Посполитое рушение

Посполитое рушение (польск. pospolite ruszenie — всеобщее движение; < лат. expeditio generalis) — военная мобилизация польской, литовской шляхты, крестьянства (холопов, быдла) им принадлежавшего и образованное таким образом дворянское ополчение.

история

О существовании в Польше дворянского ополчения впервые упоминается в XIII веке. Помимо крупных землевладельцев, под «земскими хоругвями» выставляли свои отряды мелкое рыцарство, войты и солтысы.

В военном отношении наиболее эффективным было ополчение с восточных границ, где местной шляхте часто приходилось защищать свои земли от набегов татар. В состав «земских хоругвей» призывались также лично свободные мещане и посполитые крестьяне. Их называли «посполитыми казаками».

В XV веке право объявлять рушение перешло от короля — к сейму. Тем самым ограничивались возможности монархов на ведение в узкодинастийных интересах боевых действий за пределами Польши. Лишившись права объявлять общую мобилизацию, король стал привлекать наёмников из других стран Европы и запорожских казаков. Кроме того, в XVI веке в Польше формируется постоянно действующая армия — кварцяное войско.

См. также

• Ополчение
• Поместное войско
• Милиция (ополчение)

Литература

•  (польск.) [pl.wikisource.org/wiki/Encyklopedia_staropolska/Pospolite_ruszenie Pospolite ruszenie] // Encyklopedia staropolska.
• Посполитое рушение — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Посполитое рушение

– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.