Последовательный перевод

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Последовательный перевод — один из видов устного перевода[en], при котором переводчик начинает переводить на целевой язык по­сле того, как оратор перестал говорить, закончив всю речь или какую-то часть её[1].

Для возможности последовательного перевода говорящий время от времени делает в речи паузы, необходимые переводчику для перевода сказанного. Последовательный перевод требует удержания в памяти пере­водчика содержания значительных сегментов оригинала в тече­ние длительного времени до момента начала перевода[1].

Устный последовательный перевод обычно используется при проведении мероприятий с относительно небольшим количеством участников.

Последовательный перевод обычно применяется на деловых переговорах, для телефонных бесед, на небольших семинарах, на круглых столах с небольшим количеством участников, для отдельных форм брифингов, пресс-конференций, презентаций, фуршетов и праздничных мероприятий, для экскурсий и при сопровождении делегаций. Важная сфера применения последовательного перевода — судебные заседания, следственные действия, нотариальные действия с участием граждан, не владеющих целевым языком.

В сравнении с синхронным переводом, при котором переводчик говорит одновременно с восприятием на слух речи на исходном языке, для последовательного перевода не требуется дополнительное техническое оснащение и требуется меньше ресурсов переводчиков (достаточно привлечь одного переводчика для длительного мероприятия, тогда как синхронистам требуется смена каждые 15—30 минут), также от переводчика не требуется владения сложными техниками для синхронной работы.

Напишите отзыв о статье "Последовательный перевод"



Примечания

  1. 1 2 Комиссаров В. Н. Теория перевода.

Литература

  • Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты): Глава IV. // Учебник для институтов и факультетов иностранных языков — М.: Высшая школа, 1990.

Отрывок, характеризующий Последовательный перевод

Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.