Посников, Александр Сергеевич

Александр Сергеевич Посников<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Депутат Государственной думы 4-го созыва от Петербургской губернии А.С.Посников.</td></tr>
депутат Государственной думы Российской империи IV созыва
15 ноября 1912 — 19 апреля 1917
председатель Главного земельного комитета при Временном правительстве России
май — октябрь 1917
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	14 (26) декабря 1846(1846-12-26) Вяземский уезд, Смоленская губерния, Российская империя
Смерть:	22 августа 1922(1922-08-22) (75 лет) Узкое, Московский уезд, Московская губерния, РСФСР
Место погребения:	Москва
Род:	Посниковы
Отец:	Сергей Гаврилович Посников
Мать:	Елизавета Петровна
Партия:	Партия демократических реформ
Образование:	юридический факультет МГУ
Учёная степень:	доктор наук
Профессия:	юрист
Научная деятельность
Научная сфера:	политическая экономия
Место работы:	Петроградский политехнический институт императора Петра Великого

Александр Сергеевич Посников (14 [26] декабря 1846, Вязьма — 22 августа 1922, Узкое, Московская губерния) — экономист, член Государственной Думы, председатель Главного земельного комитета при Временном правительстве, один из редакторов газеты «Русские Ведомости», доктор права, профессор.

Биография

Родился в дворянской семье в родовом имении, находившемся в Вяземском уезде Смоленской губернии. Среднее образование получил в Смоленской гимназии (1855—1862), высшее — на юридическом факультете Московского университета (1869).

Был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию; совершенствовал образование за границей; сдал магистерский экзамен по политической экономии и статистике. Участвовал в съезде либеральных экономистов (организованном Н. И. Зибером, А. И. Чупровым и др.), выступавших за демократизацию государственного строя в России и сочувственно относившихся к экономической теории марксизма. В 1871 году появилась его работа (магистерская диссертация) «Начала поземельного кредита» (М.: тип. «Рус. вед.», 1871. — 52 с.), в которой он отстаивал либерально-народническое требование предоставления дешёвого кредита крестьянским хозяйствам; защищал теорию устойчивости мелкого крестьянского хозяйства. В 1873 году был приглашён приват-доцентом в Ярославский Демидовский юридический лицей. В 1875 году защитил в Московском университете магистерскую диссертацию: «Общинное землевладение» (Т. 1).

В 1876—1882 годах был профессором политической экономии Новороссийского университета (Одесса). В январе 1878 года в Московском университете защитил, в качестве докторской диссертации, второй том «Общинного землевладения». В 1882 году оставил службу и уехал в своё имение в Смоленской губернии.

С 1879 года участвовал в работе Смоленского земства: в 1879 и 1896 годах избирался предводителем дворянства Вяземского уезда, главой местного статистического бюро, в 1883—1907 гг. был почётным мировым судьёй Вяземского уезда.

В 1886—1897 годах был одним из редакторов газеты «Русские Ведомости».

С 1902 года — декан экономического отделения Петербургского политехнического института (до 7 ноября 1908), читал курс политической экономии; с 28 марта по 4 сентября 1907 года, затем — с 10 октября 1908 по 1 августа 1911 года был директором Политехнического института. Вышел из числа профессоров института после избрания депутатом Государственной думы. В 1906 году стал одним из основателей партии демократических реформ.

С 1909 по 1911 г. — президент Императорского Вольного Экономического Общества. В 1911—1916 гг. написал ряд статей для «Нового энциклопедического словаря» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.

С 15 ноября 1911 по 21 декабря 1912 г. — член Совета Государственного банка от Министерства финансов. 25 марта 1912 г. произведён в тайные советники.

С ноября 1912 года до 19 апреля 1917 года — член Государственной Думы IV созыва от Петербургской губернии; был товарищем председателя фракции прогрессистов; состоял в комиссиях: бюджетной, финансовой (с 1-й сессии — товарищ председателя; с 21 июля 1915 г. — председатель), по переселенческому делу, о замене сервитутов, о мерах к прекращению ненормального вздорожания предметов первой необходимости, об уставе и штатах императорских российских университетов.

22 марта 1917 г. решением Временного правительства ему была поручена реорганизация Дворянского земельного и Крестьянского поземельного банков для объединения их в Государственный земельный банк; с 28 марта по 26 мая 1917 г. был управляющим Дворянским и Крестьянским банками. С апреля 1917 г. — председатель Главного земельного комитета при Временном правительстве, сенатор 2-го департамента правительствующего Сената.

После Октябрьской революции 1917 года уехал в своё имение. С 1918 года преподавал в Петроградском политехническом институте; 7 февраля 1918 года Совет Политехнического института избрал его ординарным профессором по кафедре политической экономии. Также преподавал в Агрономическом и Лесном институтах.

Умер в санатории «Узкое» под Москвой; похоронен в Москве.

Семья

Отец — Сергей Гаврилович Посников, уездный судья Вяземского уездного суда.

Мать — Елизавета Петровна.

Женат (к 1912 г. овдовел); имел троих детей.

Научная деятельность

Был близок к либеральному народничеству. Считал, что общинная форма землевладения не препятствует прогрессу в сельскохозяйственном производстве. Сравнивая общину с фермерским хозяйством, доказывал превосходство общинного землевладения и видел в нём спасение крестьянских масс от пролетаризации. Полагал, что организация кооперативов и товариществ на базе общинного землевладения способна придать крестьянскому хозяйству все преимущества крупного производства. Выступал против Столыпинской аграрной реформы.

Библиография

• Посников А. С. Начала поземельного кредита. — М.: тип. «Рус. вед.», 1871. — 52 с.
• Посников А. С. Общинное землевладение. : Вып. 1-2. — Ярославль: тип. Г. В. Фальк, 1875—1877.
  • Вып. 1. — 1875. — 182 с. — (отт. из «Временника Демидов. юрид. лицея». — 1875. — Кн. 9—10.).
  • Вып. 2. — Одесса: тип. Ульриха и Шульце, 1877. — 228 с. — (отт. из «Зап. Новорос. ун-та». — 1878. — Т. 24).
• Посников А. С. Аграрный вопрос в Третьей думе : (Малоземелье и дополнительное наделение) // Вестник Европы. — 1909. — Т. 1 (225). — С. 233-248.
• Посников А. С. Освобождение крестьян // Освобождение крестьян : Сб. ст.. — СПб.: Жизнь для всех, [1911].
• Посников А. С. Указ 15 ноября 1906 года и его последствия. — СПб.: тип. т-ва «Обществ. польза», [1908]. — 16 с. — (отт. из газ. «Право». — 1908. — № 17).

Награды и признание

• Почётный Член Политехнического института (избран Советом института 17 декабря 1912 г.).

Память

В 2006 г. на родине в г. Вязьма Смоленской области на здании Вяземского филиала МГИУ в честь А. С. Посникова установлена памятная доска.

Литература

• Посников, Александр Сергеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Максимов А. Н. Сотрудники «Русских ведомостей» (Автобиографии и библиографические очерки) : Посников Александр Сергеевич // Русские ведомости, 1863—1913 : Сборник статей. — М.: Тип. «Русских ведомостей», 1913. — С. 138—139.
• Посников Александр Сергеевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Лукичев П. М. Русский экономист А. С. Посников. — СПб., 1996
• Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 199. — 300 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
• Хайлова Н. Б. [www.tez-rus.net/ViewGood31305.html Посников Александр Сергеевич] // Государственная дума Российской империи: 1906-1917: Энциклопедия. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. — С. 485-486. — ISBN 978-5-8243-1031-3.

Ссылки

• [www.fem.spbstu.ru/docs/posnikov.html Александр Сергеевич Посников]. Факультет экономики и менеджмента СПбГПУ. Проверено 24 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BqQULslW Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
• [museum-pu.spb.ru/2.htm Александр Сергеевич Посников]. Историко-технический музей СПбГПУ. Проверено 31 октября 2012. [www.webcitation.org/6Cr2UtAcD Архивировано из первоисточника 12 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Посников, Александр Сергеевич

– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.