Похищение Джейси Ли Дьюгард

Похищение Джейси Ли Дьюгард произошло 10 июня 1991 года. Американка Джейси Ли Дьюгард (англ. Jaycee Lee Dugard, 3 мая 1980 года), похищенная в возрасте 11 лет, была обнаружена спустя 18 лет — 26 августа 2009 года. Находясь в неволе, она родила двух дочерей. Её похитители, супружеская пара Филипп и Нэнси Гарридо, признали себя виновными в совершении преступления.

Краткая биография Филиппа Гарридо

Филипп Крейг Гарридо (Phillip Craig Garrido) родился 5 апреля 1951 года. Он вырос в калифорнийском городе Брентвуд (Калифорния) (англ.). В 1969 году Филипп окончил местную школу. По словам отца, он был «хорошим мальчиком», но в подростковом возрасте, попав в мотоциклетную аварию, сильно изменился, а позже — пристрастился к наркотикам. В 1969 году Гарридо арестовали за хранение наркотических веществ (марихуаны и ЛСД).

В 1972 году Гарридо был арестован по обвинению в изнасиловании 14-летней девочки. Однако дело до суда не дошло, поскольку потерпевшая отказалась давать свидетельские показания. В 1973 году Гарридо женился на своей бывшей однокласснице по имени Кристин Мёрфи (Christine Murphy). Впоследствии женщина сообщила, что у Филиппа была склонность к агрессии, которая выражалась в нанесении ей побоев.

В 1976 году, находясь в калифорнийском городке Саут Лэйк Тахо (англ.), Гарридо похитил 25-летнюю сотрудницу казино по имени Кэтрин Коллэвэй (Katherine Callaway). Филипп отвёз её в помещения склада, расположенного в городе Рино, штат Невада, и подверг женщину сексуальному насилию. Машина преступника и взломанный замок на двери склада привлекли внимание сотрудника местного отделения полиции. Полицейский постучал в двери помещения и начал опрашивать Филиппа, который вышел из склада. Кэтрин позвала полицейского на помощь, и Гарридо был тут же арестован.

Суд признал задержанного виновным в совершении преступлений; в марте 1977 года Гарридо был приговорён к 50 годам лишения свободы. Свой срок он начал отбывать в тюрьме, расположенной в городе Ливенворт (англ.), штат Канзас. Там же он познакомился с Нэнси Боканегра (Nancy Bocanegra), которая посещала своего дядю-заключённого. 5 октября 1981 года Филипп и Нэнси поженились.

В январе 1988 года Филиппа Гарридо перевели в тюрьму штата Невада, а в августе того же года он был условно-досрочно освобождён.

После освобождения Гарридо поселился в городе Антиок (англ.), в доме своей престарелой матери, страдающей старческим слабоумием.

Согласно условиям досрочного освобождения, Филипп регулярно проходил проверки со стороны правоохранительных органов, а позже был обязан носить на лодыжке GPS-браслет.

Похищение и поиски

В сентябре 1990 года семья Джейси Ли переехала из города Гарден-Гров (Garden Grove), расположенного в калифорнийском округе Ориндж, в городок Саут Лэйк Тахо. На момент похищения девочка училась в 5-м классе местной школы.

10 июня 1991 года 11-летняя Джейси Ли Дьюгард была похищена, когда, находясь на остановке, расположенной рядом с её домом, ожидала прибытия школьного автобуса. Свидетелем похищения стал Карл Пробин (Carl Probyn), отчим Джейси Ли, и несколько её одноклассников. Они описали произошедшее так: к остановке подъехал автомобиль-седан серого цвета, предположительно Mercury Monarch или Mercury Zephyr, в котором находились двое людей — мужчина и женщина. Автомобиль сделал разворот на 180° возле остановки, из него выскочила женщина, которая затолкала Джейси Ли в машину. Отчим девочки попытался на велосипеде догнать похитителей, но это ему не удалось.

Первые подозрения упали на Пробина и на Кена Слэйтона (Ken Slayton) — биологического отца девочки. Карл Пробин согласился пройти и успешно прошёл ряд тестов на детекторе лжи. Слэйтон также доказал свою непричастность к похищению.

В течение нескольких часов после случившегося в Саут Лэйк Тахо прибыли представители местных и национальных СМИ. В течение нескольких дней в активных поисках похищенной девочки были задействованы десятки добровольцев — в стороне не остался ни один из представителей местного сообщества. В течение нескольких недель по всей стране были разосланы листовки с описанием случившегося. Любимым цветом Джейси Ли был розовый, и вскоре весь город был увешан розовыми лентами — в качестве демонстрации поддержки семье пропавшей девочки и как напоминание о случившемся.

Мать девочки Тэрри Пробин (Terry Probyn) организовала группу под названием Jaycee’s Hope, координирующую сбор пожертвований и действия добровольцев. За информацию, которая могла бы посодействовать в установлении места нахождения похищенной девочки, была назначена награда. Случай широко освещался в национальных СМИ; похищению Джейси Ли были посвящены несколько эпизодов в популярной телепередаче America’s Most Wanted (англ.).

Жизнь в неволе

Дом семьи Гарридо расположен на невключённой территории, находящейся на северо-востоке города Антиок (1554 Walnut Ave.), что в 273 км от родного города похищенной.

Один из соседей Гарридо вспоминает, что в детстве он видел Дьюгард через ограду заднего двора вскоре после её похищения. Он утверждает, что девочка назвала себя «Джейси» и сказала, что живёт в этом доме. Затем появился Филипп Гарридо и отвёл девочку в дом. Позже семья Гарридо возвела плотный забор вокруг своего дома, на территории заднего двора которого уже росли несколько больших деревьев.

С апреля по август 1993 года Филипп Гарридо находился в тюрьме в связи с нарушением условий досрочного освобождения.

Джейси Ли Дьюгард родила от Филиппа двух девочек: первую — в августе 1994 года, вторую — в ноябре 1997 года. Джейси было 14 лет на момент рождения первого ребёнка. Дьюгард выдавала себя за дочь супругов Гарридо, а дочерей — за своих младших сестёр. Девочкам также было сказано, что Джейси Ли является их старшей сестрой. Большинство американских СМИ отказались назвать имена девочек, однако они были упомянуты в репортажах иностранных изданий.

Гарридо владел небольшой типографией, занимавшейся изготовлением визитных карточек. Дьюгард работала там же — художественным дизайнером. Один из клиентов Гарридо утверждает, что виделся лично с Дьюгард и общался с ней по телефону, и что она отлично выполняла свою работу. Джейси Ли имела доступ не только к рабочему телефону, но и к электронной почте. По утверждению клиента типографии, она никогда и никаким образом не давала повода полагать, что является жертвой похищения.

Вплоть до задержания правоохранительными органами, Гарридо вёл блог в интернете, в котором описывал деятельность организации, называемой им «Gods Desire Church» (Церковь Божьей Воли). Кроме того, в своём блоге Гарридо утверждает, что умеет контролировать звук силой мысли. Филипп обращался к некоторым людям, в том числе и к своим клиентам, с просьбой засвидетельствовать, что он обладает способностью «контролировать звук при помощи мозга» и изобрёл устройство, которое поможет «людям быть очевидцами этого феномена».

По версии правоохранительных органов, на момент их привлечения к делу (в 2009 году) Дьюгард проживала на территории заднего двора семьи Гарридо. В этом месте расположены несколько нежилых подсобных помещений, две палатки и то, что было описано как «душ и туалет походного типа». Одно из нежилых помещений — звуконепроницаемое, использовалось Филиппом в качестве частной студии звукозаписи для записи его песен религиозной тематики и композиций в стиле кантри. Территория заднего двора ограждена почти двухметровым (1 м 80 см) забором и высокими деревьями. Проход, ведущий к заднему двору, покрыт брезентом. Палатки и подсобные помещения загораживали внутренний двор от посторонних взглядов. Там же был обнаружен старый автомобиль, похожий на тот, посредством которого было совершено похищение.

Представители правоохранительных органов посещали дом Гарридо как минимум дважды в течение последних лет, но задний двор был подвергнут поверхностному осмотру.

В ходе расследования на территории заднего двора среди нежилых помещений и палаток были обнаружены детские вещи, включая книги и игрушки. Подводка электричества обеспечивалась при помощи удлинителей.

Следствием установлено, что Джейси Дьюгард видели в доме Гарридо; она неоднократно открывала двери посетителям. Её дочерей видели играющими на территории заднего двора и в автомобиле, принадлежащем Гарридо.

Филипп Гарридо заявил, что занимался образованием девочек на дому.

Тётушка Джейси Ли и бывший партнёр Гарридо по бизнесу по имени Чейвонн Молино (Cheyvonne Molino) утверждают, что не наблюдают никаких признаков ущемления прав детей. По их мнению, девочки не демонстрировали недостатка образования. Молино утверждает, что неоднократно, на протяжении многих лет видела девочек, и те были нормально одеты, не показывали никаких признаков напряжённости, и что их поведение было одинаковым как в присутствии «отца», так и в его отсутствие.

Упущенные возможности

Полиции не удалось установить связь между похищением Джейси Ли Дьюгард, совершённым в Саут Лэйк Тахо, и похищением Кэтрин Коллэвэй, которое совершил Гарридо там же, в 1976 году.

22 апреля 1992 года, спустя менее чем год после похищения Джейси Ли, в Департамент шерифа округа Контра-Коста поступил анонимный звонок. Звонящий мужчина сообщил, что видел девочку, очень похожую на Дьюгард. Девочка находилась в автомобиле, стоящем на заправке, расположенной в трёх километрах от дома Гарридо. Аноним сообщил, что девочка сидела в большом жёлтом фургоне (van). Похожий старый Dodge был обнаружен во дворе Гарридо в 2009 году. Аноним не сообщил номера автомобиля; место, о котором шла речь в сообщении, было обследовано поверхностно.

В июне 2002 года в правоохранительные органы поступила информация о несовершеннолетнем лице, которое получило травму плеча. Травма была получена в бассейне, расположенном в доме Гарридо. Эта информация не была передана сотруднику местного органа контроля досрочно освобождённых из мест лишения свободы, который курировал Филиппа Гарридо.

В 2006 году один из соседей Гарридо позвонил в службу 911 и сообщил, что на заднем дворе Филиппа установлены палатки, в которых проживают дети. Звонящий описал Гарридо как сексуально озабоченного психопата. Сотрудник местного правоохранительного органа переговорил с Гарридо по этому поводу. Беседа состоялась на пороге дома Гарридо и продолжалась около получаса. Гарридо был предупреждён о том, что проживание людей в не предназначенных для этого местах является нарушением закона.

Задержание

24 августа 2009 года Гарридо посетил представительство Федерального бюро расследований в городе Сан-Франциско и оставил там для ознакомления сотрудников 4-страничный очерк, содержащий его рассуждения на темы религии и сексуальности. В очерке Гарридо утверждал, что нашёл метод решения проблем, подобных той, с которой столкнулся сам в уголовном прошлом. В сочинении содержалось описание того, как он избавился от своих сексуальных уголовно наказуемых склонностей. Гарридо утверждал, что эта информация может помочь в перевоспитании лиц, склонных к совершению преступлений на сексуальной почве, «управляя человеческими импульсами, которые принуждают людей совершать дисфункциональные действия».

В тот же день (24 августа 2009 года) Филипп Гарридо посетил отделение полиции при Калифорнийским университете в Беркли, где попытался получить разрешение на проведение (в рамках собственной программы под названием Божья Воля / God’s Desire) «специального христианского мероприятия» в университетском городке. По этому вопросу он переговорил с Лизой Кэмпбелл (Lisa Campbell) — сотрудницей упомянутого заведения. Кэмпбелл обратила внимание на странное, по её словам, поведение этого посетителя, и, узнав имя Гарридо, назначила ему встречу на следующий день.

Утром 25 августа 2009 года Кэмпбелл проинформировала о предстоящей встрече и подозрительном поведении Гарридо сотрудницу университетского отделения полиции по имени Элли Джэкобс (Ally Jacobs). Последняя, проверив по базе данных, выяснила, что Гарридо является условно-досрочно освобождённым заключённым, виновным в совершении изнасилования. Джэкобс приняла решение тоже присутствовать на встрече.

Гарридо пришёл на встречу вместе с двумя девочками, которых он представил как своих дочерей. В ходе встречи Джэкобс обратила внимание на то, что поведение девочек было ненормальным. В этой связи она позвонила сотруднику органа контроля досрочно освобождённых из мест лишения свободы, который курировал Филиппа Гарридо. Сотрудник органа контроля отсутствовал, и Джэкобз оставила ему сообщение в голосовой почте.

В тот же день, прослушав сообщение, двое сотрудников органа контроля досрочно освобождённых прибыли к дому семьи Гарридо. По прибытии они надели на Филиппа Гарридо наручники и досмотрели дом. В доме находилась жена Гарридо Нэнси и его престарелая мать. После этого сотрудники органа контроля отвезли Филиппа Гарридо в свой офис.

По дороге в офис Филипп Гарридо заявил, что девочки, которые были с ним в университете, являются «дочерьми родственника, и родители разрешили ему взять девочек с собой в университет».

Несмотря на то что Филиппу Гарридо было запрещено вступать в любые контакты с несовершеннолетними, сотрудники органа контроля не придали значения факту нарушения этого требования. После того как досье на Гарридо было изучено, его отвезли назад домой и велели на следующий день явиться в офис органа контроля для дальнейших объяснений.

26 августа 2009 года Филипп Гарридо прибыл в офис органа контроля вместе со своей женой Нэнси, двумя девочками и Джейси Ли Дьюгард, которая представилась именем Алиса (Alyssa). В момент их прибытия сотрудник, курирующий Филиппа Гарридо, разговаривал по телефону с Элли Джэкобс. В разговоре Джэкобс сообщила, что девочки называли Гарридо папой, хотя, по информации правоохранительных органов, у Гарридо не было детей. Куратор, с целью установления личности девочек, принял решение поместить Филлипа Гарридо, женщин и девочек в разные помещения.

Дьюгард, продолжая утверждать, что её зовут Алиса, заявила, что является матерью девочек. Куратор, основываясь на том, что женщина выглядит слишком юной для того, чтобы быть матерью этих детей, задал вопрос про её возраст. В докладе, подготовленном по существу дела, говорится: «Алиса сообщила, что ей 29 лет, и, смеясь, отметила, что часто слышит подобные замечания в свой адрес, и что люди принимают её за сестру девочек».

По ходу собеседования Дьюгард и Нэнси Гарридо начали нервничать и пожелали узнать, в связи с чем им задают все эти вопросы. Сотрудник органа контроля пояснил, что он занимается выяснением обстоятельств визита Филиппа Гарридо вместе с девочками в университет. Дьюгард сообщила, что ей это было известно, и что она знает о том, что Гарридо условно-досрочно освобождён из мест лишения свободы, где отбывал наказание за похищение и изнасилование женщины. Она добавила, что Гарридо изменился и является замечательным человеком, который всегда был добр с её детьми. Затем Алиса заявила, что не предоставит больше никакой дополнительной информации, и что ей, возможно, нужен адвокат.

Филиппу Гарридо, который находился в другом помещении, сотрудником органа контроля было предложено сообщить, в каких отношениях он находился с «Алисой» и девочками. Гарридо заявил, что все трое являются его племянницами — дочками брата, проживающего в Окли (Oakley, California). Из доклада: «Гарридо заявил, что родители девочек развелись, и они проживают то у него, то у других людей, и что он не знает ни номера телефона своего брата, ни его домашнего адреса».

Сотрудник органа контроля вернулся в помещение, где находились женщины и сообщил, что хотел бы увидеть документы, подтверждающие личность «Алисы». На это Дьюгард ответила, что «её с детства научили не иметь с собой ничего, содержащего персональную информацию». Также она сообщила, что ей нужен адвокат. После этого сотрудник органа контроля позвонил в отделение полиции.

В докладе указано следующее: «В ожидании прибытия сотрудников полиции Алиса сказала, что она солгала, и что ей очень жаль. Она пояснила, что пять лет назад сбежала из Миннесоты от своего агрессивного супруга. Она якобы боялась, что он найдёт её, и поэтому отказалась предоставить личную информацию». Собеседование с Дьюгард продолжили два сотрудника полиции. Она повторила историю, рассказанную ею сотруднику органа контроля. В другом помещении сержант полиции проводил беседу с Филиппом Гарридо. В результате последний сообщил, что является отцом девочек, а затем — признался в похищении и изнасиловании «Алисы». В ходе дальнейшего расследования Дьюгард сообщила свои подлинные данные и подтвердила факт похищения и изнасилования.

Последствия

Воссоединение с семьёй

Внешние медиафайлы

Гарридо и его жена были задержаны. Сотрудники ФБР обеспечили проведение телефонных переговоров Дьюгард с её матерью — Терри Пробин. Дьюгард сохранила право опеки над дочерьми и вскоре воссоединилась со своей матерью.

Через несколько дней после возвращения Джейси Ли её отчим Карл Пробин подтвердил, что она и её дочери чувствуют себя хорошо, и воссоединение семьи прошло нормально. Он сообщил, что у его падчерицы установилась прочная эмоциональная связь по отношению к Филиппу Гарридо. Карл Пробин полагает, что его падчерица испытывает так называемый «стокгольмский синдром». Также он заявил, что девочки плакали, узнав об аресте своего отца. В интервью телеканалу Fox News он сообщил: «Девочки знали, что он <Филипп Гарридо> — их отец. Они не знали, что он похитил Джейси. Она им сказала это два дня назад».

Тётя Джейси Ли так отзывается о девочках: «Это умные, общительные, любознательные девочки, и их ждёт светлое будущее <…> Хотя девочки и не обучались систематически, они достаточно образованны. Джейси проделала удивительную работу по их обучению, учитывая ограниченные возможности и её собственное <неполное> образование».

В сентябре 2009 года Джэйси Ли Дьюгард изъявила желание взять под опеку животных (5 котов, две собаки, три попугая, голубь и мышь), о которых она заботилась, проживая у Гарридо.

Заявление Филиппа Гарридо

27 августа 2009 года одна из калифорнийских телевизионных станций провела телефонное интервью с Филиппом Гарридо, который на тот момент находился в тюремной камере. В ходе интервью он заявил: «Моя жизнь изменилась… Подождите, и вы услышите историю о том, что случилось… Вы будете полностью ошеломлены. То, что происходило со мной вначале — отвратительно, но я целиком изменил свою жизнь».

Гарридо упомянул также о своём визите в представительство ФБР, который он совершил 24 августа 2009 года, и об оставленной там брошюре. Гарридо заявил что, когда её опубликуют, то люди «повалятся с ног», но он не может больше ничего сказать, поскольку случится то, что «люди ещё не до конца понимают». В своём интервью он отрицал, что причинял какой-либо вред дочерям Дьюгард. Он заявил, что рождение девочек изменило его жизнь, и что они «с первых дней спали у него на руках». «Я никогда не касался их», — также сообщил Гарридо.

28 августа 2009 года официальный представитель Федерального бюро расследований подтвердил факт передачи упомянутых документов, но отказался дать дополнительные комментарии. ФБР опубликовало документы, которые предоставил Гарридо. Очерк называется «Найдена причина шизофрении» («Origin of Schizophrenia Revealed»), в нём идёт речь о том, как путём мысленного контролирования звуков предотвратить насилие, совершаемое больными шизофренией.

«Изобретение»

Внешние изображения
	[i2.cdn.turner.com/cnn/2009/CRIME/09/21/garrido.black.box/art.blackbox.cnn.jpg Устройство, изготовленное Филиппом Гарридо]

По сообщениям СМИ Филипп Гарридо утверждает, что изобрёл устройство, которое позволяло ему мысленно общаться с другими людьми. За два дня до своего ареста Гарридо передал устройство одному своему знакомому, который являлся бывшим клиентом его типографии. После ареста прибор был продемонстрирован широкой публике. Устройство выглядит как чёрный чемодан с ручкой, металлическим замком, тумблером и аудио-разьёмами для подключения наушников. По утверждению Гарридо, любой человек, воспользовавшись подключёнными к прибору наушниками, мог услышать его голос в то время, когда он не издавал ни звука. Знакомый, у которого хранилось устройство, отзывается о Филиппе следующим образом: «Он был чокнутым, но мне казалось, что он был чокнутым с по-настоящему добрым сердцем». За три года до задержания Гарридо решил получить патент на своё изобретение, и начал собирать заявления очевидцев, что устройство действительно может принимать и передавать мысли людей. «Я не хотел говорить ему, что он — чудак. Ну, вы понимаете, о чём я», — сказал Тим Аллен (Tim Allen) — один из тех, кто подписал свидетельство, что устройство работает. Гарридо настолько сильно верил в эффективность своего прибора, что в 2008 году решил воспользоваться услугами частного детектива. «Он <Гарридо> разговаривал как нормальный, одевался как нормальный и вёл себя как нормальный человек», — утверждает Ральф Эрнандес (Ralph Hernandez), который перед тем, как заняться частным сыском, 30 лет проработал в системе правоохранительных органов. Эрнандес сообщил, что согласился помочь Гарридо в оформлении заявлений очевидцев работы устройства, но сам он никогда не видел этого прибора. Эрнандес говорит, что Гарридо посоветовал ему не делать этого. Частный детектив утверждает, что они совместно проделали всю работу, необходимую для того, чтобы начать законную процедуру регистрации изобретённого устройства.

Расследование и суд

Дом Гарридо после ареста его хозяев тщательно досмотрен на предмет обнаружения улик, которые могли бы посодействовать в выявлении иных преступлений, связанных с пропавшими несовершеннолетними. Полиция также обыскала дом соседа Гарридо, к которому последний имел доступ. Кроме того, был произведён обыск по месту проживания и работы одного из клиентов типографии Гарридо. В сентябре 2009 года представители правоохранительных органов нескольких калифорнийских городов, в которых были также зарегистрированы случаи похищений несовершеннолетних, провели дополнительный осмотр частной собственности семьи Гарридо. Ничего, что могло бы помочь им в раскрытии преступления, обнаружено не было.

Вскоре после того, как Гарридо был задержан, а его фотография показана в теленовостях, в отделение полиции города Антиох позвонила женщина, которая в 14-летнем возрасте была (по её словам) изнасилована задержанным. Жертва изнасилования сообщила полиции, что в 1972 году, находясь в здании публичной библиотеки города Антиох, она с подругой познакомилась с Филиппом Гарридо, которому на тот момент был 21 год, и с его приятелем. Мужчины дали им барбитураты, в результате действия которых девочки проснулись на следующее утро в гостиничном номере. Женщина утверждает, что была изнасилована Филлипом Гарридо.

Против супругов Гарридо были выдвинуты 29 обвинений, которые они отрицали.

24 февраля 2010 года Сьюзан Геллман (Susan Gellman), адвокат Филлипа Гарридо, заявила, что её клиент является невменяемым. Она заявила на суде: «Окружной прокурор совершает ту же самую ошибку, которую долгое время допускали в отношении господина Гарридо надзорные органы: он игнорирует признаки серьёзного душевного заболевания. По всей видимости, Филлип Гарридо в течение долгих лет слышал голоса ангелов».

В июле 2010 года власти штата Калифорния приняли решение выплатить Джейси Ли Дьюгард компенсацию за моральный ущерб. Сумма компенсации за неэффективную работу правоохранительных органов, которые были не в состоянии раскрыть похищение Дьюгард, составила 20 миллионов долларов.

28 февраля 2011 года адвокат, представляющий в суде интересы Нэнси Гарридо, сообщил на пресс-конференции, что супруги полностью признали свою вину. 2 июня 2011 года Филлип Гарридо был приговорён к 431 году тюрьмы.

См. также

• Дело Йозефа Фритцля
• Кампуш, Наташа
• Комин, Александр Николаевич
• Мохов, Виктор Васильевич
• Дело Ариэля Кастро

Ссылки

• [lenta.ru/lib/14190349/ Статья «Гарридо, Филлип» на Лентапедии]
• [extras.mercurynews.com/slideshows/news/2009/08/jaycee_dugard_0828/ Фотогалерея: дом Гарридо] (англ.)
• [www.gzt.ru/topnews/world/257504.html Жертва «калифорнийского Фритцля» прожила 18 лет в палатках]
• [voicesrevealed.blogspot.com/ Блог Филиппа Гарридо] (англ.)

Отрывок, характеризующий Похищение Джейси Ли Дьюгард

– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.