Постникова, Виктория Валентиновна

Виктория Постникова
Дата рождения	12 января 1944(1944-01-12) (80 лет)
Место рождения	Москва (РСФСР, СССР)
Страна	СССР СССР → Россия Россия
Профессии	пианистка
Инструменты	фортепиано

Викто́рия Валенти́новна По́стникова (род. 12 января 1944, Москва) — российская пианистка.

С шести лет училась в Центральной музыкальной школе, уже через год впервые выступила на публике, исполнив концерт Моцарта. По окончании ЦМШ поступила в Московскую консерваторию в класс Якова Флиера. Ещё будучи студенткой, Постникова в 1965 году успешно выступила на Конкурсе пианистов имени Шопена в Варшаве, заслужив почётный отзыв жюри, а три года спустя, уже после окончания консерватории, победила на конкурсе Вианы да Мота в Лиссабоне (первая премия была поделена с Фархадом Бадалбейли). В 1970 году Постникова заняла третье место на четвёртом Международном конкурсе имени Чайковского (вместе с Артуром Морейра-Лимой), положив начало своей международной концертной карьере.

Репертуар Постниковой очень широк и включает в себя произведения от Баха до Шнитке, однако наибольшую известность ей принесла интерпретация романтических сочинений. Среди её записей — полное собрание фортепианных произведений Глинки, Чайковского, Яначека, фортепианные концерты Шопена, Брамса и Прокофьева. Постникова часто выступает в дуэте со своим мужем, Геннадием Рождественским, и с оркестром под его управлением. Первый муж - Владимир Спиваков (общий сын Александр).

Ссылки

• [www.richtercompetition.com/2008/ru_juror.php?id=10 Краткая биография Постниковой] на сайте конкурса имени Рихтера

Отрывок, характеризующий Постникова, Виктория Валентиновна

– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.