Посоп

Посоп
54°10′50″ с. ш. 45°11′40″ в. д.54.18056° с. ш. 45.19444° в. д. / 54.18056; 45.19444
Город:	Саранск
Дата основания:	1642
Прежний статус:	село (с 1-й половины XIX века)
Год включения в черту города:	1958 год
Прежние названия:	Инзерский острог

Посо́п — исторический район Саранска, бывшее село, с 1958 года вошедшее в состав города.

История

История Посопа начинается с Инзерского (Инсарского) острога — одной из крепостей на Атемарской засечной черте. Инзерский острог строился почти одновременно с Саранским острогом, строительство его было завершено к 1642 году. Он располагался на холме, на правом берегу реки Тавла.

Крепость имела четырёхугольную форму. Размерами она значительно уступала Саранскому острогу. Длина каждой из стен составляла около 50 саженей, то есть немногим более 100 метров. По углам располагались 4 башни, въезд в крепость был устроен с северной стороны. Гарнизон Инзерского острога состоял в основном из стрельцов и сторожей, была и казачья служба.

К концу XVII века, когда Инзерский острог стал утрачивать военное значение, большая группа (около 90 дворов) служилых людей была переведена в Азов. Рядом с острогом в начале XVIII века образовалась Пособная (Посопная) слобода (от слова посоп, означающего взыскание подати или оброка зерном), то есть деревня, обязанная платить посопный хлеб для содержания военных гарнизонов.

По данным первой переписи населения в начале XVIII века в Инзерском остроге проживало 103 человека, к 1763 году население (мужского пола) насчитывало уже 1494 человека.

Долгое время острог и Посопная слобода относились к разным ведомствам Российского государства. В первой половине XIX века острог и слобода слились в один населённый пункт — село Посоп (население в то время около 4 тысяч человек), ставшее центром Инзерско-Острожской волости.

К началу XX века в Посопе было около 750 дворов, в основном с деревянными избами.

После революции Посоп входил в Саранский уезд, затем в Саранский район. В 1931 году в селе был создан колхоз, состоящий из 75 хозяйств. В 1938 году центр Саранского района был переведён из Саранска в Посоп.

19 сентября 1958 года село присоединено к городу Саранску в связи с расширением городской черты. Поскольку многие улицы Посопа имели названия совпадающие с улицами Саранска, в мае 1959 года решением исполкома Саранского горсовета эти улицы Посопа были переименованы.

Решением исполкома Саранского городского Совета депутатов от 27 июля 1977 года образовавшемуся на месте села жилому району дали название Посоп, сохранив его традиционное название.

Со временем Посоп всё больше сливался с вновь возводимым рядом с ним жилым микрорайоном, получившим название «Химмаш». 27 июля 1977 года Посоп, Химмаш и посёлок имени Ю. А. Гагарина, в народе более известный как «Цыганский», были объединены в северо-восточный жилой район «Заречный».

Деревянные дома Посопа постепенно сносятся и заменяются современными многоэтажными зданиями. Тем не менее, здесь всё ещё сохранилось много деревянных домов.

Название «Посоп» носит и близлежащая железнодорожная станция.

Достопримечательности

• В 1774 году, во время пребывания в Саранске войска Емельяна Пугачёва, на заливном лугу между Посопом и Саранском был расположен лагерь пугачёвского войска, здесь же находилась главная ставка Пугачёва. В память об этом на пересечении улиц Короленко и Волгоградская установлен памятник Пугачёву.

Ссылки

• [saransk-online.info/info/5/okt/3.htm Восточный жилой массив — Заречный] на сайте saransk-online.info

Отрывок, характеризующий Посоп

Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.