Потешная палата

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Потешная палата государева — постройка Московского Кремля. Место выступлений скоморохов.



История

Потешная палата государева возведена к началу XVI века. В палате выступали с целью «потехи» для московских князей скоморохи: певцы, игрецы на музыкальных инструментах, плясуны, лицедеи, акробаты и дрессировщики. Данные представления при князьях являлись традицией того времени. Об этом свидетельствуют материалы, в которых рассказываются, что уже ко второй половине XV века при дворах выступали: «трубники» (трубачи), «нагарники» (барабанщики), «набатники» (литавристы). В Потешную палату привозились люди из всей страны, в большинстве из Новогородского княжества.

Во время правления с 1613а по 1645 год царя Михаила Фёдоровича имеет место информация о том, что в Потешной палате выступали музыканты: «органники» (органисты), «цымбальники» (клавесинисты), «скрыпотчики» (скрипачи, виолончелисты) — из-за границы, в основном прибывшие из германской и польской территории. В 1630 году из Голландии взято несколько мастеров, с целью обучения в России людей игре на органе. В Потешной палате также была «потешная утварь и рухлядь». Лучшие в Московском княжестве исполнители и сочинители музыкальных произведений и мастеры по производству музыкальных инструментов приезжали в палату. Во время правления с 1645 по 1676 год царя Алексея Михайловича Потешная палата устремилась к своему пику. Царь ценил гражданское искусство при своём дворе. Потешная палата находилась в подклете Теремных покоев. Она находилась в ведении царского постельничества, позднее — в Приказа тайных дел. Охраняли палату штат из четырёх людей. Рядом с ними находились Потешные хоромы, построенные в 1646 году. В 1670-х годах вместо Потешной палаты построен кремлёвский Потешный дворец[1].

Напишите отзыв о статье "Потешная палата"

Примечания

  1. Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. — Москва, 1869.


Отрывок, характеризующий Потешная палата

Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.