Потийский договор
Потийский договор | |
---|---|
Тип договора | временное соглашение |
Дата подписания | 28 мая 1918 |
— место | Поти, Грузия |
Стороны | Грузинская Демократическая Республика Германская империя |
Потийский договор - временный договор между Германской империей и Республикой Грузией, по которому Грузия признавала протекторат Германии. Договор был подписан 28 мая 1918 генералом Отто фон Лоссовом со стороны Германии и премьер-министром Грузии Ноем Рамишвили и министром иностранных делАкакием Чхенкели с грузинской стороны.
Предпосылки
9 марта 1917 г. Временным правительством в Закавказье в роли основного органа гражданской администрации был учрежден Особый Закавказский Комитет во главе с членом Государственной думы В.А. Харламовым. Он стал заменой институту наместничества в данном регионе. Также членом комитета был Акакий Чхенкели. В ноябре 1917 власть от Особого Закавказского Комитета перешла к Закавказскому комиссариату[1], который созвал Закавказский сейм - представительный и законодательный орган государственной власти, возглавляемый грузинским социал-демократом (меньшевиком) Н. С. Чхеидзе.
5 декабря 1917 в Эрзинджане было подписано Эрзинджанское перемирие между Россией и Османской империей, которое поставило точку в Персидской и Кавказской кампаниях в ходе Первой мировой войны.
В мае-апреле 1918 прошли Трапезундские переговоры между представителями Закавказского Сейма и Османской империей. Турецкая делегация требовала признания Сеймом Брест-Литовского мирного договора, согласно которому Батуми, Карс и Ардахан, также как и Закавказские территории занятые Турцией c момента начала военных действий, должны были быть признаны частью Турции. Армянская и грузинская делегации были против принятия этих требований, но азербайджанская делегация была согласна принять их, так как спорные территории к ним не относились и среди азербайджанских делегатов были распространены пантюркистские настроения. Немусульманское большинство Сейма проголосовало за войну против Османской Империи 13 апреля, и на следующий день закавказская делегация была отозвана в Тбилиси.
В ответ османская армия начала наступление и заняла Батуми, но была остановлена у Карса. 22 апреля Турция и Закавказский Сейм договорились о перемирии и возобновлении мирных переговоров. Под давлением со стороны Турции, 22 апреля 1918-го года Сейм принял декларацию о независимости и создании Закавказской Демократической Федеративной Республики. 11 мая переговоры возобновились в городе Батуми.
Единственным способом не оказаться захваченными турками грузинские политики видели в сотрудничестве с Германией. В то время как после провала очередных переговоров снова возобновились военные действия между Грузией и Османской империей, Германская империя была готова воспользоваться этой ситуацией для усиления своего влияния на Кавказе.
Подписание договора
Договор был подписан 28 мая - через два дня после провозглашении независимости Грузии. По условиям соглашения Германская империя признала Грузию и взяла под свою протекцию. К тому же Германия получала в неограниченное пользование железные дороги Грузии и все её корабли, находившиеся в порту. В Грузии начиналось свободное хождение немецкой валюты и учреждалась германо-грузинская горно-промышленная корпорация. Кроме того стороны обменялись дипломатическими и консульскими представителями. В секретном сопроводительном письме Германия обещала обеспечить международное признание Грузии и сохранность её территориальной целостности.
Напишите отзыв о статье "Потийский договор"
Ссылки
- ↑ [bse.sci-lib.com/article085421.html Особый Закавказский Комитет]
Отрывок, характеризующий Потийский договор
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.