Постан, Майкл Моисей

Сэр Майкл Моисей Постан
Моисей Ефимович Постан
Дата рождения:	24 сентября 1899(1899-09-24)
Место рождения:	Бендеры, Бессарабская губерния
Дата смерти:	12 декабря 1981(1981-12-12) (82 года)
Место смерти:	Кембридж, Великобритания
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	экономическая история, экономика
Известен как:	редактор многотомной серии «Кембриджская экономическая история Европы со времён заката Римской империи»

Сэр Майкл Моисей Постан (Моисей Ефимович Постан, англ. Sir Michael Moïssey (Munia) Postan; 24 сентября 1899, Бендеры Бессарабской губернии — 12 декабря 1981, Кембридж, Великобритания) — британский историк-медиевист, экономист, один из крупнейших представителей направления экономической истории, который сыграл основополагающую роль в развитии этой дисциплины в качестве самостоятельного академического предмета.

Биография

Муня Постан (Munia Postan, как его называли близкие и коллеги) родился в 1899 году в Бендерах в семье присяжного поверенного. После окончания бендерской гимназии поступил в Петроградский университет, но в связи с событиями Первой мировой войны был вынужден бросить учёбу и с 1915 года изучал юриспруденцию и экономику в Новороссийском университете в Одессе, где примкнул к сионистскому движению. В 1917 году Постан был призван в армию, а после демобилизации в 1918 году продолжил учёбу в Киевском университете. В 1919 году он покинул Россию и, после неудачных попыток продолжить обучение в Черновицах и Вене, в 1920 году осел в Лондоне и поступил в Лондонскую школу экономики при городском университете. Степень бакалавра Майкл Постан получил в 1924 году, магистра — в 1926 году.

В 1926 году Майкл Постан стал научным сотрудником Айлин Пауэр (Eileen Edna Power, 1889—1940), с которой написал ряд основополагающих работ в области экономической истории Средневековья и на которой в 1937 году женился. В 1927—1931 годах преподавал в Университетском колледже Лондона и в 1931—1934 годах в Лондонской школе экономики, затем в Кембриджском университете, где он получил звание профессора и с 1938 года — заведующего кафедрой экономической истории, сменив в этой должности сэра Джона Клэпема. За исключением работы в военное время в министерстве экономических военных действий (Ministry of Economic Warfare) Постан заведовал кафедрой экономической истории в Кембридже до 1965 года. Его выход на пенсию в этом году был отмечен специальным изданием журнала «Economic History Review» (XVIII, № 1, август 1965). Оставался научным сотрудником колледжа Питерхаус до конца жизни.

С 1934 года сэр Майкл Постан был главным редактором научного журнала «Economic History Review». Служил президентом британского Общества экономической истории (The Economic History Society). Почётный член (fellow) Британской академии. В 1970 году Моисей Ефимович Постан посетил Пятый Международный конгресс экономической истории в Ленинградe.

После скоропостижной кончины первой жены и сотрудницы Айлин Эдны Пауэр (1940) Майкл Постан вторично женился 8 декабря 1944 года на леди Синтии Розали Кеппель (Lady Cynthia Rosalie Keppel, в замужестве Синтия Постан, род. 25 июня 1918), дочери Уолтера Эгертона Джорджа Люсьена Кеппеля — 9-го графа Албемарль (Walter Egerton George Lucian Keppel, 9th Earl of Albemarle, 1882—1979) и леди Джудит Сидни Майи Уинн-Керингтон (Lady Judith Sydney Myee Wynn-Carington, 1889—1928). Их дети: Бэйсил Дейвид Постан (Basil David Postan, род. 9 июня 1946) и Александр Генри Кеппель Постан (Alexander Henry Keppel Postan, род. 25 августа 1948). Синтия Постан (вместе с мужем) выступила соредактором двух томов «Кембриджской экономической истории Европы от заката Римской империи» и переводчиком иностранной литературы по экономической истории.

Научная работа

Главной научной сферой Майкла Постана была экономическая история средневековой Европы, включая демографические процессы и миграцию населения. В 1933 году вышел сборник статей «Studies in English Trade in the Fifteenth Century» (Исследования английской торговли в 15 столетии) под редакцией М. Постана и Айлин Пауэр — его научного руководителя и будущей жены. Сборник включал статью самого Постана «The Economic and Political Relations of England and the Hanse from 1400 to 1475». За ней последовали две работы по методологическим проблемам историографии — «The Historical Method in Social Science» (Исторический метод в обществоведении, 1939) и «Fact and Relevance: Essays on Historical Method» (Факты и их значение: эссе по исторической методологии, 1971); полное академическое издание средневековой картулярии «Carte Nativorum: A Peterborough Abbey Cartulary of the Fourteenth Century» (Carte Nativorum: Картулярия аббатства Питерборо XIV века, 1960); две монографии посвящённые военно-экономической роли Великобритании во Второй мировой войне — «British War Production» (Британская военная продукция, 1952) и «Design and Development of Weapons: Studies in Government and Industrial Organisation» (Создание и разработка оружия: исследования правительственной и промышленной организации, 1960), а также труды по медиевистике — «An Economic History of Western Europe 1945—1964» (Экономическая история Западной Европы, 1967), «The Mediaeval Economy and Society: Economic History of Britain, 1100—1500» (Средневековая экономика и общество, 1972), «Essays on Medieval Agriculture and General Problems of the Medieval Economy» (Эссе по средневековому сельскому хозяйству и общим вопросам средневековой экономики, 1973), «Mediaeval Trade and Finance» (Средневековая торговля и финансы, 1973). В последние годы жизни Майкл Постан также осуществил посмертное издание монографии своей первой жены Айлин Пауэр «Medieval Women» (Средневековые женщины, 1975) и других работ из её неопубликованного наследия.

Его неомальтузианский подход к проблемам экономического развития и демографических процессов в доиндустриальном обществе доминировал в экономической истории в послевоенный период и привёл к созданию Кембриджской группы по изучению истории населения и социальной структуры (Cambridge Group for the History of Population and Social Structure), широко известной своими многочисленными публикациями по демографической истории Великобритании

Вершиной научных изысканий Майкла Постана стала изданная под его редакцией монументальная «Cambridge Economic History of Europe from the Decline of the Roman Empire» (Кембриджская экономическая история Европы со времён заката Римской империи) в 8-ми томах, вышедшая между 1941 и 1989 годами (последний том был опубликован посмертно).

Монографии

• The Historical Method in Social Science (Исторический метод в обществоведении), 1939.
• British War Production (Британская военная продукция). В серии «History of the Second World War, United Kingdom Civil Series», 1952 и 1975.
• Carte Nativorum: A Peterborough Abbey Cartulary of the Fourteenth Century (Carte Nativorum: картулярия аббатства Питерборо 14 столетия — публикация, предисловие и комментарии, с C. N. L. Brooke), 1960.
• Design and Development of Weapons: Studies in Government and Industrial Organisation (Создание и разработка оружия: исследования правительственной и промышленной организации, с D. Hay и J. D. Scott). В серии «History of the Second World War, United Kingdom Civil Series», 1964.
• An Economic History of Western Europe 1945—1964 (Экономическая история Западной Европы), 1967.
• Fact and Relevance: Essays on Historical Method (Факты и их значение: эссе по исторической методологии), 1971.
• The Mediaeval Economy and Society: Economic History of Britain, 1100—1500 (Средневековая экономика и общество). Первая книга в серии «Pelican Economic History of Britain», 1972.
• Essays on Medieval Agriculture and General Problems of the Medieval Economy (Эссе по средневековому сельскому хозяйству и общим вопросам средневековой экономики), 1973.
• Mediaeval Trade and Finance (Средневековая торговля и финансы), 1973.
• The Medieval Economy and Society (Средневековая экономика и общество), 1975.
• Storia economica d’Europa, 1945—1964 (Экономическая история Европы, на итальянском языке), 1975.
• Storia e scienze sociali. Scritti di metodo (Факты и их значение: эссе по исторической методологии, на итальянском языке), 1976.
• Histoire économique et sociale de la Grande-Bretagne (Экономическая и социальная история Европы, на французском языке), 1977.
• The Advent of Bourgeois Democracy (Возникновение буржуазной демократии, с соавторами). New Left Review, № 103, 1977.
• Economia e società nell’Inghilterra medievale: dal XII al XVI secolo (на итальянском языке), 1978.
• Ensayos Sobre Agricultura Y Problemas Generales Economía Medieval (на испанском языке), 1981.
• Cambridge Economic History of Europe from the Decline of the Roman Empire (Кембриджская экономическая история Европы со времён заката Римской империи, переведена на итальянский язык как «Storia economica Cambridge», 1982)

  I: The Agrarian Life of the Middle Ages (Аграрная жизнь Средневековья), 1-е издание — 1941 с Айлин Пауэр, 2-е издание — 1966.

  II: Trade and Industry in the Middle Ages (Торговля и индустрия в Средневековье), 1952.

  III: Economic Organization and Policies in the Middle Ages (Экономическая организация и политика в Средневековье), 1963.

  IV: The Economy of Expanding Europe in the Sixteenth and Seventeenth Centuries (Экономика расширяющейся Европы в 16 и XVII веках), 1952.

  V: The Economic History of Early Modern Europe (Экономическая история ранней современной Европы), 1977.

  VI: The Industrial Revolutions and After (Индустриальные революции и после), 1966.

  VII: The Industrial Economies: Capital, Labour and Enterprise (Индустриальные экономики: капитал, труд и предпринимательство), две книги — Part 1: Britain, France, Germany and Scandinavia, 1978 и Part 2: The United States, Japan and Russia, 1982 (в двух частях, охватывающих также США, Японию и Россию)

  VIII: The Industrial Economies: The Development of Economic and Social Policies (Индустриальные экономики: развитие экономической и социальной политики), 1989.

Отрывок, характеризующий Постан, Майкл Моисей

– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.