Пото (Оклахома)
| Город
Пото Poteau 
|
Пото (англ. Poteau) — город в округе Ле-Флор, штат Оклахома, США. Центр округа и крупнейший город в округе.
В городе находится государственный колледж имени Карла Альберта (Государственный колледж имени Карла Альберта).
Содержание
История
Пото был основан на реке Пото в 1885 году. А название реки в свою очередь дано французскими исследователями в начале XVIII века.
В 1886-1887 гг. через город была проложена железнодорожная линия Southern Railway ведущая в Парис, Техас. В 1887 году здесь было открыто почтовое отделение. В 1896 году начала работу железная дорога Kansas City, Pittsburg and Gulf Railroad, в 1900 году эта дорога стала частью Kansas City Southern Railway.
В 1898 году Пото был инкорпорирован и получил статус города.
География
Общая площадь города 82 км², из них 74 км² земель и 7,8 км² вода. Город находится в 19 км к западу от границы штатов Оклахома и Арканзас. Город находится в долине Cavanal Hill.
Демография
По данным переписи населения США на 2000 год численность населения города Пото составляла 7939 человек, насчитывалось 3013 домашних хозяйств, в городе проживало 2042 семей. Плотность населения 107 чел на км². Плотность размещения домов — 45,2 на км². Расовый состав: 82,14 % белые, 0,38 % азиаты, 2,24 % чернокожие, 10 % коренных американцев, 0,03 % гавайцы и выходцы с тихоокеанских островов, 1,39 % другие расы, 3,83 % потомки двух и более рас.
Медианный доход на одно домашнее хозяйство в городе составлял $26178, доход на семью $31226. У мужчин средний доход $24595, а у женщин $20625, среднедушевой доход 15175. 19,3 % семей или 22,1 % населения находились ниже порога бедности, в том числе 31,8 % молодёжи моложе 18 лет и 13,4 % людей в возрасте 65 лет и старше.
Напишите отзыв о статье "Пото (Оклахома)"
Примечания
Ссылки
|
Это заготовка статьи об Оклахоме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Пото (Оклахома)
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
