Потапов, Леонид Васильевич

Леонид Васильевич Потапов
Президент Республики Бурятия
1 июля 1994 — 9 июля 2007
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Вячеслав Владимирович Наговицын
Председатель Верховного Совета Республики Бурятия
21 октября 1991 — 1 июля 1994
Предшественник:	Сергей Николаевич Булдаев
Преемник:	Должность упразднена
Первый секретарь Бурятского республиканского комитета КП РСФСР
6 апреля 1990 — 23 августа 1991
Предшественник:	Должность учреждена (Анатолий Михайлович Беляков как первый секретать Бурятского обкома КПСС)
Преемник:	Должность упразднена
Рождение:	4 июля 1935(1935-07-04) (88 лет) пос. Уакит, Баунтовский район, Бурят-Монгольская АССР, РСФСР
Супруга:	Нина Сергеевна Потапова
Партия:	1) КПСС (1961—1991), 2) КПРФ (1992—2002 и c 2009)
Образование:	1) Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта 2) Иркутский институт народного хозяйства
Награды:

Внешние изображения
	[stud.ibi.spb.ru/172/khamzhu/img/potapov_big.jpg Фотография]

Леони́д Васи́льевич Пота́пов (р. 4 июля 1935, пос. Уакит Бурятской АССР) — российский государственный деятель, первый президент Республики Бурятия (1994—2007), помощник руководителя Администрации Президента РФ (2007—2009), с 2009 — ведущий научный сотрудник отдела региональных социально-экономических исследований Бурятского научного центра СО РАН.

Биография

Родился 4 июля 1935 года в селе Уакит Баунтовского района Бурятской АССР. Детство его прошло в селе Аргада Курумканского района Бурятии. В 1959 году окончил Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта по специальности «инженер-механик». По национальности русский.

Работал на локомотиво-вагоноремонтном заводе в Улан-Удэ: мастер цеха, инженер-технолог отдела, начальник испытательной станции, заместитель начальника, начальник цеха, с 1968 года — главный инженер завода. В 1965 году закончил Иркутский институт народного хозяйства по специальности «экономист».

В 1976—1978 годах — заведующий отделом промышленности, 1978—1987 — секретарь Бурятского обкома КПСС. С 1987 года — председатель исполкома Марыйского областного Совета (Туркменская ССР). С января 1990 года — заместитель председателя Верховного Совета Туркменской ССР.

В апреле 1990 года был избран первым секретарем Бурятского областного комитета КПСС (выборы проводились на альтернативной основе). Избирался членом ЦК КПСС (1990). В 1990—1993 — народный депутат РФ. В октябре 1991 г. на сессии Верховного Совета Бурятской ССР был избран председателем Верховного Совета республики. В декабре 1993 г. избран членом Совета Федерации по Бурятскому двухмандатному избирательному округу № 3, набрав 39,06 % голосов. Являлся членом Комитета по аграрной политике.

На всенародных выборах в 1994 года одержал убедительную победу, став первым Президентом и одновременно Председателем Правительства Республики Бурятия.

С января 1996 года вновь входил в Совет Федерации РФ по должности, был заместителем председателя Комитета по аграрной политике.

Второй раз выиграл президентские выборы 21 июня 1998 года, обойдя десятерых соперников и набрав 63,3 % голосов избирателей, участвовавших в выборах. В декабре 2000 года сложил полномочия в Совете Федерации РФ в соответствии с законом о новом порядке формирования верхней палаты российского парламента. В том же году защитил докторскую диссертацию на тему: «Саморазвитие регионов на примере Республики Бурятия».

23 июня 2002 года был избран Президентом Республики Бурятия на третий срок, одержав победу уже в первом туре выборов и набрав более 67 % голосов избирателей, значительно опередив своего основного соперника — депутата Государственной Думы Бато Семенова.

Сложил полномочия президента Бурятии в июле 2007 года.

C 20 сентября 2007 года Леонид Потапов приступил к исполнению обязанностей помощника руководителя Администрации Президента РФ.

В феврале 2008 года Леонид Потапов возглавил Наблюдательный совет при Российско-Туркменском деловом совете.

С 2009 — ведущий научный сотрудник отдела региональных социально-экономических исследований Бурятского научного центра СО РАН.

Награды, почётные звания

• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (7 августа 2007) — за большой вклад в укрепление российской государственности и многолетнюю добросовестную работу
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (11 мая 1998) — за большой вклад в социально-экономическое развитие республики, укрепление дружбы и сотрудничества между народами
• Орден Дружбы (26 июня 1995) — за заслуги перед государством, успехи, достигнутые в труде, большой вклад в укрепление дружбы, сотрудничества между народами и самоотверженные действия при спасении погибавших
• Орден Октябрьской Революции
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден «Знак Почёта»
• Заслуженный инженер Бурятской АССР
• Почётный гражданин города Улан-Удэ
• Почётный профессор Бурятского государственного университета, Современного гуманитарного университета, Иркутского государственного, Иркутского технического университетов, Российской экономической академии им. Г. В. Плеханова

Литература

• Потапов Леонид Васильевич: Президент-Председатель Правительства Республики Бурятия // Республика Бурятия. Элита бизнеса Бурятии-2001: Каталог. — Улан-Удэ, 2001
• Потапов Леонид Васильевич // Биографические данные руководителей Верховного Совета, Президиума Верховного Совета и Правительства Бурятии (1923—1996). — Улан-Удэ, 1996
• Леонид Потапов — Президент Республики Бурятия: Штрихи к полит. портрету // Российская Федерация сегодня. — 1999. — № 20.

Отрывок, характеризующий Потапов, Леонид Васильевич

– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.