Поссе, Владимир Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Александрович Поссе
Псевдонимы:

Л.В. Новгородцев, Вильде

Дата рождения:

10 мая 1864(1864-05-10)

Дата смерти:

21 октября 1940(1940-10-21) (76 лет)

Место смерти:

Ленинград

Гражданство:

Российская империя, СССР

Род деятельности:

прозаик, эссеист, переводчик, издатель, революционер

Годы творчества:

1880-1920-е

Направление:

публицистика

Язык произведений:

русский

Владимир Александрович Поссе (10 мая 1864 — 21 октября 1940, Ленинград) — журналист, деятель революционного движения.





Биография

Родился в 1864 году в семье инженера Александра Фёдоровича Поссе (1827—1867) и Елизаветы Яковлевны (в девичестве — Козляниновой; 1830—1904). Брат — К. А. Поссе.

Был младшим из шестерых детей в семье. Учился в Петербургском университете на филологическом и юридическом факультетах. В 1887 г., в связи с делом 1 марта того же года, был исключён из университета. В 1888 г. выдержал экзамен на степень кандидата прав.

Несколько лет занимался медициной за границей, где получил степень доктора медицины. Во время пребывания за границей писал корреспонденции, статьи и полубеллетристические очерки в «Неделе» и «Книжках Недели». В 1892 г. ездил в Николаевский уезд Самарской губернии на борьбу с холерой. Свои впечатления изложил в очерках «На холере», печатавшихся в «Книжках Недели», а в 1895 г. отдельно изданных (с значительными пропусками). Несколько времени жил в Галичском уезде Костромской губернии и занимался врачебной практикой среди крестьян, продолжая сотрудничать в «Неделе» и её «Книжках».

С конца 1896 г. вступил в редакцию «Нового Слова», где писал иностранные обозрения. По закрытии «Нового Слова» участвовал в книгоиздательстве «Знание» и в «Журнале для всех», где писал под псевдонимом Вильде. В 1898 г. сделался фактическим редактором «Жизни».

В 1901 г. был выслан из Санкт-Петербурга. Уехав в том же году в Лондон, устроил там социал-демократическую организацию «Жизнь» и, выбранный редактором её изданий, выпустил 6 книжек журнала «Жизнь», 12 «Листков Жизни» и ряд брошюр. Позже принимал ближайшее участие в издававшейся в Женеве «Библиотеке Пролетария». Его книга «Теория и практика пролетарского социализма» посвящена критике господствующих социал-демократических течений, с выяснением основных положений неокоммунизма.

Вернувшись осенью 1905 года в Петербург, Поссе издает «Библиотеку Рабочего», где поместил очерки «Национальная автономия и всеобщая федерация», «Народное представительство и народное законодательство», «Из истории коммунистических идей» и др.; За № 5 «Библиотеки Рабочего» Поссе был предан суду по 1 и 2 пунктам 129 статьи.

Летом 1906 г. Поссе создает в Петербурге потребительский кооператив «Трудовой Союз», редактирует его еженедельную газету «Трудовой Союз»; участвует в «Лиге Труда». Кооператив был закрыт правительством, так как служил прикрытием для деятельности социалистических партий.

В 19081918 годах Поссе издавал в Петербурге журнал «Жизнь для всех». Журнал вел осторожную (по цензурным соображениям) пропаганду анархо-кооперативных, анархо-федералистских, антимилитаристских, синдикалистских и т. п. идей. Закрыт ВЧК в июле 1918 в числе других «буржуазных и мелкобуржуазных изданий».[1] В журнале печатались Л. Н. Толстой, Е. Н. Чириков, М. Горький, А. С. Неверов, И. Г. Эренбург, в политическом отделе — М. В. Новорусский, социал-демократы А. П. Пинкевич (Бельский), В. О. Цедербаум (Левицкий), Ф. А. Липкин (Череванин), рабочий отдел вел А. К. Гастев (Зорин), беседы о самообразовании — Н. А. Рубакин, об искусстве — И. Е. Репин. Впрочем, в публикации «Одесских рассказов» И. Э. Бабеля Поссе и другие редакторы отказали.

Поссе выступал на I Всероссийском кооперативном съезде, I Всероссийском съезде по борьбе с пьянством.

После начала Первой мировой войны министром внутренних дел Н. А. Маклаковым Поссе за «пронемецкие выступления» были запрещены публичные выступления. Запрет был снят в конце 1916 года.

После Февральской революции Поссе весной 1917 г. создал «Союз имущественного и трудового равенства». Пораженец, выступал за заключение мира с Германией.

Весной 1918 года Поссе возглавил отдел коллективных хозяйств Наркомата земледелия, но после поездки по губерниям отказался от этой должности.

Весной 1922 г. совершил поездку в Повольжье от ЦК Помгола.[2]

С 1930 г. — персональный пенсионер РСФСР, с 1934 — СССР. В 1937 г. получил квартиру в Доме специалистов на Лесном проспекте.

Скончался 21 октября 1940 г.

Сочинения

  • Поссе В. А. По Европе и России. Наблюдения и настроения. СПб., Изд. Нов. Журнала для всех, 1909.
  • Поссе В. А. Воспоминания. 1905—1917 гг. П. Изд-во Мысль, 1923. 140 с.
  • Поссе В. А. Мой жизненный путь. М.-Л. Земля и Фабрика, 1929.
  • Поссе В. А. Пережитое и продуманное. Том 1. Молодость 1864—1894. Л., издательство писателей в Ленинграде, 1933.

Переводы

Источники

Напишите отзыв о статье "Поссе, Владимир Александрович"

Примечания

  1. [socialist.memo.ru/books/biblio/periodika_do_1917.htm Периодические издания анархистов в России и в эмиграции. 1900—1916.]
  2. [www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/ivanova_ara.htm Филантропы больше, чем гангстеры]

Отрывок, характеризующий Поссе, Владимир Александрович

Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.