Последняя трапеза

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

После́дняя тра́пеза (англ. Last meal; встречается перевод «Последний ужин») — особая еда, которую получает приговорённый к смертной казни незадолго до приведения приговора в исполнение. Меню последней трапезы обычно составляется по заказу приговорённого (в разумных пределах). Право на последнюю трапезу традиционно имеют осуждённые в большинстве штатов США, практикующих смертную казнь (за исключением Мэриленда — здесь осуждённые в свой последний день получают обычную тюремную еду) и многих других странах.



Ограничения

Во многих штатах США, во избежание необходимости выполнять слишком экзотичные просьбы осуждённых, существуют определённые ограничения. Алкоголь в большинстве случаев не допускается. Во Флориде все продукты должны быть приобретены в местных магазинах, а их общая стоимость не должна превышать 40 долларов.

Последние трапезы известных людей

Напишите отзыв о статье "Последняя трапеза"

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20031202214318/www.tdcj.state.tx.us/stat/finalmeals.htm Заказы осуждённых к смертной казни в Техасе с 1982 по 2003 гг. (на англ. яз.)]
  • [err404.ru/art/poslednjaja-eda-zakljuchennogo/ Последний ужин некоторых приговоренных к смерти в США, постановочная фотография от Генри Харгривс, описание ужина.]


Отрывок, характеризующий Последняя трапеза



В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.