Поход на Панаму (1671)
Поделись знанием:
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Поход на Панаму был осуществлён в 1671 году.
Под командованием пиратского адмирала Генри Моргана собралось 36 кораблей (28 английских, вооружённых 180 пушками с 1326 членами команды и 8 французских, вооружённых 59 пушками и с 520 членами команды) и тридцать два каноэ — всего 1846 человек при 239 пушках. 2 декабря 1670 года на борту флагманского фрегата «Сатисфэкшн» состоялся совет, на котором капитаны договорились, что им следует совместно захватить город Панаму. Эскадра покинула Эспаньолу 16 декабря 1670 года.
В устье реки Чагрес «Сатисфэкшн» и ещё 4 судна разбились о рифы, что не остановило пиратов — поднявшись вверх по реке, они продолжили наземную часть экспедиции[1]. Пиратам противостояла достаточно мощная группировка испанских войск во главе с обер-президентом Панамы. Под его руководством собралось около 3600 солдат, из них 400 кавалеристов и 600 индейцев.
Всего в походе через Панамский перешеек участвовало около 1200 чел. После девятидневного перехода они вышли к г. Панаме и на десятый день, атаковав испанский город захватили его. Разграбив Панаму, пираты потом в течение трех недель опустошали окрестности.
Добыча была огромна — когда 24 февраля 1671 года флибустьеры выступили из Панамы, они повели 157 мулов, нагруженных золотом, серебром, драгоценными камнями и разнообразными товарами стоимостью 6 млн крон.
Содержание
Список кораблей, участвовавших в Панамской экспедиции
Список был составлен на острове Ваш в декабре 1670 года, после чего был отправлен губернатором Ямайки Томасом Мэдифордом в Лондон лорду Арлингтону; подшит в «Calendar of Statee Papers, America and West Indies 1669—1674»[2].
| Название корабля | Принадлежность | Капитан | Тоннаж | Число пушек | Команда, чел. |
|---|---|---|---|---|---|
| The Satisfaction (фрегат) |  Англия |
Генри Морган (англ. Henry Morgan) | 120 | 22 | 140 |
| La Sainte-Catherine |  Франция |
Франсуа Требютор(фр. Francois Trebutor) | 100 | 14 | 110 |
| The Mayflower | Англия |
Джозеф Бредли (англ. Joseph Bradley) | 70 | 14 | 100 |
| The Mary (фрегат) | Англия |
Томас Харрис (англ. Thomas Harris) | 50 | 12 | 70 |
| The Pearl | Англия |
Лоуренс Принс (англ. Lawrence Prinse) | 50 | 12 | 70 |
| The Sevilian | Англия |
Ян Эразмус Рейнинг (англ. Jan Erasmus Reyning) | 80 | 12 | 75 |
| The Port Royal | Англия |
Джеймс Деллиатт (англ. James Delliatt) | 50 | 12 | 55 |
| The Gift | Англия |
Томас Роджерс (англ. Thomas Rogers) | 40 | 12 | 60 |
| La Gallardena | Франция |
Ле Гаскон (фр. Jean Le Gascon) | 80 | 10 | 80 |
| Le Saint-Jean | Франция |
Диего (фр. Diego) | 80 | 10 | 80 |
| Le Saint-Pierr | Франция |
Пьер Ле Пикар (Пикардиец)(фр. Pierre Le Picard) | 80 | 10 | 90 |
| The Dolphin (фрегат) | Англия |
Джон Моррис (англ. John Morris) | 60 | 10 | 60 |
| The Lily | Англия |
Ричард Норман (англ. Richard Norman) | 50 | 10 | 50 |
| The Thomas | Англия |
Хамфри Фёрстон (англ. Humphrey Thurston) | 50 | 8 | 45 |
| The John | Англия |
Джон Пейн (англ. John Pyne) | 70 | 6 | 60 |
| The Fortune | Англия |
Ричард Ладбери (англ. Richard Ludbury) | 40 | 6 | 40 |
| The Constant Thomas | Англия |
Кун Деброунс (англ. Coon De Brauns) | 60 | 6 | 40 |
| Le Diable Volant | Франция |
Дюмангль (фр. Dumangle) | 40 | 6 | 50 |
| The Fortune | Англия |
Ричард Добсон (англ. Richard Dobson) | 25 | 6 | 35 |
| The Prosperous | Англия |
Генри Уиллс (англ. Henry Wells) | 16 | 4 | 35 |
| The Sacrifice of Abraham (пинк) | Англия |
Ричард Тейлор (англ. Richard Taylor) | 60 | 4 | 30 |
| The Fortune (кетч) | Англия |
Клемент Симонс (англ. Clement Symons) | 40 | 4 | 40 |
| The Endeavour | Англия |
Джон Харменсон (англ. John Harmensen) | 25 | 4 | 35 |
| The Lamb (шлюп) | Англия |
Ричард Пауэлл (англ. Richard Powell) | 30 | 4 | 30 |
| Le Saint-Marie | Франция |
Жан Лино (фр. Jean Linaux) | 30 | 4 | 30 |
| The Free Gift | Англия |
Роджер Келли (англ. Roger Kelly) | 15 | 4 | 40 |
| Le Lion (шлюп) | Франция |
Шарль(фр. Charles) | 30 | 3 | 40 |
| The Recovery | Англия |
Джон Шеперд (англ. John Shepherd) | 18 | 3 | 30 |
| The Fortune | Англия |
Джонас Рикс (англ. Jonas Reekes) | 16 | 3 | 30 |
| Le Cerf (шлюп) | Франция |
Жозеф (фр. Joseph) | 25 | 2 | 40 |
| The Endeavour | Англия |
Чарльз Сван (англ. Charles Swan) | 16 | 2 | 30 |
| The Virgin Queen | Англия |
Джон Беннетт (англ. John Bennett) | 15 | - | 30 |
| The William (шлюп) | Англия |
Томас Вудрифф (англ. Thomas Woodriffe) | 12 | - | 30 |
| The Betty (шлюп) | Англия |
Уильям Карсон (англ. William Curson) | 12 | - | 25 |
| The Bonadventure | Англия |
Роджер Тейлор (англ. Roger Taylor) | 20 | - | 25 |
| The Prosperous | Англия |
Патрик Данбар (англ. Patrick Dunbar) | 10 | - | 16 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Поход на Панаму (1671)"
Примечания
Ссылки
- [www.privateers.ru/notorious-persons/morgan-henry.html Генри Морган]
- В. К. Губарев. Пираты Карибского моря: Жизнь знаменитых капитанов. — М.: Эксмо, Яуза, 2009. — С. 188—208.
|
Это заготовка статьи о битве или сражении. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Поход на Панаму (1671)
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
