Последний этап

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Последний этап
Ostatni etap
Жанр

драма

Режиссёр

Ванда Якубовская

Автор
сценария

Ванда Якубовская
Герда Шнейдер

В главных
ролях

Барбара Драпинская
Алина Яновская
Барбара Фиевская

Оператор

Борис Монастырский

Композитор

Роман Палестер

Кинокомпания

Przedsiębiorstwo Państwowe Film Polski

Длительность

104 минуты

Страна

Польша Польша

Язык

польский
немецкий
русский

Год

1948

IMDb

ID 0040674

К:Фильмы 1948 года

«Последний этап» (польск. Ostatni etap) — польский кинофильм об истории узников Освенцима. Это второй полнометражный фильм, снятый в Польше после Второй мировой войны, первый в истории мирового кинематографа, рассказывающий об ужасах нацистских концлагерей и трагедии Холокоста и первый художественный фильм об Освенциме. Фильм снят режиссёром Вандой Якубовской, бывшей заключённой Освенцима и Равенсбрюка. Съёмки проходили на территории реального Освенцима, но эпизоды в бараках снимались в декорациях. Роли надзирателей лагеря сыграли местные жители из Освенцима.





Сюжет

В ролях

Интересные факты

  • Премьера фильма в Польше: 28 марта 1948 года.
  • Первоначально фильм планировалось назвать «Письмо из Освенцима», но спустя два года после начала работы над сценарием фильм получил название «Последний этап».
  • По свидетельству самой Якубовской замысел фильма родился у неё ещё в Освенциме, сценарий помогла ей написать другая узница концлагеря немка Герда Шнейдер[1].

Награды

Напишите отзыв о статье "Последний этап"

Литература

  • Маркулан, Янина Казимировна. Кино Польши. — Ленинград-Москва: «Искусство», 1967. — С. 292+4 п.л. альб.. — ISBN 81514167.
  • Рубанова, Ирина Ивановна. Польское кино 1945-1965. — Москва: «Наука», 1966.
  • [www.filmpolski.pl/fp/index.php/rec/11289 Библиография о фильме «Последний этап» на польском языке]

Примечания

  1. [wyborcza.pl/alehistoria/1,141950,16895645,Babcia_polskiego_kina.html?utm_source=facebook.com&utm_medium=SM&utm_campaign=FB_Gazeta_Wyborcza Wyborcza.pl]

Ссылки

  • «Последний этап» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.filmpolski.pl/fp/index.php/rec/11289 О фильме «Последний этап» на сайте «Польское кино»]
  • [www.holocf.ru/pages/46 Художественные фильмы]

Отрывок, характеризующий Последний этап

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.