]

В фильме же в соответствующей сцене Иисус только говорит своей матери «У меня нет семьи» и поворачивается к ней спиной[4].

Предыстория

Глубоко верующий католик Мартин Скорсезе мечтал поставить фильм по роману греческого писателя Никоса Казандзакиса в течение пятнадцати лет. Скорсезе к концу 1980-х был признанным мастером психологического кино после целого ряда работ, ставших классикой. После получивших «Оскара» фильмов «Бешеный бык» и «Цвет денег» он берётся за столь сложную и рискованную тему. Роман «Последнее искушение» ещё в 1950-е годы приобрёл статус скандального произведения.

Собственно первую попытку снять фильм по книге Скорсезе предпринял ещё в 1983 году. Съёмки фильма с бюджетом около 20 млн $ начались на студии Paramount Pictures. Эйдан Куинн должен был играть Иисуса, Харви Кейтель — Иуду, Стинг — Понтия Пилата[5]. Едва начавшись, съёмки прекратились, несмотря на уже потраченные 3 млн $. Это произошло после серии писем руководству кинокомпании от экстремистских христианских организаций. Создателей картины обвинили в антисемитизме и попытке передать свою интерпретацию библейской темы с гомосексуальными мотивами[5].

Эта история глубоко задела режиссёра и он даже подумывал о том, чтобы перебраться в Европу и переключиться на документальное кино. В интервью Скорсезе с горечью отмечал, что кинематограф Голливуда окончательно коммерциализировался и говорил:

Надеюсь, когда-нибудь я всё-таки сниму «Последнее искушение…», но не в этой стране и не на деньги этой страны. Всё. Забудьте об этом. Этот фильм и американская индустрия кино не имеют ничего общего.

[6]

В 1987 году Скорсезе начал работать с новым агентом Майклом Овитцем (Michael Ovitz)[7]. Пользующийся большим авторитетом и связями в кинематографическом мире Овитц смог сдвинуть проект с мертвой точки. Со второй попытки Скорсезе смог заинтересовать сценарием студию Universal Pictures. Когда один из боссов студии спросил режиссёра, почему тот решил снимать картину именно на такую тему, Скорсезе ответил, что хочет лучше понять природу Христа[8]. Компания согласилась выдать деньги на проект, но только при условии, что следующий фильм Скорсезе, снятый для Universal Pictures, будет сугубо коммерческим[9]. Бюджет фильма составил 6,7 млн $[10].

Работа над фильмом

В 1987 году Мартин Скорсезе приступает к постановке фильма с рабочим названием «Страсть». Свой вклад в создание картины внесли представители самых разных христианских конфессий: католик Скорсезе, который в молодости собирался принять церковный сан, Казандзакис — православный христианин Греческой церкви, автор сценария Поль Шредер — последователь кальвинизма[11].

К работе привлекли серьёзный ансамбль исполнителей, работавших за скромный гонорар[12]. Предварительно планировалось, что съёмки пройдут в Израиле, но это оказалось дороже с точки зрения бюджета и не столь безопасно. В картине нет масштабных спецэффектов — чудеса Спасителя изображены весьма скромно. Также в картине нет многолюдной массовки — это опять-таки последствия ограниченного бюджета. В октябре 1987 года съёмки начались в Марокко[11].

В январе 1988 года Скорсезе вернулся в Нью-Йорк, чтобы закончить постпродакшн картины. Режиссёр очень торопился закончить монтаж, так как предчувствовал, что выпуск картины в массовый прокат будет сопровождаться серьёзными трудностями[13].

В августе 1988 года состоялась премьера фильма в США и Канаде.

Кампания против фильма

Ещё на этапе режиссёрского замысла картина уже стала объектом массовой критики и преследования, в особенности со стороны религиозных организаций[14]. Столь вольную трактовку Нового Завета критики называли откровенной ересью. Не помогло и предупреждение в начале фильма о том, что он не является экранизацией Евангелия или других священных книг. Крайне оскорбительной нашли сцену, в которой Иисус наблюдает за тем, как проститутка Мария Магдалина принимает одного за другим своих клиентов. Неприязненно отзывались также о подборе актёров. Уиллем Дефо, до того известный большей частью по экранным образам негодяев, считался не самой лучшей кандидатурой на роль Христа[14][15]. Для самого Уиллема выбор его на роль Христа стал неожиданностью[16]. Однако самой шокирующей для представителей различных христианских конфессий в США и за их пределами прежде всего стал финал фильма с последним искушением и изображение на экране близости Христа и Марии Магдалины.

Несмотря на то, что студия Universal, в сущности, снимала её себе в убыток, представители компании встали на защиту творения Скорсезе. Понимая, что картина станет объектом ожесточенной критики, режиссёру прежде всего дали возможность спокойно закончить фильм. Далее компания провела несколько встреч с прессой, организовала серию статей в защиту фильма, пытаясь успокоить страсти. С этой целью Universal даже наняла группу политтехнологов, которые участвовали в предвыборной программе Майкла Дукакиса[13].

Основатель движения Campus Crusade for Christ Билл Брайт отозвался о фильме и режиссёре так: «Историю о Христе, который мечтает слезть с креста, дабы вступить в сексуальные отношения с Марией Магдалиной, снял психически больной, одержимый алчностью человек». Брайт даже предложил начать сбор средств с тем, чтобы выкупить негатив фильма и уничтожить[17]. Представители компании Universal ответили на это выступление открытым письмом, где сообщалось о том, что подобные заявления — прямое покушение на свободу слова, оговорённую Первой поправкой[18].

К критикам присоединились известные американские проповедники Джерри Фалуелл и Дональд Уилдмон[5]. Режиссёр Франко Дзефирелли, узнав о том, что «Последнее искушение…» попало в конкурсную программу Венецианского кинофестиваля, снял с показа свою картину «Молодой Тосканини»[5]. Прокат фильма сопровождался беспорядками и акциями протеста[17]. В Денвере неизвестные проникли в кинотеатр, повредили экран и выкрали копию фильма.

Влияние кампании сказалось на прокатной судьбе фильма. Крупнейшие сети кинотеатров США Edwards Theatres, General Cinemas, United Artists (всего около 3500 кинотеатров по стране) отказались принять картину в прокат. В нескольких крупных городах США (в их числе Нью-Орлеан, Оклахома-Сити и другие) противники добились запрета выпуска фильма в прокат[18].

Примечательно, что многие из критиков картины признавались в том, что не видели её[4]. Так, католик архиепископ Лос-Анджелеса Роджер Махоуни назвал фильм «морально оскорбительным», хотя сам его так и не посмотрел[5].

Споры вокруг фильма продолжились и много позже, когда фильм вышел в прокат и телевизионный эфир других стран. В британском телеэфире фильм впервые был показан только в июне 1995 года[19]. 5 ноября 1997 патриарх Московский и всея Руси Алексий II и Священный синод Русской православной церкви выступили против показа фильма в эфире телеканала НТВ, поскольку, по мнению Русской церкви, показ фильма «нарушает нормы российского законодательства и общественной нравственности»[20]. Протодиакон Русской Православной Церкви Андрей Кураев назвал телевизионную трансляцию фильма в 1997 году в России по каналу НТВ оскорблением чувств верующих и «кощунством».

Но не только с точки зрения верующих кощунственен этот фильм. Заведомо заниженное прочтение Евангелия поддерживает более широкое и мощное антикультурное движение. Жажда опошлить, опоганить все то, что высоко, характерна для нынешнего мещанства. Пушкин оказывается интересен не своей поэзией, а своим «донжуанским списком»; о Чайковском чаще вспоминают в связи с проблемами сексуальных меньшинств… Вот и Христа так хочется затащить в постель — представить «таким же, как и мы».

[21]

Были также отдельные голоса и в защиту фильма. Теолог Уильям Телфорд писал о главном герое как «самом утончённом и религиозном, хотя и самом противоречивом кинематографическом Христе», посетовав на то, что шумиха вокруг фильма отпугнула и уменьшила число зрителей, которые могли бы убедиться: ничего особенно крамольного в фильме нет[19].

В 2012 году депутат российской партии ЛДПР Александр Старовойтов подал запрос в Генпрокуратуру РФ с целью проверки картины на наличие экстремистских сцен[22]. Эксперты Российского института культурологии во главе с Кириллом Разлоговым не обнаружили в ленте Скорсезе ничего запрещённого[23].

Критика

Как писал о фильме критик Стивен Грейднус:

«Последнее искушение…»… из тех опасных работ, оценка которых требует большого риска. Критику приходится судить не столько фильм, сколько самого себя.

Фильм привлёк большой интерес критиков, отзывы оказались весьма противоречивыми: от эпического шедевра[19] до полной неудачи Скорсезе[24]. Фильм не завоевал скольких-нибудь значительных кинематографических наград и был неуспешен в прокате.

В центре сюжета «Последнего искушения…» — прежде всего двойственная природа Христа — Сына Божьего и живого человека, подверженного человеческим страстям[25]. Данная проблема — один из наиболее спорных моментов[25] в христианском мировоззрении, вызывавший дискуссии в том числе и в самой среде богословов и верующих.

Работа Скорсезе принципиально отличается от голливудских и европейских классических экранизаций Ветхого и Нового Заветов. В дорогостоящих постановках, которых было немало в истории американского и европейского кино, таких, как «Иисус из Назарета», «Десять заповедей» или «Царь царей» создатели далеко не отклонялись от библейского изложения сюжета, изображая незапятнанный, канонический облик Христа на экране.

Образ Сына Божьего в исполнении Уиллема Дефо крайне далёк от умиротворенного изображения с религиозных открыток. Он страдает, ищет, сомневается и желает и становится в полном смысле героем картины[11], вокруг действий которого разворачивается сюжет и интрига. В экранном образе Христа просматриваются персонажи предыдущих фильмов Скорсезе: Тревис Бикл («Таксист») и Джейк Ламотта («Бешеный бык»). Это герои, ищущие страданий и отдалившиеся от Бога[24].

Таким образом создатели фильма словно нарочно[4] обращаются именно к тем темам, которые для христиан наиболее тяжелы и противоречивы. Человеческая и даже плотская сторона образа Иисуса — предмет, о котором сложно упоминать. Основная тема и настроение картины — сомнение[4]. Показательна здесь начальная сцена фильма. Иисус делает кресты, на которых распинают людей Его народа в пику Господу, не слышащему Его. Страдания Христа, в которых Он, пытаясь понять Свою природу, доходит до богохульства, — в сущности, основная проблема картины[24]. При этом критики отметили скрупулёзную работу создателей фильма с источниками, тонкое знание предмета и отражения его в других произведениях искусства. Так, например, сцена крестного пути в фильме — явная аллюзия на картину Босха «Несение креста». Скорсезе перебрал несколько вариантов последней фразы, срывающейся с губ Спасителя на кресте. Он попробовал варианты из Евангелия и из книги Казандзакиса и, в конце концов, остановился на своём собственном тексте, считая, что именно эта фраза — «It’s accomplished» («Свершилось») — наиболее верно передает смысл[19][26].

Необычна интерпретация окружения Спасителя, в частности образа Иуды. Антагонист Иисуса, каким он изображён в Писании, в фильме становится ожившей совестью своего учителя. Именно он и выглядит главным положительным героем картины. Иоанн Креститель по фильму значительно старше Иисуса и совершенно не выглядит как родственный ему по духу и вере человек. Сама сцена крещения смотрится весьма странно: Креститель читает проповедь среди толпы людей, некоторые из них полностью обнажены и находятся словно в состоянии некоего наркотического транса[4].

По мнению критика газеты «Washington Post» Хела Хинсона, проблема фильма состоит в том, что Скорсезе оказался заложником блестящего знания материала и виртуозного режиссёрского мастерства, как это ни парадоксально[24]. Как писал критик Стивен Грейданус, в неудаче фильма сложно винить Скорсезе — ни один режиссёр в мире не смог бы справиться с таким материалом. Фильм страдает от перегруженности деталями, гиперболизации, одержимости режиссёра идеями, которые он хочет донести до зрителя.

Движущим мотивом Скорсезе была попытка растормошить и спровоцировать, но не поразить воображение зрителя. Неудача режиссёра кроется в самой попытке снять подобный фильм. Несмотря на все свои заслуги, он не смог приблизить к нам Христа, воплощающего в себе духовные страдания за всё человечество. Муки Христа на экране словно доставляли какое-то скрытое наслаждение создателям. В этом было что-то садомазохистское.

— Хэл Хинсон[24]

Большинство критиков назвали лучшей как раз центральную сцену искушения — ту, что вызвала самые ожесточённые споры[4][25]. Она была снята мягко, с большим тактом, но при этом акценты расставлены так, что до зрителя донесён замысел создателей. Даже не обнажённые тела и секс Марии Магдалины и Христа оказались столь скандальными, а простая мирская жизнь Спасителя: семья, жена, дети — они становятся последним и тяжелейшим искушением, которое дьявол бросил Спасителю как вызов и перед которым удалось устоять. Оказалось, что плотская связь с земной женщиной — более страшный соблазн для Иисуса, чем все богатства мира и главенство на небесах и в аду. Этот еретический по сути поворот сюжета, ради которого и снимался фильм, вполне удался режиссёру[4].

Актёрская игра главного персонажа в исполнении Дефо произвела в целом положительное впечатление. Однако второстепенные герои несколько портят впечатление от картины. Спорной выглядела трактовка образа Иуды (Харви Кейтель) и Марии Магдалины (Барбара Херши)[27]. Дэвид Боуи в роли Понтия Пилата, по мнению критика NewYork Times Джанет Маслин, не выглядит аутентично[28]. Нью-йоркский акцент исполнителей фильма резал ухо и сильно портил восприятие картины англоязычному зрителю[4].

Сам Скорсезе так отзывался в интервью о смысле картины:

Вопрос того, когда Иисус познал Свою Божественную природу — покрыт тайной. Мы не говорим, что вот так всё было на самом деле. Мы говорим, что это удивительно и драматично — дать парню возможность выбора. Если у него «могла» быть возможность, но природа Христа не двойственна, то о каком выборе могла быть речь? Красота ситуации — создать видимость выбора.

[10]

Награды и номинации

  • 1988 — участие в конкурсной программе Венецианского кинофестиваля и премия кинокритиков «Bastone Bianco» (Мартин Скорсезе).
  • 1988 — попадание в десятку лучших фильмов года по версии Национального совета кинокритиков США.
  • 1989 — номинация на премию «Оскар» за лучшую режиссуру (Мартин Скорсезе).
  • 1989 — две номинации на премию «Золотой глобус»: лучшая оригинальная музыка (Питер Гэбриел), лучшая актриса второго плана (Барбара Херши).
  • 1989 — номинация на премию «Грэмми» за лучший альбом оригинального инструментального сопровождению для фильма или телевидения (Питер Гэбриел).
  • 1989 — номинация на премию «Золотая малина» за худшую роль второго плана (Харви Кейтель).

Упоминание фильма в других художественных произведениях

  • В фильме «Малолетка» (2000-го года) одна из главных героинь сказала: «А я видела киношку с Дэвидом Боуи, в которой Христос переспал со шлюхой».
  • В фильме «Донни Дарко» главный герой выходит из кинотеатра, чтобы уничтожить дом извращенца, и на афише кинотеатра название «Последнее искушение Христа» .

Напишите отзыв о статье "Последнее искушение Христа"

Примечания

  1. традиционный иудаизм не знает монашества (см. [paruss.sitecity.ru/ltext_1302214936.phtml?p_ident=ltext_1302214936.p_0305151913 Аскетизм])
  2. [www.decentfilms.com/articles/lasttemptation.html «The Last Temptation of Christ: An Essay in Film Criticism and Faith» by Steven D. Greydanus]  (Проверено 1 сентября 2010)
  3. [biblia.org.ua/bibliya/mk.html#03v31 Евангелие от Марка 3:33-35]  (Проверено 1 сентября 2010)
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.slantmagazine.com/house/2010/04/the-conversations-easter-double-feature-the-last-temptation-of-christ-and-the-passion-of-the-christ/#more-10951 The Last Temptation of Christ and The Passion of the Christ by Jason Bellamy and Ed Howard on April 2nd, 2010]  (Проверено 3 сентября 2010)
  5. 1 2 3 4 5 [www.criterion.com/current/posts/72-the-last-temptation-of-christ The Last Temptation of Christ / by David Ehrenstein]  (Проверено 22 августа 2010)
  6. Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 12
  7. Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 130—136
  8. Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 177
  9. [www.ekranka.ru/?id=f1463 Им стал «Мыс страха» (1991).]  (Проверено 21 августа 2010)
  10. 1 2 Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 122
  11. 1 2 3 [oldschoolreviews.com/rev_80/last_temptation.htm The Last Temptation of Christ / review on oldschoolreviews.com]  (Проверено 28 августа 2010)
  12. Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 136
  13. 1 2 [www.sensesofcinema.com/2010/book-reviews/scorsese-missing-in-action-martin-scorsese%E2%80%99s-america-by-ellis-cashmore-hollywood-under-siege-martin-scorsese-the-religious-right-and-the-culture-wars-by-thomas-r-lindlof/ Scorsese Missing In Action: by Peter Hourigan / book review]  (Проверено 23 августа 2010)
  14. 1 2 [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/SKORSEZE_MARTIN.html Мартин Скорсезе / Энциклопедия Кругосвет Мартин Скорсезе]  (Проверено 21 августа 2010)
  15. [www.kinopoisk.ru/level/3/review/912929/ «Последнее искушение Христа» / Сергей Кудрявцев]  (Проверено 26 августа 2010)
  16. [entertainment.timesonline.co.uk/tol/arts_and_entertainment/film/article6722890.ece «The actor Willem Defoe» The Times July 25, 2009 Guest List:]  (Проверено 5 сентября 2010)
  17. 1 2 [www.ew.com/ew/gallery/0,,20221484_20,00.html 25 Most Controversial Movies Ever / Entertainment EW.com]  (Проверено 22 августа 2010)
  18. 1 2 [www.pbs.org/wgbh/cultureshock/flashpoints/theater/lasttemptation.html Martin Scorsese’s The Last Temptation of Christ 1988]  (Проверено 28 августа 2010)
  19. 1 2 3 4 [www.scorsesefilms.com/lasttemptation.htm Celebrating The Last Temptation of Christ’s Fifteenth Anniversary by Kathleen Kinsolving]  (Проверено 2 сентября 2010)
  20. [www.interfax-religion.ru/cis.php?act=archive&div=1469 Патриарх Алексий II считает, что в нынешнем году его встреча с папой римским невозможна / interfax / 16 июля 1998 года]  (Проверено 5 сентября 2010)
  21. [halkidon2006.narod.ru/do/bogoslovie_1/841_Kuraev.htm «Фильм „Последнее искушение Христа” показан. Какие уроки?» / Андрей Кураев]  (Проверено 27 августа 2010)
  22. [ria.ru/culture/20121102/908972690.html Эксперты не считают фильм "Последнее искушение Христа" экстремистским] (рус.). РИА. Проверено 11 февраля 2012.
  23. [lenta.ru/news/2012/11/02/razlogov/ Киноэксперты не нашли экстремизма в "Последнем искушении Христа"] (рус.). Лента (2 ноября 2012). Проверено 11 февраля 2012.
  24. 1 2 3 4 5 [www.washingtonpost.com/wp-srv/style/longterm/movies/videos/thelasttemptationofchristrhinson_a0a8d1.htm ‘The Last Temptation of Christ’ By Hal Hinson / Washington Post August 12, 1988]  (Проверено 28 августа 2010)
  25. 1 2 3 [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19980107/REVIEWS/801070303/1023 The Last Temptation Of Christ by Roger Ebert / January 7, 1998]  (Проверено 27 августа 2010)
  26. Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette / page 122—123
  27. [www.washingtonpost.com/wp-srv/style/longterm/movies/videos/thelasttemptationofchristrhowe_a0b1b7.htm ‘The Last Temptation of Christ’ By Desson Howe / Washington Post August 12, 1988]  (Проверено 28 августа 2010)
  28. [movies.nytimes.com/movie/review?_r=1&res=940DE3DC123BF931A2575BC0A96E948260 Scorsese’s View Of Jesus' Sacrifice By Janet Maslin / August 12, 1988 / New York Times]  (Проверено 29 августа 2010)

Литература

  • [books.google.com/books?id=D_asDNgs5S4C&pg=PA122&lpg=PA122&dq=scorsese+John+Baptist&source=bl&ots=_DmNqAwRAq&sig=8NM4PJHwyjylInxTdK8CErCOUUA&hl=en&ei=zkh5TK2zFIPKOLu6uc0G&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=8&sqi=2&ved=0CDAQ6AEwBw#v=onepage&q=scorsese%20John%20Baptist&f=false Martin Scorsese: interviews / edited by Peter Brunette]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Последнее искушение Христа

Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.