Потюо (броненосный крейсер)
Броненосный крейсер «Потюо» (фр. Pothuau) — боевой корабль французского флота конца XIX века. Стал версией броненосных крейсеров типа «Амираль Шарне», которые сами являлись всвою очередь удешевлённой версией «Дюпюи-де-Лома». Построен в единственным экземпляре. В некоторых источниках считается бронепалубным. Низкие боевые характеристики «Потюо» вызвали поворот французского военно-морского ведомства к более крупным крейсерам, первым из которых стала «Жанна д’Арк».
Содержание
Проектирование и постройка
Малые броненосные крейсера типа «Амираль Шарне», являвшиеся удешевленной версией броненосного крейсера «Дюпуи де Лом», все же казались французскому адмиралтейству излишне крупными и дорогими. Кроме того, стремление сохранить на адекватном уровне вооружение и защищенность меньших кораблей привело к потере скорости. Это вызывало сомнения в способности кораблей выполнять свою основную задачу — в случае войны, осуществлять рейдерские операции против британской торговли.
В 1893 году было принято решение заложить новый броненосный крейсер, который бы являлся более быстроходной и дешевой версией крейсеров типа «Амираль Шарне». Этим крейсером стал «Потюо», названный в честь французского адмирала XIX века.
Конструкция
Корпус крейсера имел традиционную для французских кораблей сигарообразную форму с сильным завалом бортов внутрь в верхней части, и выступающим тараном в носу. Из-за необходимости достижения высокой скорости, «Потюо» получился несколько длинне и шире предшествующих крейсеров — его длина составляла 110 метров, ширина по миделю 15,3 метра и осадка — 6,5 метра. Водоизмещение крейсера составляло 5374 тонны.
Его корпус имел характерный прогиб в центральной части, из-за чего нос и корма казались задранными вверх. Надстройка представляла собой единое целое с бортами крейсера. В отличие от предшествующих крейсеров, «Потю» имел только легкие сигнальные мачты, между которыми располагались три трубы и многочисленные вентиляторы.
Вооружение
Основное вооружение крейсера состояло из двух 194-мм 40-калиберных орудий образца 1893 года; по одному такому орудию стояло в броневой башне на носу и на корме соответственно. Существенно изменилась батарея вспомогательной артиллерии — теперь она состояла из восьми 138-мм 45-калиберных орудий, установленных в казематах за броневыми щитами (а не в вращающихся башнях, как на предшествующих крейсерах) побортно. Казематы были расположены так, что крайние (ближайшие к носу или корме) пары не перекрывали погонного/ретирадного огня ближайшим к центру корпуса. Ещё два таких же орудия были установлены в центре корпуса, на выступающих бортовых спонсонах, и могли стрелять как вперед, так и назад по курсу.
Таким образом, полный бортовой залп крейсера составлял два 194-мм и пять 138-мм орудий, а погонный и ретирадный — одно 194-мм и шесть 138-мм орудий. Однако, такое усиление залпа было достигнуто ценой значительного ослабления защиты скорострельной артиллерии — орудия стояли в небронированных казематах, прикрытые только противоосколочными щитами.
Противоминное вооружение состояло из десяти 3-фунтовых орудий Гочкисса и восьми 1-фунтовых пятиствольных револьверных орудий Гочкисса. В качестве торпедного вооружения, крейсера этого типа несли по два 450-мм торпедных аппарата с каждого борта.
Бронирование
Бронирование крейсера «Потюо» было существенно ослаблено по сравнению с предшествующими кораблями типа «Амираль Шарне» — что позволило ряду специалистов классифицировать этот корабль как «бронепалубный» крейсер. Его броневой пояс тянулся на всю длину корабля; его высота составляла 4 метра, из которых 1,5 метров находились под водой. Пояс был изготовлен из никелевой стали, его толщина составляла всего около 60 миллиметров, и к нижней кромке пояс утоньшался до 35 миллиметров.
Основную защиту корабля представляла выпуклая броневая палуба, проходившая на уровне ватерлинии. Её края спускались под воду, образовывая скосы, соединявшиеся с нижними краями броневого пояса. Толщина палубы составляла 35 миллиметров в плоской части, и 85 миллиметров на скосах. Таким образом, скосы палубы подкрепляли броневой пояс, защищая подводную часть корабля от попаданий.
Две башни крейсера были защищены броневыми плитами толщиной 140 миллиметров. Казематы не были бронированы, но орудия в них имели противоосколочные щиты.
Силовая установка
Силовая установка была двухвальной. Две вертикальные паровые машины получали пар от 18 котлов Белльвиля и развивали до 10000 л.с. Этого хватало для достижения скорости в 19 узлов. Запас хода на экономичной скорости в 10 узлов составлял порядка 7400 км.
Оценка проекта
Про «Pothuau» капитан 1 ранга A.M. Абаза писал, что посещая его, «всякий раз радовался, что это французский крейсер, а не русский», поскольку являл собой образец того, как не надо строить боевые корабли.[1] Хотя эта оценка может быть излишне резкой, в целом, крейсер «Потю» не был впечатляющим представителем французского кораблестроения. Построенный, скорее, как попытка усилить бронепалубный крейсер добавлением броневого пояса, он все же имел слишком слабую защиту для своих значительных размеров и водоизмещения. Главный броневой пояс крейсера был слишком тонким, и не давал надежной защиты от огня 150-мм орудий английских кораблей на большинстве боевых дистанций. Хотя мощная броневая палуба делала поражение жизненно важных частей корабля в бою маловероятным, главное преимущество французских броненосных крейсеров — надежная защита борта у ватерлинии — не была достигнута. Кроме того, скорострельная артиллерия корабля была защищена довольно слабо по сравнению с башенными установками на предыдущих проектах.
С другой стороны, «Потю» был весьма хорошо вооружен для своих размеров, и имел хорошие ходовые качества. Кроме того, в отличие от других французских крейсеров, он не был сильно перегружен и был весьма остойчив. Тем не менее, французы сочли его положительные качества недостаточными для столь дорогого корабля, и в дальнейшем не пытались развивать это направление, переключившись на серийное строительство крупных броненосных крейсеров.
Напишите отзыв о статье "Потюо (броненосный крейсер)"
Примечания
- ↑ Крестьянинов В. Я. Крейсера Российского Императорского флота 1856—1917 Ч.1. — СПб., 2003 c.
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — М: АСТ, 2006. — ISBN 5-17-030194-4.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — London: Conway Maritime Press, 1979. — ISBN 0-85177-133-5.
- Крестьянинов В. Я. Крейсера Российского Императорского флота 1856—1917 Ч.1. — СПб., 2003. [keu-ocr.narod.ru/Cruisers/]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Потюо (броненосный крейсер)
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
