После бала
| После бала | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: |
1911 |
 Текст произведения в Викитеке | |
«По́сле ба́ла» — рассказ Льва Толстого, увидевший свет после его смерти, в 1911 году.
Содержание
История создания
В основе рассказа лежат события, произошедшие с братом Льва Толстого — Сергеем. В ту пору Лев Николаевич, будучи студентом, жил в Казани вместе с братьями. Сергей Николаевич был влюблён в Варвару Андреевну Корейш - дочь военного начальника Андрея Петровича Корейша и бывал у них в доме. Но после увиденного им избиения беглого солдата под руководством отца девушки, чувства влюблённого быстро охладели, и он отказался от намерения жениться.
Эта история прочно осела в памяти Толстого, и много лет спустя он описал её в своём произведении. Прежде чем рассказ получил своё окончательное название, он назывался «Дочь и отец», потом — «А вы говорите». Толстой написал рассказ для готовившегося Шолом-Алейхемом сборника произведений в пользу евреев, пострадавших во время кишинёвского погрома.
Упоминаемый в рассказе «девический институт» — это Казанский Родионовский институт благородных девиц, располагавшийся тогда на окраине города. Место, где «гоняли татарина за побег», теперь является улицей Льва Толстого.
Содержание
В рассказе Толстой рисует две контрастные картины. Первая — яркая и праздничная, он описывает бал у губернского предводителя, где герой рассказа влюблён в Вареньку и восхищён её отцом-полковником («губернский предводитель, добродушный старичок, богач-хлебосол»). Заботясь о любимой дочери, отец экономит на себе, вместо модной обуви заказывает сапоги у батальонного сапожника. Мазурка отца и дочери вызывает всеобщие аплодисменты, замечательно его бережное отношение к ней. Праздничную атмосферу усиливает то обстоятельство, что бал происходит в последний день масленицы. Но контрастом с этой праздничностью и роскошью предстаёт перед героем рассказа Иваном Васильевичем событие, происходящее наутро — отвратительная по своей жестокости кровавая расправа, осуществляемая отцом Вареньки над совершившим побег солдатом-татарином. Более того, полковник с «румяным лицом и белыми усами и бакенбардами» бьёт «малорослого, слабосильного солдата», считая, что тот недостаточно сильно ударил татарина палкой по спине, представляющей собой уже что-то «пестрое, мокрое, красное, неестественное». Перевоплощение нежно любящего отца и добродушного полковника в жестокого и безжалостного мучителя настолько потрясло Ивана Васильевича, что чувства его к Вареньке быстро остыли, «любовь с этого дня пошла на убыль». В образе сошедшей на нет любви писатель передаёт расставание с формальной верой[1], пережитое и им самим. Масштаб повествованию придаёт то, что расправа осуществляется в Прощёное воскресенье, что делает христианское прощение бессмысленной декларацией. Писатель подчёркивает немилосердность и нехристианский характер социума тем, что шпицрутенами наказывается не просто солдат, а мусульманин; так «христианская» проповедь инаковерующим преподаётся в форме насилия, а не Христовой любви[2].
Экранизации
- После бала (1961, короткометражный. Режиссёр Анатолий Дудоров).
Напишите отзыв о статье "После бала"
Примечания
- ↑ [www.levtolstoy.org.ru/lib/al/book/1864/ Толстой Л. Н. Ответ на определение Синода от 20—22 февраля и на полученные мною по этому случаю письма] // levtolstoy.org.ru
- ↑ Есаулов И. А. [esaulov.net/portfolio/pashalnost-russkoj-slovesnost/ Пасхальность русской словесности]. — М.: Кругъ, 2004. — С. 76—79.
Отрывок, характеризующий После бала
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
