Поход Черемисинова в Дагестан
| Поход Черемисинова в Дагестан | |||
| Основной конфликт: Экспансия царства Русского | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Северо-Восточный Кавказ (точнее Северный Дагестан) | ||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Поход Черемисинова в Дагестан — военная экспедиция, организованная в 1560 году Русским царством против Газикумухского шамхальства (старорусск. «Шавкалы, Шавкальская земля»), находившегося в зависимости от крымско-турецкого союза и Сефевидского Ирана. Фактически поход русских войск был направлен на полузависимое от шамхала владение в Северном Дагестане — Тарки (будущий центр кумыкского Тарковского шамхальства) и, возможно, Тюменское владение.
Русскими войсками предводительствовал астраханский воевода И. С. Черемисинов-Караулов, газикумухские войска, вероятно, возглавлял шамхал Будай I ибн Умал-Мухаммад[~ 1].
Содержание
Предыстория и причины
В 1557 году посольство кабардинцев (старорусск. «пятигорские черкасы») обратилось к русской администрации в Астрахани с просьбой о военных действиях против Газикумухского шамхальства. Эта просьба была повторена в посольстве 1558 года сыновьями Темрюка Идаровича, одного из князей Кабарды (старорусск. «Черкасская земля»). По мнению кавказоведа Е. Н. Кушевой, причиной прошений кабардинцев могла быть вражда Темрюка Идаровича с шамхалом[1]. Исследователь В. В. Пенской предполагает, что недовольство Москвы шамхалом также могло быть связано с укрывавшимися в Газикумухском шамхальстве сыновьями свергнутого в Ногайской орде бия Юсуфа[~ 2]. Они являлись врагами нового правителя ногайцев, ставшего союзником Русского царства — бия Исмаила, который жаловался Ивану IV на шамхала: «А Юсуфовым княжим детем пристанище Шавкалы учинилося. И как будет пригоже, и нам бы над ними промышляти»[2][3].
Согласно В. В. Пенскому, правительство Ивана IV хотело военным набегом продемонстрировать шамхалу, что не стоит конфликтовать с союзными Москве князем Темрюком Идаровичем и бием Исмаилом, а также искать сближения с Турцией и Крымом, особенно после овладения русскими Астраханью, из которой владения шамхала стали для Русского царства вполне досягаемы[4]. Вероятно, более общей причиной похода, по Е. Н. Кушевой, была сложившаяся политическая ситуация в регионе: в период ирано-турецкой войны 1514—1555 гг. Газикумухское шамхальство придерживалось крымско-турецкой ориентации, после войны союзные Османская империя и Крымское ханство пытались через шамхала усилить своё влияние на Северо-Восточном Кавказе, что и вызывало ответные действия Москвы, находящейся в конфронтации с крымско-турецким союзом[5].
Поход
В феврале 1560 года правительство царя Ивана IV решает направить известного своими военными успехами воеводу И. С. Черемисинова в поход на Северный Дагестан: «Отпустил царь … по челобитью Кабардинских князеи и по неправдам Шевкалавымъ воеводу Ивана Семеновича Черемисинова с товарыщи на Шевкал и на Тюмень …»[6]. По предположению исследователя В. В. Пенского, одной из причин, по которой выбор пал на И. С. Черемисинова, было его двухлетнее пребывание в должности астраханского воеводы и, следовательно, он должен был знать особенности местной политической ситуации, заиметь необходимые связи и наладить получение сведений о соседях Русского царства в этом регионе[7][3].
Летом 1560 года войско воеводы И. С. Черемисинова выдвинулось из Астрахани морем «Крым Шавкалсково князя воевати в судаѣх»[8], в русских летописях противником Москвы называется то шамхал (старорусск. «шавкал, шавкалский князь»), то крым-шамхал (то есть вице-шамхал, старорусск. «крым шавкалский князь»)[~ 3]. На транспортных судах, вероятно, стругах, русское войско перемещалось вдоль западного побережья Каспийского моря (старорусск. «Хвалимское/Хвалынское море») до Тарков — крупного центра Газикумухского шамхальства. Согласно летописям, в составе войска И. С. Черемисинова находились стрельцы, казаки и, так называемые, «астроханские люди». После высадки десанта около Тарков, И. С. Черемисинов, возможно, сам возглавил атаку на город, находящийся примерно в 2 км от побережья и за полдня овладел им. Воевода не стал пытаться удержать Тарки, разграбил и сжёг их, «полону Руссково и Шавкалского поимал много и отошел со всѣми людми здорово»[8][9][1][10].
Согласно исследователю В. В. Пенскому, опирающемуся на несколько более позднее описание Тарков историком С. А. Белокуровым[11], во время набега И. С. Черемисинова Тарки не были крупной крепостью, как например Казань или Астрахань, а представляли из себя небольшой городок, но находившийся в укреплённом самой природой месте. Возможно, это поселение, имеющее каменные стены, служило неплохой защитой от нападений горцев, однако против опытных ратников И. С. Черемисинова, в достаточном количестве вооружённых огнестрельным оружием, и, вероятно, пушками (старорусск. «наряд»), оно противостоять не могло[9].
Действия русских войск именно около Тарков, позволили кавказоведу Е. Н. Кушевой предположить, что уже в середине XVI века Тарки были значительным центром в Газикумухском шамхальстве. Известно, что оборону Тарков возглавлял газикумухский шамхал, который в результате сражения был вынужден отступить в горы: : «И Шалкаскои князь с царя … людми билъся половину дня и побежал от них в горы, а город Тарки покинулъ»[8]. Имя его в русских летописях не называется, однако исследователь Л. И. Лавров, опираясь на данные эпиграфики предположил, что это мог быть Будай I ибн Умал-Мухаммад[1][12].
Итоги похода
Напишите отзыв о статье "Поход Черемисинова в Дагестан"
Примечания
- Комментарии
- ↑ Также в русскоязычном прочтении Бугдай-шамхал, сын Амаль-Мухаммеда (Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 237).
- ↑ В «Посольских книгах по связям России с Ногайской Ордой», в примечаниях составителей Д. А. Мустафиной и В. В. Трепавлова к 5-й книге (1557—1661 годы), высказано предположение о том, что сыновья бия Юсуфа могли укрываться на севере Газикумухского шамхальства — в Тюменском владении (Книга 5-я. 1557—1661 гг. // [padabum.com/d.php?id=33943 Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой]. Публикация текста. — Казань: Татар. кн. изд-во, 2006. — С. 343).
- ↑ Употребление в русских летописях титулов то шамхал, то крым-шамхал сбивчиво, согласно кавказоведу Е. Н. Кушевой, вероятно, под крым-шамхалом иногда следует понимать шамхала (Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 230).
- Источники
- ↑ 1 2 3 Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 237—238.
- ↑ Книга 5-я. 1557—1661 гг. // [padabum.com/d.php?id=33943 Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой]. Публикация текста. — Каз.: Татар. кн. изд-во, 2006. — С. 313, 316.
- ↑ 1 2 Пенской В. В. [www.milhist.info/2012/11/19/penskoy_2/ «Центурионы» Ивана Грозного. Ч. 2: Иван Семенов сын Черемисинов] // История военного дела: исследования и источники. — СПб., 2012. — Т. 3. — С. 266.
- ↑ Пенской В. В. Указ. соч. — С. 266—267.
- ↑ Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 238.
- ↑ Текст из «Лебедевской летописи» — л. 211 об. (ПСРЛ. — Т. 29. — С. 284). Тот же текст, но с другой орфографией, в «Никоновской летописи» (ПСРЛ. — Т. 13, 2-я пол. — С. 324).
- ↑ Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 237.
- ↑ 1 2 3 Текст из «Лебедевской летописи» — лл. 229 об., 230 (ПСРЛ. — Т. 29. — С. 289). Тот же текст, но с другой орфографией, в «Никоновской летописи» (ПСРЛ. — Т. 13, 2-я пол. — С. 330).
- ↑ 1 2 Пенской В. В. Указ. соч. — С. 267.
- ↑ Крымские дела. — С. 324, 330.
- ↑ Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. — М., 1889. — Вып. 1. 1578—1613. — С. 404.
- ↑ Лавров Л. И. Из эпиграфических находок Дагестанской экспедиции // Сборник Музея антропологии и этнографии. — Л., 1957. — Т. 17. — С. 379.
Отрывок, характеризующий Поход Черемисинова в Дагестан
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
