Потёмкинская лестница

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 46°29′19″ с. ш. 30°44′31″ в. д. / 46.48861° с. ш. 30.74194° в. д. / 46.48861; 30.74194 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.48861&mlon=30.74194&zoom=17 (O)] (Я)

Потёмкинская лестница (укр. Потьомкінські сходи) — бульварная лестница, ведущая к морю в Одессе. Архитектурное сооружение в стиле классицизма является памятником архитектуры первой половины XIX века и одной из главных достопримечательностей города. С верхних ступеней лестницы открывается широкая панорама морского порта, гавани и Одесского залива.

Спроектирована архитекторами Ф. К. Боффо, А. И. Мельниковым и К. И. Потье в 1835 году, построена в 1837—1841 годах инженерами Дж. Уптоном и Г. С. Морозовым. В XIX — начале XX века не имела имени собственного и ее называли по разному даже в одни и те же периоды времени. На старых открытках с ее изображением и в документах надписи: лестница Николаевского бульвара, лестница при Николаевском бульваре, Ришельевская лестница, Бульварная лестница, Портовая, Большая лестница, Каменная лестница, лестница бульвара Фельдмана[1] (с 1919 по 1941 год), Приморская, Потёмкина, Потемкинская .

Задуманная как парадный вход в город с моря, лестница стала доминантой архитектурного облика Одессы и её символом. Александр Грин называл лестницу знаменитой, Жюль Верн — монументальной, Александр Николаевич Островский — единственной в своем роде, а Марк Твен — великолепной. Многократно описанная путешественниками, писателями и поэтами, лестница спускается ритмическими уступами от Приморского бульвара к Приморской улице, за которой располагается пассажирский терминал Одесского морского порта. Её считают одной из самых знаменитых лестниц мира.[2]

Первоначально лестница состояла из 200 ступеней, разделённых площадками на 10 равных маршей[3]. В настоящее время лестница состоит из 10 маршей и 192 ступеней, так как при расширении территории порта и устройстве насыпной набережной восемь нижних ступеней были утеряны. С двух сторон лестница обрамлена каменными парапетами двухметровой толщины. Высота лестницы — 27 метров, длина — 142; она построена перспективно: основание (21,6 м) значительно шире верхней части (13,4 м). При взгляде сверху создаётся впечатление одинаковой ширины лестницы на всём её протяжении. При этом парапеты лестницы кажутся параллельными и видны только площадки. При взгляде снизу лестница представляется длиннее и больше, чем она есть в действительности, причём виден только сплошной каскад ступеней. В середине XIX века лестница спускалась прямо к морю — берег в этом месте имел название «Купальный»[4][5][6]. В настоящее время лестница по-прежнему начинается от Приморского бульвара недалеко от памятника герцогу де Ришелье, но её нижний пролёт теперь вместо берега моря выходит на тротуар Приморской улицы[7].





История

Абразионная форма берегового рельефа обусловила то, что Одесский порт со своими сооружениями и причалами разместился на низменной прибрежной полосе, а сам город — на возвышенности. Со дня основания Одессе был нужен удобный доступ к морю.[8] В то время город подходил к морю почти вплотную и заканчивался обрывистым спуском за Николаевской улицей (будущим Николаевским, а затем Приморским бульваром) высотой в 30-35 метров, позднее огороженный деревянными перилами. Спускались к морю так, как это описал А. С. Пушкин[9] в «Евгении Онегине», повествуя о путешествии своего героя в Одессу:

Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.

Одесский старожил и краевед Михаил Дерибас позднее утверждал, что лестница была построена «на том месте, где была тропинка». Первые деревянные лестницы ведущие к морю появились после отъезда А. С. Пушкина из Одессы.

С первых дней Одесса застраивалась по античным образцам, подчеркивая преемственность с древнеэллинскими городами Северного Причерноморья. Классицизм стал одним из наиболее часто применяемых в первой половине XIX века в Одессе архитектурных стилей, что было характерно для таких архитекторов, как Ф. К. Боффо, братьев Фраполли, А. Дигби, Ж. Тома де Томона и др.[10] Ведущую роль в создании визитной карточки Одессы — архитектурного ансамбля Приморского бульвара, куда входит и Потёмкинская лестница, сыграл Ф. К. Боффо, в 1837 — 1857 годах служивший архитектором при канцелярии Новороссийского генерал-губернатора графа М. С. Воронцова.

Помимо бульварной лестницы в Одессе, Боффо также приписывают авторство проекта Каменной (Депальдовской) лестницы в Таганроге, на котором стоит его подпись.[11] Построенная в 1823 году Депальдовская лестница первоначально имела 13 площадок и 142 ступени, её длина составляла 113 м, ширина верхних ступеней — 5,42 м, а нижних — 7,12 м, что зрительно удлиняло лестницу и создавало иллюзию пирамидальности при взгляде снизу, а при взгляде сверху — производило видимость одинаковой ширины. Каменная лестница в Таганроге стала экспериментальным прототипом бульварной лестницы в Одессе. Оба проекта основываются на концепции прямой маршевой лестницы и для объемно-пространственной организации используют принцип искусственной линейной перспективы. В Одессе, сужающиеся лестничные парапеты и широкие лестничные площадки наиболее отчетливо генерируют сценографический эффект пространственной иллюзии бесконечности. Они направляют взгляд начинающегося подниматься с Приморской улицы на Приморский бульвар наблюдателя на бронзовую фигуру герцога де Ришелье, вызывая ощущение целостности и завершенности. Ограждение Одесской лестницы-бульвара отчасти напоминает парапеты Большой каменной лестницы в Павловске (1799, архитектор В. Бренна).

В первоначальном плане города, составленным в конце XVIII века инженером Ф. де Воланом, лестница не предусматривалась. Её появление напрямую связано с дальнейшей ансамблевой застройкой Одессы и оформлением архитектурного комплекса Приморского бульвара, в котором парадная бульварная лестница была призвана играть как утилитарную, так и символическую роль связующего звена между городом и морем. Инициатором строительства лестницы выступил граф Михаил Семёнович Воронцов, который согласно легенде предназначал лестницу в качестве подарка своей супруге Елизавете, обошедшегося Воронцову в 800 тысяч рублей. Изучение не совсем проясненных обстоятельств связанных с принятием решения о строительстве лестницы породило множество теорий, включающих подготовку к визиту Николая I в Одессу; не обошлось и без масонской версии.[12]

Сохранились лишь отрывочные сведения о строительстве лестницы. В архивах Одессы находятся несколько проектов лестницы, принадлежащие архитекторам Г. И. Торичелли и Ф. К. Боффо.[13] По одной версии лестница была заложена 1 мая 1834 года.[3] По другой, её окончательный проект был подготовлен Боффо лишь в конце 1836 года.[14] Достоверно известно, что подряд на строительство в начале 1837 года получил чиновник 14-го класса Григорий Завацкий, начавший работы немедленно. На лестницу из средств городской управы было отпущено 200 тысяч рублей и дан срок в семь месяцев на завершение всех работ. Финансирование строительства лестницы производилось из городской казны, весьма успешно наполняемой как в результате хозяйственной деятельности, так и таможенными отчислениями и поступлениями от ластового,[15] якорного и прочих сборов, все благодаря пожалованному Одессе в 1817 году статуса порто-франко.[16] Городской бюджет Одессы в середине XIX века превосходил бюджеты отдельных государств Европы того времени, а в 1825—1827 годах Одесса из своих доходов одолжила 800 тыс. руб. на обустройство петербургских таможенных зданий.[17]

Сооружение предполагалось разместить на оползневом склоне, что выдвинуло дополнительные требования к работам. После того как строительство лестницы затормозилось из-за оползней, обвалов грунта и подтоплений, к нему были подключены военные инженеры Дж. Уптон и Г. С. Морозов. Они предложили уточненный проект, фактически предусматривающий сооружение многоарочного, покоящегося на разновысоких опорах наклонного пешеходного моста от находящегося на возвышении Николаевского бульвара — к морскому берегу.[14] В основе лестницы инженеры предложили разместить гигантский, сложенный из местного известняка клин, покоящийся на деревянных сваях и «прорезанный» тремя продольными и девятью поперечными сводчатыми коридорами или галереями. Галереи образовывали на пересечениях массивные каменные столбы поддерживающие саму лестницу — наклонную плоскость с уложенными поверх неё ступенями. Помимо технической, вентиляционной сквозные поперечные галереи несли и эстетическую функцию: они образовывали на боковых стенах лестницы красивые каменные аркады, тем самым делая сооружение для зрительного восприятия не таким массивным. Всего, окончательный проект конструкции лестницы состоял из более чем трехсот различных основных и вспомогательных элементов.[18] В итоге, совершенство инженерной конструкции сооружения оказалась под стать его архитектурному облику. Вместе взятые, они создали лестницу-шедевр[19] — уникальный памятник архитектуры XIX века, выдержанный в духе классицизма и характеризующейся строгостью, геометричностью и монументальностью.

В ходе строительства лестницы не раз возникали сомнения, удастся ли его благополучно завершить. Французский геолог Ксавье Омер де Гелль, хорошо знакомый с морфологическими особенностями прибрежной части города писал:
«В течение двух или трех лет сооружается гигантская лестница, которая, открываясь на бульвар, плавно спускается к берегу моря. Это сооружение — фантазия столь же разорительная, сколь и бесполезная — уже поглотило огромные средства и обойдется примерно в миллион. Её хотят украсить вазами и статуями, однако, сильные трещины уже сейчас вызывают опасение грядущего разрушения этой огромной лестницы, которая, между прочим, всегда будет служить лишь гуляющим на бульваре».[14]
Ему вторил посетивший Одессу в 1841 году английский путешественник, который заметил:
«От центральной части бульвара к берегу спускается лестница называемая гигантской. Подрядчик строивший её разорился. Её дизайн плохо продуман даже если она и планировалась всего лишь как украшение города; её будущая полезность сомнительна; а сама лестница содержит в себе столько изъянов, что её разрушение предполагается лишь делом времени».[20]
Строительство лестницы стало международной новостью. Так, в мае 1838 года издававшийся в Нью-Йорке «Журнал моряка» писал[21]:
«Город Одесса на Чёрном море расположен значительно выше уровня воды. Русское правительство решило построить великолепную лестницу соединяющую город с гаванью. Она будет состоять из 200-т ступеней и как бы иметь пирамидальную форму расширяясь книзу… Эта колоссальная лестница из белого мрамора будет покоиться на 36 столбах»
. В том же 1838 году издававшийся в Лондоне специализированный «Инженерный и архитектурный вестник» в обзоре наиболее интересных строек в мире отмечал[22]:
«Среди огромного объёма строительства ведущегося в настоящее время в Одессе, крупном эмпориуме на Чёрном море, выделяется лестница из белого мрамора …»
. Лаконично, но точно описал в 1860 году уже построенную лестницу русский драматург А. Н. Островский:
«С бульвара к морю ведет единственная в своем роде лестница, она разделена на 10 уступов по 20 ступенек каждый. Кажется, 200 ступеней, а входишь легко»
. Этот эффект легкости подмеченный писателем достигался за счёт оптимального угла наклона лестницы и большого количества площадок, позволявших пешеходу передохнуть на своем пути. Репортажная точность описания, сделанного А. Н. Островским, сегодня может вызвать сомнение лишь в количестве ступеней, которых вначале действительно было ровно двести, а лестница спускалась чуть ли не к самому морю. Позже, при проведении Приморской улицы, восемь ступеней засыпали, и они, как утверждают старожилы, и поныне покоятся в глубине проезжей части. Впоследствии, террассирование склонов «замаскировало» массивную конструкцию лестницы и частично скрыло боковые аркады. Поэтому, из кабины фуникулера поднимающегося и опускающегося параллельно лестнице она кажется уложенной по пологому склону.

В 1933 году были проведены ремонтно-реставрационные работы, так как со временем покрытие лестницы из песчаника износилось. В результате, ступени лестницы были облицованы серо-розовым гранитом.

В 1963 году Потёмкинская лестница была специальным постановлением правительства признана памятником градостроительства и архитектуры всесоюзного значения и взята под охрану государства.

В 2001 году произошло комплексное исследование состояния лестничных конструкций, подпорных стен Приморского бульвара и окружающих лестницу склонов для объективной оценки состояния памятника архитектуры XIX века, чтобы в дальнейшем разработать меры по его реставрации и сохранению.[23]

Этимология названия

Всемирно известной лестница стала благодаря фильму «Броненосец „Потёмкин“» (1925) Сергея Эйзенштейна, в ключевой сцене которого детская коляска катится вниз по ступеням. До настоящего — «Потёмкинская», лестница по-видимому не имела имени собственного. В литературе встречаются разные имена: Портовая, Бульварная, Большая, Гигантская, Воронцовская, которые она будто бы имела в прошлом. Но это не подтверждается первоисточниками, и все эти названия следует считать неофициальными. Автор статьи об Одессе в энциклопедии Брокгауза и Ефрона издаваемой в конце XIX-го века — начале XX века писал:
«Из бульваров лучший — Николаевский, с прекрасным видом на море и город, гигантской (200 ступеней, 10 широких площадок) мраморной лестницей, спускающейся в приморскую часть города…»
Из контекста видно, что слово «гигантская», написанное с маленькой буквы, не название, а просто прилагательное к слову лестница.[24] Ежедневная литературная, политическая и коммерческая газета «Одесский Листок», издававшаяся в Одессе в 1880—1920 годах, упоминала о лестнице Николаевского бульвара обезличенно, как, например, 24 (11) января 1913 года:
« Одна, лестница, спускающаяся от бульвара, — чего стоит! Ступени оббиты, снег не счищен, чёрная грязь, лужи… Идешь и — вздыхаешь… Настоящая „лестница вздохов“. А ведь Николаевский бульвар едва ли не красивейшее место грязной красавицы Одессы!».[25]

На старых фотографиях и почтовых открытках с изображением лестницы её называли: «Лестница Николаевского бульвара», «Лестница при Николаевском бульваре», "фр. «L’escalier Richelieu» (Ришельевская лестница). И в произведениях написанных на рубеже XIX-XX веков представителями Одесской литературной школы нигде не встречается собственного имени лестницы.[26]

В раннее советское время она называлась развернуто "Лестницей Потемкинского восстания". Название «Потёмкинская» стало общеупотребительным после Великой Отечественной войны, в 50-е годы. До этого какое-то время общепринятым названием было - «Приморская лестница», о чём свидетельствует установленная на лестничном парапете стандартная для памятников архитектуры на Украине в советское время чугунная табличкаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4071 день] с надписью на украинском языке: «Приморская лестница 1841 г. Арх. Ф. К. Боффо».[26]

1905 год и Сергей Эйзенштейн

Вечером 14 июня 1905 года мятежный броненосец Черноморского флота Императорской России «Князь Потёмкин-Таврический» отдал якорь на Одесском рейде под красным минным флагом.[27]. В первое время о бунте на корабле почти никто в Одессе не знал. Утром 15 июня 1905 года матросы перевезли с броненосца на Платоновский мол тело погибшего матроса Григория Вакуленчука.[28] В порт по улицам, спускам, и лестнице Николаевского бульвара хлынули одесситы. Был среди любопытствующих и молодой журналист Николай Корнейчуков. По его словам, уже в середине дня 15 июня верхнюю площадку лестницы перекрыли казаки. Чуковский позднее так описал события происходившие на лестнице Николаевского бульвара вечером:
… лестница сплошь занята казаками и в гавань уже не пройти. Позже я узнал, что власти с идиотским усердием попытались закупорить все входы и выходы к морю. «Народные массы» устроили вакханалию в порту, поджоги пакгаузов и пьяное бесчинство… уголовного элемента. Власти в то же время препятствовали рабочим прорваться в порт. При этом, как свидетельствуют документы, «войска открыли ружейную стрельбу», но было ли это, в частности, на лестнице, не известно.

— Корней Чуковский, очерк «1905 год, июль»

Ночь с 15 на 16 июня вошла в историю Одессы как «красная», из-за зарева пожаров наблюдавшихся всю ночь в районе Приморской улицы, в ходе которых сгорела городская электростанция. На следующий день «Потёмкин» произвел несколько выстрелов по Одессе.[29] К вечеру город вымер и погрузился во тьму из-за сгоревшей электростанции и опасений одесских обывателей жечь свет. Эта ночь вошла в историю города как «черная».[30]

Через два десятилетия после описанных событий Сергей Эйзенштейн снимал в Одессе свой фильм. В реальности никакого расстрела не было, сцена «расстрела на Потёмкинской лестнице» от начала и до конца является выдумкой режиссёра, как утверждает аспирант ОНУ С. Кинка[31]. Эйзенштейн сконцентрировал в сценах на лестнице своё личное видение событий произошедших в Одессе после прибытия туда «Потёмкина» и создал потрясающую по своей художественной выразительности картину грубого насилия и безнадежного человеческого отчаяния. Ключевыми стали два эпизода с детьми: грудным ребёнком в коляске и мальчиком. «Ребёнок совсем маленький, лет восьми. Его судьба на лестнице такая: он с матерью вглядывался в далёкий броненосец, и вдруг пришли солдаты-каратели, — пересказывал эту сцену киновед Виктор Шкловский, — побежали люди, люди начали прятаться за камнями уступов, бежать по ступенькам». В роли мальчика снялся восьмилетний А. Е. Глауберман[32], впоследствии ставший директором Института физики Одесского университета имени И. И. Мечникова. Личность второго ребёнка, которого иногда называют самым знаменитым актером фильма,[33] осталась не установленной. Вскоре после выхода фильма на экраны поэт Николай Асеев в очерке "Как снимался фильм «Броненосец „Потёмкин“» утверждал, что «одесская лестница… не забудется зрителями».

Детская коляска, пущенная по лестнице ассистентами Эйзенштейна, прокатилась по экранам всего мира, а лестница начала с тех пор именоваться «Потёмкинской». И авторы, которые писали о ней, нередко уже отталкивались от событий, изображённых в фильме, подменяя историческую реальность творческим вымыслом кинорежиссёра, ставшего классиком мирового кинематографа.[34] Так, история и кинематограф прочно связали бывшую лестницу Николаевского бульвара с мятежным экипажем броненосца «Потёмкин», тем самым навсегда превратив её — в Потёмкинскую и символ Одессы.[35] Как бы продолжая эту традицию, на агитационных плакатах времен Великой Отечественной войны Потёмкинская лестница олицетворяла мужество защитников Одессы, а после войны — трудовую доблесть одесситов.

Поэты и писатели о лестнице

Характеризующиеся простотой, строгостью и монументальностью архитектурные элементы Потёмкинской лестницы складываются в гармоничную композицию, которая в зависимости от точки обзора, освещения, времени года и суток создает уникальный художественный образ:

  • Юзеф Крашевский, польский писатель, в 1843 году охарактеризовал лестницу как — «Один из лучших памятников, которые только имеет Одесса».
  • Марк Твен, американский писатель, после посещения Одессы летом 1867 года назвал лестницу в путевом романе «Простаки за границей» — «великолепной». «Вниз к гавани спускается гигантская каменная лестница. В ней двести ступеней, каждая пятидесяти футов шириной, и через каждые двадцать ступеней просторная площадка… Это великолепная лестница».
  • Жюль Верн, французский писатель, назвал (заочно) лестницу в романе «[scilib-fiction.narod.ru/JulesVerne/Keraban/index.html „Упрямец Керабан“]» — «монументальной». «Этот город — истинный оазис посреди окружающей его огромной степи — образует великолепную панораму дворцов, церквей, гостиниц, домов, построенных на крутом обрыве морского берега, основание которого отвесно погружается в море … видна была даже большая площадь, обсаженная деревьями, и монументальная лестница, наверху которой поставлена статуя герцога Ришелье».

  • Александр Николаевич Островский, русский драматург и писатель, назвал лестницу — «единственной в своем роде».
  • Виссарион Белинский, литературный критик и публицист, в письме жене — «Оригинальный город… Наш трактир на берегу моря, берег высокий, вдоль его идет бульвар, вниз к морю идет каменное крыльцо с большими уступами, в 200 ступеней. По этой лестнице ходят купаться в море. На море корабли, суда. Вид единственный».
  • Иван Семонович Левицкий (Нечуй-Левицкий), украинский писатель и публицист, увидел в лестнице — «широкое расстеленное полотнище».
  • Яков Полонский, русский поэт и автор песни «Мой костер в тумане светит…», назвал лестницу — «колоссальной». Описывая Одессу в романе «Дешевый город», он писал: «Одесса опускала в синие волны нижние ступеньки своей колоссальной лестницы».
  • Николай Гарин, русский писатель, в романе «Гимназисты» — «громадной».
  • Александр Грин, русский и советский писатель, в рассказе «Случайный доход» — «знаменитой».
  • Алексей Свирский, русский писатель-беллетрист, в повести «Рыжик» — «колоссальной».
  • Зеев (Владимир) Жаботинский, публицист и писатель — «знаменитой». В романе «Пятеро» (1936) он упоминает лестницу в трех местах:
«…и сама портовая нация, в картузах и каскетках набекрень, и дамы в белых платочках, часто предпочитали, чем тащиться по отведенным для этого сословия плебейским балкам и спускам, гордо взмыть к высотам прямо из гавани по ста девяносто восьми гранитным ступеням знаменитой лестницы (одно из восьми чудес света), — и наверху, мимо статуи Дюка в римской тоге, сразу вторгнуться в цивилизацию».
«От Дюка, вниз по лестнице и обратно снизу вверх, непрерывно струится толпа молодежи — сначала город, теперь двинулись и предместья, и никто не мешает; только на бульваре вокруг дворца генерал-губернатора стоят большие наряды».
«И лестница, шириной в широкую улицу, двести низеньких барских ступеней; второй такой нет, кажется, на свете, а если скажут, где есть, не поеду смотреть. И над лестницей каменный Дюк — протянул руку и тычет в приезжего пальцем: меня звали дю-Плесси де Ришелье — помни, со всех концов Европы сколько сошлось народов, чтобы выстроить один город».
  • Валентин Катаев, русский советский писатель, в «Белеет парус одинокий» (1936) — «знаменитой». «Проехали мимо знаменитой одесской лестницы. Вверху её треугольника, в пролёте между силуэтами двух полукруглых симметричных дворцов, на светлом фоне ночного неба стояла маленькая фигурка дюка де Ришелье с античной рукой, простертой к морю».
  • Константин Паустовский, русский советский писатель, во «Времени больших ожиданий» (1958) — «одесской». «Он ночевал в некогда роскошной гостиной с облезлыми фресками на стенах. Они изображали богиню Аврору в розовом прозрачном хитоне. Она летела по небу среди бежевых облаков и сыпала из рога на землю алые цветы и акантовые листья. Меня всегда умиляла наивность художника, написавшего позади Авроры в голубой морской дымке одесскую лестницу к морю и памятник Дюку — герцогу Ришелье».
  • Александр Куприн, русский писатель, в рассказе «Уточкин» (1915) — «одной из самых длинных лестниц в мире». «Необычайны были самые приемы его тренинга. Так, тренируясь к большим велосипедным гонкам, он каждое утро, чуть свет, приходил к памятнику Ришелье, от подножия которого идет вниз, в порт, одна из самых длинных лестниц в мире, перемежаемая через определенное число ступеней широкими трехсаженными площадками».
  • Леонид Утесов, музыкант и киноактёр, в автобиографической книге «Моя Одесса» — «Одесский порт славился знаменитой лестницей, ведущей из города в порт… .»
  • Александр Воинов, русский советский прозаик и сценарист, в повести «Комендантский час» — «удивительной». «Удивительна Потёмкинская лестница, когда поднимаешься по её широким каменным ступеням, кажется, что она устремлена прямо в небо. И от этого чувства нельзя отделаться, сколько бы раз ты по ней ни поднимался. И ещё она напоминает о детстве и о первом свидании. А когда ты стоишь на верхней площадке, и перед тобой морская даль в сиреневой дымке, тогда приходят думы…».
  • Александр Викторович Дорошенко, современный одесский писатель, в поэме в прозе «Мой город»[36] — «загадочной». «Лестница привычно загадочна: от Дюка вниз видны только площадки, но нет ступенек, снизу вверх видны только ступеньки, и вовсе нет никаких площадок… И кажется мне иногда, что вся пролетевшая стремительно жизнь так и заключилась между ступенями — спустился впервые вприпрыжку, поднялся в последний раз, останавливаясь на площадках и отдыхая. С годами растут число и крутизна ступеней, но теперь, когда я задерживаюсь отдышаться, я слышу глуховатый и заботливый голос лестницы, вижу, как постепенно вырастает, приветствуя меня, наш Герцог».
  • Олег Губарь, одеский журналист, краевед и писатель — «Приморский бульвар и Потёмкинская лестница — нечто вроде букета, который Одесса дарит гостям!»
  • Юрий Михайлик, поэт, слова для песни «Опять иду по лестнице воспетой» —

Опять иду по лестнице воспетой,
А эскалатор оставляю в стороне,
И весь бульвар, одним большим букетом,
Одесса милая протягивает мне.

Фуникулёр

Рядом с лестницей действует фуникулёр, соединяющий Приморскую улицу с Приморским бульваром. Он был построен в 1902 году, а в 1970-х годах заменён эскалатором. После поломки эскалатора в 1990-х годах, городскими властями было принято решение построить новый фуникулёр, который был открыт 2 сентября 2005 года в честь 211-й годовщины со дня основания Одессы[37].

Фуникулёр состоит из двух вагонов, разместиться в каждом могут 12 человек. Время в пути составляет 1 минуту 10 секунд.[38]

Исторические факты

В кино

В советско-польском фильме «Дежа вю» к Потемкинской лестнице водили главного героя американского гангстера Яна Полака, который появился в Одессе под видом ученого-энтомолога, экскурсовод обещал профессору встречу с потемкинцами. Позже там же на лестнице, Полак случайно снялся в фильме «1905 год», где случайно был заснят эпизод с коляской, как у Эйзенштейна.

Напишите отзыв о статье "Потёмкинская лестница"

Примечания

  1. Феликс Зинько. Бульвар Фельдмана [www.peoples.ru/state/citizen/feldman/ Электронный ресурс]
  2. King, Charles. Odessa: Genius and Death in a City of Dreams. — New York: W.W. Norton, 2012. — P. 17.
  3. 1 2 Феликс Каменецкий. Творец гигантской лестницы // Порто-Франко. — 2010. — 30 апреля. — № 16 (1012)
  4. . В архивах Строительного комитета Городской управы Одессы, ведавшего в первой половине XIX века в том числе и выдачей разрешений частным лицам на обустройство общественных купален, есть упоминание о купальнях, расположенных в устье Военной балки под нынешним Воронцовским дворцом, чуть левее, к Пересыпи. Устраивались они в летний сезон греком Фёдором Кальфоглу. Это место называлось одесситами Купальным берегом. См. подробно: Материалы Круглого стола Международного фестиваля русской поэзии и культуры, Воронцовский Дворец, 19 сентября 2008 года. [www.pushkininbritain.com/content/odessa_faq_2008_rus/ Электронный ресурс]
  5. См. также: Валентин Константинов. Загадка старинного особняка. [veseliymakler.odessa.ua/libraries/author/konstantinov/zo_zagadka_starinnogo_osobnjaka.html Электронный ресурс]
  6. . Литературный критик Виссарион Белинский во время своего пребывания в Одессе писал: «…вниз к морю идет каменное крыльцо с большими уступами, в 200 ступеней. По этой лестнице ходят купаться в море»
  7. . С 1969 по 1995 год Приморская улица называлась улицей А. В. Суворова
  8. История Одессы: Как строилась Одесса. [www.odessaonline.com.ua/go.php?dir=odessacity&m2=6&m3=architecture Электронный ресурс]
  9. [www.pushkininbritain.com/content/odessa_faq_2008_rus/ КРУГЛЫЙ СТОЛ - Пушкин в Британии. Электронный ресурс.]. Проверено 4 марта 2013.
  10. [www.kruk.odessa.ua/wp-content/uploads/book_oz/odess_ru/razdel2.pdf Застывшая музыка города (архитектура Одессы)]
  11. См. подробно: Исторический Таганрог: Каменная лестица. [sites.google.com/site/istoriceskijtaganrog/greceskaa-ulica-1/kamennaa-lestnica Электронный ресурс]
  12. См. подробно: Савченко В. Одесса Масонская (Неразгаданный мир города Солнца). — Одесса: Optimum, 2007. — С. 11-12. [memory.od.ua/books/Odessa_Masonskaj.pdf]
  13. Олег Губарь: Приморский бульвар и Потёмкинская лестница — нечто вроде букета, который Одесса дарит гостям! [www.reporter.com.ua/interviews/166/ Электронный ресурс]
  14. 1 2 3 [www.odessitclub.org/publications/almanac/alm_25/alm_25_14-22.pdf Олег Губарь. Потёмкинская лестница — разорительный долгострой?]
  15. Ласт (от англ. last) — устаревшая мера вместимости судна, равная 2 регистровым тоннам, или 5,66 м3. В русской системе мер 1 ласт = 6 четвертям = 72 пудам = 1179,36 кг. Ластовый сбор взимался в русских портах с торговых судов, исходя из их вместимости, с 1902 г. этот сбор в России стал называться корабельным.
  16. Об учреждении порто-франко в Одессе : Манифест, 16 апреля 1817 г. // Полное собрание законов Российской империи. — Собрание 1. — Т. 34. — № 26792. — С. 208—211.
  17. Третьяк А. О доходах и расходах Одессы в первой половине XIX века / Дерибасовская — Ришельевская: Одесский альманах (сб.) / Кн. 51. — IV/2012. — С.18.
  18. После окончания строительства Одесский городской архитектор Г. И. Торичелли и руководитель Одесского строительного комитета военный инженер Г. С. Морозов передали по описи все 319 элементов составлявших построенную лестницу — майору Трофиму Петровичу Драгутину, занимавшегося поддержанием в технически исправном состоянии городских улиц и дорог в Одессе того времени. См.: Олег Губарь. И. Дерибасовская — Ришельевская: Одесский альманах (сб.) / Энциклопедия забытых одесситов / Драгутинская команда.[odessitclub.org/publications/almanac/alm_43/alm_43_55-61.pdf]
  19. Термин лестница-шедевр предложен Сузанной Эрлингер для характеристики наиболее выдающихся лестниц — памятников мировой архитектуры. См: Искусство ступеней. [www.cpi-web.ru/opus/Articles/p.46-55.pdf]
  20. Jesse, William. Notes of a Half-Pay in Search of Health: Or, Russia, Circassia, and the Crimea, in 1839-40. — [London]: J. Madden and Co, 1841. — P. 183.
  21. Odessa // The Sailor’s Magazine. — New York, May 1838. — Vol. X. — № 9. — P. 382.
  22. Improvements at Odessa // The Civil Engineer and Architect’s Journal, Scientific and Railway Gazette. — London, October 1937 / December 1938. — Volume I. — P. 356.
  23. Константин Ритиков. Что будет с нашей лестницей? // Порто-франко. — 2001. — 13 апреля. — № 15 (554).
  24. Это наблюдение принадлежит одесскому краеведу Л. И. Штерну: Штерн Л. И. Из воспоминаний об Одессе. [world.lib.ru/editors/s/shtern_l_i/odessaprod4-1.shtml Электронный ресурс]
  25. Одесский листок — 1913. — 24 (11) января. [starosti.ru/archive.php?m=1&y=1913 Электронный ресурс]
  26. 1 2 См.: Сайт Льва Штерна «Одесса» / 4. Сады и парки. Приморский Бульвар. [sites.google.com/site/odessaxxvek2/home/odessa-moa Электронный ресурс]
  27. В соответствии с действовавшими правилами сигналопроизводства на военных кораблях Российского Императорского флота красный с косицами флаг Н («Наш») означал: «Гружу порох — стреляю в цель — упражняюсь с минами»: в момент восстания броненосец «Князь Потёмкин-Таврический» находился на артиллерийских стрельбах. [www.proza.ru/2010/02/15/1292 Электронный ресурс]
  28. Следует отметить, что тела убитых командой «Потёмкина» семерых офицеров: командира Голикова, старшего офицера Гиляровского, старшего артиллериста Неупокоева, старшего минера Тона, члена комиссии морских артиллерийских опытов лейтенанта Григорьева, младшего штурмана прапорщика Ливинцева и старшего судового врача Смирнова на берег доставлены не были. Это также касается тел четверых матросов погибших во время стрельбы по лейтенанту Григорьеву и прапорщику Ливенцеву. См.: Никольский Б. В. Севастополь, год 1905. [www.proza.ru/2010/02/15/1292 Электронный ресурс]
  29. См. подробно: Ратушняк Э. «Потёмкин» стреляет по Одессе // Вечерняя Одеса. — 27 июня 2006. — № 93 (8435). [vo.od.ua/rubrics/raznoe/4165.php Электронный ресурс]
  30. См. также: О. Кривохатская. Фильм Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин“» и реальные события в Одессе в июне 1905 г. Публикации Одесского историко-краеведческого музея. [www.history.odessa.ua/publication2/stat07.htm Электронный ресурс]
  31. [od-news.com/index.php?option=com_content&task=view&id=20011&Itemid=2 Расстрел на Потемкинской лестнице был выдумкой Сергея Эйзенштейна]
  32. 85 лет на экранах: «потемкинский» мальчик Абба — в физике и в кино / Пресс-служба Одесского университета имени И. И. Мечникова, 13 декабря 2010 года. [news.onu.edu.ua/rus/news/single/156 Электронный ресурс]
  33. King, Charles. Odessa: Genius and Death in a City of Dreams. — New York: W.W. Norton, 2012. — P. 255.
  34. Так, например, Аллан Нейдлер — профессор религиоведения американского Университета Дрю в рецензии на книгу Чарлза Кинга «Одесса: гений и смерть города грёз» пишет: "Без сомнения, самый пронзительный образ Одессы — кадры из немого эпического фильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потёмкин“» (1925), в которых воссоздается кровавая бойня на знаменитой Потемкинской лестнице." Цит. по: Досье «Одесса» Charles King. Odessa: Genius and Death in a City of Dreams // Jewish Ideas Daily. — 2011. — March 4. [www.jewishideasdaily.com/835/features/the-odessa-file/] Перевод приведен по: Booknik [booknik.ru/colonnade/othershore/dose-odessa/ Элктронный ресурс]
  35. [www.odessapassage.com/passage/magazine_details.aspx?id=33960 Великий город, создающий шедевры]
  36. Александр Дорошенко. Мой город (поэма). — Одесса, Издательство ТОВ РВА «Смил», 2008. — 548 с., ил.
  37. Одесский фуникулер. [atur.com.ua/index.php?id=1560 Электронный ресурс]
  38. [www.podrobnosti.ua/society/2005/09/03/240409.html В Одессе возобновил работу фуникулер]. www.podrobnosti.ua. Проверено 16 февраля 2007. [www.webcitation.org/65Yc3RrSP Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
  39. План Одессы 1919 года
  40. Александров Р. Прогулки по литературной Одессе. — Одесса : Весть, 1993. — 252 с.
  41. «Потёмкинская лестница в Одессе вошла в десятку самых красивых лестниц в Европе» // [subscribe.ru/archive/news.world.odessa/200408/26234432.html Одесские новости. — 2004. — 26 августа. — № 282. (news.world.odessa) : Рассылка : Subscribe.Ru]
  42. Впервые упомянуто в: Jesse, William. Notes of a Half-Pay in Search of Health: Or, Russia, Circassia, and the Crimea, in 1839-40. — [London]: J. Madden and Co, 1841. — P. 183.
  43. Краткая история Юморины [www.umorina.od.ua/?t=history Электронный ресурс]

Литература

  1. Александров Р. Прогулки по литературной Одессе. — Одесса : Весть, 1993. — 252 с. — Библиогр. в примеч.:с.240-252.
  2. Горбатюк А., Глазырин В. Юная Одесса в портретах её создателей. — Одесса: Весть, 1994, Optimum, 2002 — ISBN 966-7776-72-7.
  3. Губарь О. И. Энциклопедия забытых одесситов / Т. 1 . — Одесса : Optimum, 2011.
  4. Дерибас А. М. Старая Одесса : исторические очерки и воспоминания (Репринтное издание. 1913 года) / А. М. Дерибас. — Одесса : Оптимум, 2002. — 200 с.
  5. Латышева Л. П., Латышева А. А. Памятники архитектуры Одессы в художественной литературе / Актуальні проблеми слов’янської філології. — 2010. — Випуск XXІІІ. — Частина 4. — C. 121—130.
  6. Лисенко А. Эссе об архитектуре Одессы. — Одесса, Optimum, 2005.
  7. Мусий В. Б. Архитектурная организация центральной части Одессы начала ХIХ века / Одеса: Краєзнавчий дискурс. — Одесса : Астропринт, 2005. — 148 с.
  8. Орлов А. Исторический очерк Одессы с 1794 по 1803 год / А. Орлов. — Одесса : Тип. А. Шульце, 1885. — 144 с.
  9. Пилявский В. Здания, сооружения, памятники Одессы и их зодчие / Справочник. — Одесса: Оптимум, 2010.
  10. Смольянинов К. История Одессы / Константин Смольянинов. — Одесса : Гор. типогр., 1853. — 284, ХІV с.
  11. Херлихе П. Одесса (История. 1794—1914). — Одесса : Оптимум, 2007. — 566 с. Перевод с англ.: Herlihy, Patricia (1987, 1991). Odessa: A History, 1794—1914. Cambridge, MA: Harvard University Press. ISBN 0-916458-15-6

Ссылки

Отрывок, характеризующий Потёмкинская лестница

10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Потёмкинская_лестница&oldid=81340868»