Потоцкий, Лев Северинович
| Лев Северинович Потоцкий | |
 | |
| Художник Б.Ш.Митуар, 1820-е | |
|---|---|
| Род деятельности: |
дипломат |
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Анна Сапега (1758 - 1813) |
| Супруга: |
Елизавета Николаевна Головина (1795 - 1867) |
| Дети: |
2 дочери |
Граф Лев Северинович Потоцкий (1789 — 10 марта 1860, Санкт-Петербург) — российский дипломат из польского рода Потоцких, который основал в Крыму имение Ливадия.
Биография
Сын Северина Осиповича Потоцкого и княжны Анны Сапега. По вероисповеданию Потоцкий был католиком. Он окончил Виленский университет со степенью магистра философии (1808).
15 марта 1808 года Потоцкий был определен актуариусом Коллегии иностранных дел, а 14 ноября уже причислен к русской миссии в Неаполе, 12 декабря его пожаловали в камер-юнкеры императорского двора.
Затем он служил при Венской (с 15 марта 1810 г.) и Лондонской (с 30 сентября 1812 г.) миссиях сверх штата. 8 июня 1814 г. Потоцкий был пожалован в звание камергера и 5-й класс и 11 мая 1815 г. назначен главным секретарем по иностранной переписке при временном правительстве Царства Польского. В 1818 г. Потоцкий был произведен в действительные статские советники.
1 января 1828 г. Потоцкий состоял чрезвычайным посланником и полномочным министром при короле Португальском и 1 июля был произведен в тайные советники. 20 января 1833 г. Потоцкий был уволен от должности посланника в Лиссабоне. 20 июня 1836 г. его назначили на ту же должность в Швецию, где он пробыл до 31 мая 1839 г. и 19 августа 1841 г. был переведен чрезвычайным посланником и полномочным министром при Неаполитанском дворе, а 16 июля 1846 г. назначен членом Государственного Совета (по Департаменту дел Царства Польского).
1 апреля 1847 г. он был уволен от должности посланника при Дворе короля обеих Сицилий и 21 апреля произведён в действительные тайные советники. В 1855 г. его командировали в Неаполь с известием о вступлении на престол Александра II, а в 1856 г. ему поручили состоять при великой княгине Марии Павловне во время её пребывания в Петербурге и пожаловали чин обер-гофмейстера. С 19 декабря 1835 г. Потоцкий состоял действительным членом Общества сельского хозяйства Южной России.
Похоронен в фамильном склепе в крипте храма Посещения пресвятой девой Марией Елизаветы, расположенного на территории Выборгского римско-католического кладбища в Санкт-Петербурге[1].
Награды и звания
- орден Иоанна Иерусалимского (29.01.1809),
- орден Владимира 4 (12.05.1812) и 3 степени (15.11.1815),
- орден Станислава 2 степени со звездой (5.10.1816),
- знаки отличия за:
- 20 (22.08.1830)
- 25 лет службы (22.08.1833)
- 30 лет службы (22.08.1839)
- 35 лет службы (22.08.1846),
- орден Анны 1 степени (5.12.1833),
- большой крест шведского ордена Полярной звезды с алмазными знаками (30.05.1838),
- орден Белого орла (11.07.1838),
- орден Александра Невского (27.11.1845),
- большой крест сицилийского ордена Януария (4.12.1845),
- жене орден Екатерины 2 степени (6.04.1846),
- большой крест сицилийского ордена Фердинанда и заслуг (13.05.1855),
- алмазные знаки к ордену Александра Невского (1.01.1856),
- темно-бронзовая медаль в память войны 1853—1856 гг. (26.08.1856),
- большой крест саксен-веймарского ордена Белого сокола (6.09.1856).
Имение Ливадия
В 1834 г. граф Потоцкий купил в Крыму имение Ливадия. Пребывание в Неаполе сделало его поклонником и коллекционером античного искусства. Путешественники, посетившие Южный берег Крыма, отмечали, что Ливадия Потоцкого походила на маленький античный музей. После смерти Потоцкого имение выкуплено в казну, усадебный дом полностью перестроен для размещения императорской фамилии.
Парк украшали раннехристианские мраморные скульптуры и саркофаг. В одном из кабинетов дома (архитектор Ф. Эльсон) хранилась коллекция древностей из Помпей. Парк и оранжереи были предметом особой заботы и гордости владельца. Выполненные при нем планировка и украшение парка, подбор декоративных растений оказались столь удачными, что впоследствии лишь расширялись.
Семья
Потоцкий был женат на фрейлине и мемуаристке Елизавете Николаевне (1795—1867), урожденной графине Головиной, дочери члена Государственного совета Николая Головина и княжны Варвары Голицыной. У них были дочери Леонилла (за графом Ланцкоронским) и Анна (за графом Мнишеком).
Напишите отзыв о статье "Потоцкий, Лев Северинович"
Примечания
- ↑ Метрические экстракты, с. 615 — приложение в формате doc на компакт-диске к изданию: Козлов-Струтинский С. Г. Бывшее Выборгское римско-католическое кладбище в Санкт-Петербурге и церковь во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы. // Материалы к истории римско-католического прихода во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы и к истории католического кладбища Выборгской стороны в Санкт-Петербурге: Сб. — Гатчина: СЦДБ, 2010. — 263 с.
Список литературы
- Шилов Д. Н. Члены Государственного Совета Российской империи, 1801—1906: Биобиблиогр. справочник / Д. Н. Шилов, Ю. А. Кузьмин; Рос. нац. б-ка. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. — 993 с. С 2007-4/36
- Русский биографический словарь. — М., [19…]. — Т. 20 — 28.
- Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии. — М., 1991. — Т. I. Ливадийский дворец [VI/2437]
- [www.geocaching.su/?pn=101&cid=2437 Подборка информации по истории Ливадийского дворца на Геокешинге]
Отрывок, характеризующий Потоцкий, Лев Северинович
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
