Потехин, Николай Антипович

Николай Антипович Потехин
Псевдонимы:	Зритель последнего ряда, Рцы слово твердо
Место рождения:	Кинешма, Костромская губерния
Место смерти:	Лужский уезд, Петербургская губерния
Род деятельности:	прозаик, драматург, театральный критик
Язык произведений:	русский

Николай Антипович Потехин (1834—1896) — русский прозаик, драматург, театральный критик.

Биография

Родился в декабре 1834 года в городе Кинешме в Костромской губернии в семье мелкопоместного дворянина, казначея уездного суда. Брат драматурга и романиста Алексея и адвоката Павла Потехиных. В 1851 году окончил Костромскую гимназию, в 1858 году — юридический факультет Московского университета.

Служил управляющим главной конторой откупщика Кокорева в Санкт-Петербурге, потом чиновником Полтавского питейно-акцизного управления. Вышел в отставку в апреле 1862 года. В августе 1862 года арестован в Полтаве по делу о сношениях с «лондонскими пропагандистами», в виду получения сведений о связях его с Бакуниным и о поездке к Гарибальди. 28 августа заключён в Петропавловскую крепость и предан суду Сената, постановлением которого 4 марта 1863 года отдан на поруки; 6 марта освобождён из крепости. Приговором Сената 10 декабря 1864 года освобождён от суда.

Дебютировал в «Русском слове» повестью «Бесталанный» (1859) и очерком «Родительская суббота» (1863); затем стал постоянным сотрудником «Искры». Напечатанные в этой газете статьи «На нижегородской ярмарке», «Выборное начало», «Благотворители», «Весенняя любовь», «Фигуры откупной колоды» изданы отдельной книгой под заглавием «Наши безобразники» (1864).

Напечатав в «Отечественных записках» несколько драм и комедий, Потехин пробовал себя как актёр и режиссёр (Харьков, Театр Н. Н. Дюкова; Вильно). В 1870-х годах он приобрёл известность комедиями «Злоба дня», «Мёртвая петля», «Богатырь века», «Нищие духом» (все напечатаны в «Деле»), в которых, под прозрачными псевдонимами, выведено много живых лиц.

В 1873 году Потехин поместил в «Деле» повесть «Немецкий хвост». Во время Русско-турецкой кампании писал корреспонденции с театра войны. Театральный обозреватель газет «Петербургский листок» (1864—1865, под псевдонимом Зритель последнего ряда) и «Санкт-Петербургские ведомости» (1877—1880, под псевдонимом Рцы слово твердо). Задумал цикл творческих биографий актёров, закончил и опубликовал монографии о Е. В. Владимировой и Л. М. Леонидове.

Умер 7 (19) июля 1896 года после продолжительной болезни в своем имении близ станции Серебрянка под Санкт-Петербургом.

Сочинения

Проза

• «Бесталанный», «повесть из простонародного быта» («Русское слово», 1859, кн. 2)
• «Родительская суббота» («Русское слово», 1863, кн. 5)
• «Наши безобразники» (СПб., 1864)
• «Уездное дитя» («Эпоха», 1865, кн. 1)
• «Немецкий хвост» («Дело», 1873, кн. 12),

Пьесы

• «Дока на доку нашёл, или Кто лучше», комедия, переделанная из сочинения Ожье «Le gendre de Mr. Poirier» («Отечественные Записки», 1860, кн. 12)
• «Быль молодцу не укор», мелодрама («Отечественные Записки», 1861, кн. 7)
• «Дядя Мартын носильщик», драма, переведённая с французской пьесы «Les crochets du pere Martin» (1861)
• «Доля — горе», драма из простонародного быта («Отечественные Записки», 1863, кн. 6)
• «Врач-специалист», комедия («Эпоха», 1865, кн. 2)
• «Злоба дня», драма («Дело», 1875, кн. 1)
• «Мёртвая петля», драма («Дело», 1876, кн. 1)
• «Богатырь века», комедия (1876)
• «Нищие духом», драма («Огонёк», 1879, № 47—50)

Источники

• Языков Д. Д. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=108890 Потехин Николай Антипович. Некролог] // Московские ведомости. — 1896. — № 187.
• [ru.wikisource.org/wiki/ЭСБЕ/Потехин,_Николай_Антипович Потехин Николай Антипович] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Потехин, Николай Антипович

– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.