Потийская военно-морская база
Потийская военно-морская база (сокращённо Потийская ВМБ) — разнородное объединение Черноморского флота ВМФ СССР, существовавшее в 1941—1976 годах. После 1976 года база была переформирована в бригаду охраны водного района.
Содержание
История
База была сформирована 5 апреля 1941 года после передислокации в Поти Батумской военно-морской базы, ставшей именоваться Потийской. В операционную зону базы входили участок побережья от границы с Турцией до Адлера и прилегающие воды Чёрного моря. В боевой состав Потийской ВМБ входили: два дивизиона подводных лодок, дивизион эсминцев (два вымпела), бригада торпедных катеров (12 вымпелов), дивизион сторожевых катеров (23 катера), соединение охраны водного района, четыре батареи береговой обороны и шесть зенитных батарей, а также службы и учреждения[1].
После перебазирования в Поти главных сил Черноморского флота и ряда его учреждений в октябре 1941 года Потийская ВМБ стала фактически, а затем с 3 октября 1942 года и официально, главной базой Черноморского флота (Кавказского морского оборонительного района ЧФ). На 19 юля 1942 года на Потийскую ВМБ базировалась эскадра Черноморского флота в составе: линкор «Парижская коммуна», бригада крейсеров (пять вымпелов), 1-й дивизион эсминцев (шесть вымпелов), 2-й дивизион эсминцев (два эсминца, два сторожевых корабля) базировался на Туапсе. Решением командира базы на реке Хопи был оборудован временный пункт базирования для малых кораблей, катеров и подводных лодок, где базировалось до 170 вымпелов. Этот пункт базирования функционировал и в послевоенное время[2].
В период 1941—1943 годов Потийская ВМБ занималась выполнением задач обеспечения Черноморского флота, ведущего боевые действия на море и содействующего войскам Закавказского, Кавказского, Крымского и Южного фронтов при проведении оборонительных и наступательных операций с высадкой морских десантов. Корабли и суда базы несли дозорную службу, проводили конвоирование транспортов и других судов, проводили траление фарватеров на подходах к пунктам базирования, участвовали в морских десантных операциях[2].
Осенью 1943 года часть кораблей соединений Черноморского флота перешла из Поти в Туапсе и Новороссийск. Осенью 1944 года после освобождения Крыма основные силы флота вернулись в Севастополь, повторно ставший главной базой флота, тогда как Потийская ВМБ этот статус утратила[2].
7 февраля 1945 года Потийская ВМБ была переформирована в Кавказский морской оборонительный район, а 24 июня 1947 года последний был вновь переформирован в Потийскую ВМБ[2].
Лучшим кораблём базы был сторожевой корабль СКР «Шквал»[3]. Командир корабля Герой Советского Союза капитан 3-го ранга Быков В.И., командир минно-торпедной части капитан-лейтенант Тхагапсов М.М..
1 ноября 1960 года на базе 352-го дивизиона кораблей ПЛО Потийской ВМБ была сформирована 184-я бригада кораблей ПЛО, а с 1 сентября 1976 года Потийская ВМБ была переформирована в 184-ю бригаду ОВРа. В состав бригады ОВРа на 14 мая 1992 года входили: 181-й дивизион противолодочных кораблей, 182-й дивизион тральщиков, 39-й дивизион десантных кораблей, 82-й дивизион учебных кораблей, береговая база бригады, 843-й ОТФ, радиотехническая рота в Батуми, 841-й отдельный гвардейский противолодочный вертолётный полк (восемь вертолётов, батальон связи и авиационная техническая база)[2].
С выведением из Поти в конце 1992 года сил Черноморского флота и передислокацией их в Новороссийск 184-я бригада ОВРа прекратила своё существование[2].
Командиры базы
Базой в различное время командовали[4]:
Командиры Потийской ВМБ
- июль 1941— сентябрь 1943 — генерал-майор Куманин Михаил Фёдорович;
- октябрь 1944— февраль 1945 — контр-адмирал Филиппов Андрей Михайлович;
- февраль 1945—октябрь 1947 — контр-адмирал Марков Филипп Савельевич;
- октябрь 1947—7 августа 1948 — вице-адмирал Кулишов Илья Данилович;
- 1948—1952 — контр-адмирал Чинчарадзе Михаил Захарович;
- 1952—1955 — контр-адмирал Антонов Михаил Иванович;
- 1955—1958 — контр-адмирал Жуков Евгений Николаевич;
- 1958—1960 — контр-адмирал Савельев Фёдор Иванович;
- 1960—1962 — контр-адмирал Балакирев Константин Михайлович;
- 1962—1965 — контр-адмирал Копылов Я. В.;
- 1965—1972 — контр-адмирал Пахальчук Н. Е.;
- 1972—1975 — контр-адмирал Цаллагов П. К.;
Командиры 184-й бригады ОВРа
- 1976—1982 — капитан 1-го ранга Решётников Н.;
- 1982—1988 — капитан 1-го ранга Воронков В. М.;
- 1988—1992 — капитан 1-го ранга Цубин Александр Сергеевич;
- 1992 — капитан 1-го ранга Кищин Василий Иванович.
Напишите отзыв о статье "Потийская военно-морская база"
Примечания
- ↑ Российский Черноморский флот, 2008, с. 440.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Российский Черноморский флот, 2008, с. 441.
- ↑ flot.sevastopol.info/ship/skr/shkval.htm СКР «Шквал»
- ↑ Российский Черноморский флот, 2008, с. 442.
Литература
- Российский Черноморский флот. Исторический очерк / вице-адмирал А. Д. Клецков. — Симферополь: ДИАЙПИ, 2008. — 728 с. — 4000 экз.
Отрывок, характеризующий Потийская военно-морская база
– Об князе, Михайле…– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
