Почаевская лавра

Монастырь
Свято-Успенская Почаевская лавра
Страна	Украина
Город	Почаев
Конфессия	православие
Епархия	Тернопольская и Кременецкая епархия УПЦ(МП)
Тип	мужской
Известные насельники	Иов Почаевский, Амфилохий Почаевский
Состояние	Действующая лавра
Сайт	[www.pochaev.org.ua/ Официальный сайт]

Свято-Успе́нская Поча́евская ла́вра (укр. Свято-Успенська Почаївська лавра) — православный монастырь (лавра) в Почаеве (Тернопольская область), Украина. Крупнейший православный храмовый комплекс и монастырь на Западной Украине и второй на Украине после Киево-Печерской лавры.

История

Начало

Согласно преданию, монастырь основали монахи Киево-Печерской лавры, которые бежали от нашествия татар в 1240 году. Первое летописное упоминание датируется 1527 г.

Эпоха Иова Почаевского

В 1597 году монастырь получает в дар от местной помещицы Анны Гойской значительные земельные угодия, имения и чудотворный образ Божьей Матери.1649 на средства Домашевских Федора и Евы построен новый каменный храм монастыря.

2 августа 1675. пятидесятитысячное турецко-татарское войско под руководством хана Нурредина подступило к Почаеву. Жители соседних поселений сбежались к монастырю, который был обнесён в ту пору только грубым деревянным частоколом. Все, кто только в силе был держать оружие, как из числа монахов, так и из числа мирян, стали на защиту обители. По преданию, во время чтения акафиста перед иконой Почаевской Божьей Матери, на небе вдруг расступились тучи и над собором появилась сама Богородица в блестящем сиянии, окруженная ангелами, а рядом с ней молящийся Иов Почаевский.

Расцвет монастыря приходится на первую половину XVII века в связи с деятельностью игумена Иоанна Железа, он же Иов Почаевский (1550—1651).

Греко-католический период

C 1713 по 1831 год Почаевский монастырь был греко-католическим. В этот период были построены: главный храм Лавры — Свято-Успенский (1771—1791), трапезная, монашеские кельи. Средства на реконструкцию монастыря выделял М. В. Потоцкий, архитектор — Ян Готфрид Гофман. Общая композиция комплекса — террасная, здания расположены на склонах с постепенным повышением к главному — Успенскому собору. Главный фасад украшают две башни, по католической традиции — под углом 45° к главной оси, подчёркивают всефасадность собора — характерную черту украинских церквей. В целом композиция с одним центральным куполом на восьмерике и двумя боковыми башнями созвучна лучшим образцам украинского барокко — соборам Троицкого монастыря в Чернигове и Мгарского монастыря возле Лубен на Полтавщине.

С 1730 года действовала Почаевская типография, издавшая 187 книг. Лавра богато украшена настенными росписями, скульптурами и орнаментами.

В лоне Русской Православной Церкви

В 1831 г., после подавления польского восстания 1830—1831 гг., монастырь указом императора Николая I и с помощью армии передают Русской Православной Церкви, большинство монахов василиан вынуждены покинуть обитель. 1833 г. обитель получила статус лавры с присвоением ей четвёртого места в числе тех, что существовали в Российской империи. В соборном храме над царскими вратами разместили чудотворную Почаевскую икону Божей Матери. 1842 г. на средства графини А. А. Орловой-Чесменской, для храма Святой Троицы была сооружена серебряная арка, в которой покоились мощи преподобного Иова Почаевского. В 1915-1916 годах оккупационными австро-венгерскими войсками 16 из 18 православных монахов были отправлены в концентрационный лагерь (двоих иноков укрыли у себя местные жители). В доме игумена было размещено кафе-шантан, а в трапезной церкви устроен был кинематограф - иконостас служил декорацией, а место престола служило экраном. После освобождения Почаева русскими в 1916 году было восстановлено богослужение и вернулись монахи, вывезенные в Житомир святыни были возвращены.

Почаевская Лавра во время Второй мировой войны и в послевоенные годы

В 1939 году в истории монастыря начался новый период — «советский». 1 сентября 1939 года гитлеровская Германия вторглась в Польшу (на территории которой находился монастырь). В середине сентября Советский Союз по Пакту Молотова — Риббентропа с Германией от 24 августа 1939 года без боев занял восточную часть Польши. Так Почаев оказался в границах Советского Союза.

По словам очевидцев — старых монахов, которые жили в Лавре, в 1939 году после прихода советских войск у обители забрали все сельскохозяйственные машины, весь инвентарь, весь скот, запасы зерна, продукты питания и т. д. Прекратили существовать детские приюты, приходская школа; прекратилась жизнь на территории монастыря, за исключением богослужений. Всех послушников и молодых монахов выгнали из Лавры, оставили только пожилых людей. Число насельников Почаевской Лавры уменьшилось от 300 до 80 человек.

Вслед за присоединением Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР было осуществлено воссоединение западноукраинских и белорусских епархий с Русской Православной Церковью, после чего архиепископом Волынским и Луцким и вместе с тем священно-архимандритом Почаевской Лавры был назначен архиепископ (с 9 марта 1941 года — митрополит) Николай (Ярушевич). Эту каноническую связь не разорвала даже Вторая мировая война. Архиепископ Алексий (Громадский), вместе со своими викарными епископами Острожским Симоном (Ивановским) и Луцким Поликарпом (Сикорским), которые были рукоположены митрополитом Дионисием, вошли в молитвенное общение с Русской Церковью, заняв перед самой войной Волынскую и Житомирскую кафедру. Таким образом, даже во время немецкой оккупации Волыни молитвенное общение Почаева с Русской Церковью продолжалось. Владыка Алексий служил в Почаеве и вместе с другими епископами совершал здесь архиерейские хиротонии. Есть свидетельства, что владыке Алексию удалось даже организовать в Лавре Пастырские курсы.

Не остался монастырь в стороне и от раскола в Православной церкви на Украине, оккупированной немцами. 18 августа 1941 года епископы, оставшиеся верными Московской Патриархии, собрались в Почаевской Лавре и, опираясь на постановления Поместного Московского Собора 1917—1918 годов о даровании Церкви на Украине автономии, подтвержденные в 1922 году Патриархом Тихоном, а также на Постановление № 362 о самоуправлении церковных епархий, провозгласили создание Украинской автономной православной церкви. 25 ноября 1941 года новый Собор епископов в Почаевской Лавре избрал митрополита Алексия (Громадского) Экзархом Украины.

Гонения на монастырь в конце 1950-х-1960-х годах

На период правления в СССР Никиты Хрущева, который активно проводил антицерковную политику, пришлись самые большие гонения на Лавру от коммунистических властей. Целью гонения было тотальное и планомерное искоренение религии и монастыри попали под «горячую руку» в первую очередь. Процесс ликвидации монастырей начался в 1958 году, когда значительно повысился налог, установленный в 1945 году, на здания и монастырские угодья. Теперь монастыри должны были платить ежегодно 4 тысячи рублей за одну сотку земли. Так, Почаевский монастырь должен был выплачивать 400 тысяч рублей за свои 10 га пахотной земли.

Вскоре, эти земельные участки, которые обеспечивали монастыри продуктами питания, были отобраны (Постановление Совета министров СССР от 16 октября 1961 года). У Лавры были конфискованы поля и сады, теплица и пасека, огород, сушилка, водокачка, состав и прочее. В 1961 году у неё отобрали так называемый «архиерейский дом», находившийся на территории Лавры, «Святые ворота» с прилегающими к ним помещениями, затем небольшой жилой корпус. В результате вообще были отобраны все здания, прилегающие к Лавре. В доме нынешней семинарии, что стоит у подъёма к Святым Воротам, власть быстро устроила «музей атеизма» так, чтобы ни один паломник не смог пройти мимо. Много ценных вещей и книг перешло в музей. Гостиницу для паломников переоборудовали в психиатрическую лечебницу. Лавре было запрещено нанимать рабочих для работ в мастерских или для сельскохозяйственных работ. Запрещено было проводить любые ремонтно-реставрационные работы. Молодых монахов в монастыре принимать запрещали, старые справиться с работой не могли, тем более не были в состоянии платить грабительские налоги. Монастырь держался за счёт народных пожертвований. Но власти нашли способ, как искоренить и народные пожертвования: упомянутым выше постановлением 1961 года запрещались все «организованные паломничества к святым местам», изымались монастырские гостиницы, запрещалось также ночевать в монастырских церквях.

И такой «мягкий» способ закрытия монастыря не сработал. Тогда власти начали прямое, жестокое давление на всех связанных с Лаврой людей: монахов, послушников, богомольцев. К монахам (несмотря на сан и возраст) монастыря милиция и КГБ применяли в данный период: жестокие физические и психологические издевательства, лишение прописки в монастыре, сфабрикованные медицинские комиссии (физически и психически здоровых монахов часто насильно забирали в психбольницы, обнаруживали у них несуществующие инфекционные заболевания, физически непригодных к службе в армии монахов, могли насильно забрать в вооруженные силы), побои и, наконец, суды, аресты, отправление в тюрьмы и лагеря. Также беспощадные издевательства применялись и к верующим лавры, богомольцам, защитникам монастыря. Жестоко карались те люди, которые помогали монастырю, или могли оказывать сопротивление незаконным действиям милиции и КГБ. Также верующим (даже паломникам) не разрешалось ночевать на территории монастыря, не разрешалось принимать верующим в свои дома на ночевку паломников.

В противоположность притеснениям монахами писалось много обращений в высшие органы власти. Писали к Святейшему Патриарху Алексию I, в Совет по делам религии, особенно много писали власти как местной, так и Всеукраинской и всесоюзной. Но все эти обращения были в основном безуспешными. Автор религиозно-просветительских программ русской службы Би-би-си епископ Василий (Родзянко) считал, что на судьбу монастыря положительно повлияло участие митрополита Антония Сурожского, привезшего в редакцию восемьдесят писем из СССР, на основе которых была сделана специальная радиопередача о притеснениях монахов и намерении закрыть лавру.

В 1961 году в Почаевской Лавре было 140 монахов, через несколько лет их осталось только 35. И все же монастырь выстоял, в чём сыграли роль такие выдающиеся факторы, как достаточно сильная стойкость к гонениям среди тогдашних монахов и то, что монастырь был расположен не в большом городе, а в простом городке Почаев в глубине Украины, чем не обращал на себя особого внимания.

Лавра в конце ХХ — начале ХХІ столетий

23 июля 1975 в Лавре с особенным размахом отпраздновали 300-летие освобождения обители от турок (при Збаражской войне 1675 года). Лавра принимала у себя многих иерархов, клириков, паломников, богомольцев. Всенощное бдение совершалось с чтением акафиста перед чудотворным образом Почаевскои иконы Божьей Матери. На празднование собралось много народа, огромной чередой подходили верующие для елеосвящения. За Божественной литургией после чтения Евангелия митрополит Львовский и Тернопольский Николай объявил слово Святейшего Патриарха Московского Пимена, в котором он благодарил всех за совместную молитву, поздравляя братию лавры с праздником.

В 1970—1980 годах Лавра все ещё была под давлением Советской власти и КГБ. Так известно, что ещё весной 1985 года представители высшей киевской власти распорядились останавливать все автобусы, направлявшиеся в Лавру, чтобы люди не смогли отпраздновать в ней Пасху.

В середине 1980-х годов Почаевская Лавра сблизилась с Троице-Сергиевой Лаврой. Численность почаевскои братии в это время немного увеличилось за счет иноков Сергиевой обители.

В 1988 году во время празднования 1000-летия Крещения Руси в Лавре собралось много тысяч паломников, Божественную литургию служил целый сонм иерархов во главе с митрополитом Варшавским и всей Польши Василием. С тем, кроме этих торжеств, Лавре было предоставлено разрешение на прописку молодых послушников и монахов, то, в чём власть отказывала уже десятки лет. Число монастырской братии снова начало расти. Уже в те годы Почаевская Лавра становилась одной из главных святынь православного мира.

5 августа 1990 года Лавра отмечала 750-летие со дня основания. В этот день её посетил новоизбранный Патриарх Московский Алексий II, возглавивший праздничные торжества. Это было первое в истории посещение Московским Патриархом Почаевской Лавры. В это время по благословению наместника Лавры архимандрита Онуфрия (Березовского) (1988—1990) стали появляться первые печатные издания, рассказывали о жизни обители, были открыты Свято-Духовский скит, а затем и воскресная школа, монахов стали приглашать для преподавания Закона Божия в местную среднюю школу, а детский хор на богослужения в Лавре.

В 1992 году наместник Почаевской Лавры епископ Иаков (Панчук) поддержал митрополита Филарета (Денисенко) в обособлении от Русской православной церкви, которое позже переросло в раскол в Украинской Православной Церкви. Епископ Иаков пропагандировал среди монахов идею создания независимой Украинской Православной Церкви, но братия Лавры негативно относилась к этому. Постепенно конфликт достиг своего апогея на праздник Вознесения 1992 года, когда Иаков самовольно стал поминать Патриарха Константинопольского и снятого с должности митрополита Киевского и всея Украины и лишенного сана Харьковским собором епископов Украинской православной церкви Московского патриархата Филарета и Президента Украины Леонида Кравчука. После литургии, во время обеда в трапезной братия потребовала у Иакова объяснить эти нововведения, ответа на что наместник не дал. Ночью братия ударила в набат, вошла в покои наместника и вместе с группой богомольцев и без насилия попросила покинуть монастырь, и с торжественным пением братии «Достойно есть» епископу Иакову пришлось оставить монастырь.

Новым наместником Лавры был избран иеромонах Феодор (Гаюн), в том же 1992 году на праздник Почаевской иконы Божьей Матери возведённый в сан епископа. Во время его наместничества Лавре были возвращены часть её бывших угодий, сады и некоторые монастырские постройки. Бывший музей атеизма превратили в Богословскую школу, превращённую позднее в Почаевскую духовную семинарию. Бывшую психиатрическую больницу начали перестраивать под гостиницу для паломников. В 1997 году владыку Феодора перевели на Каменец-Подольскую епископскую кафедру, и братия избрала своим наместником архимандрита Владимира (Мороза). Сразу же после его избрания произошло важное изменение в статусе монастыря: он стал ставропигиальный, то есть подчиненным управлению только митрополиту Киевскому Владимиру (Сабодану). С приходом нового наместника в Лавре начался новый наиболее интенсивный этап ремонтных и строительных работ: восстановление Успенского собора, реставрация колокольни, мощение двора перед Троицким собором… Также произошло восстановление гостиницы для паломников, возведение двух мельниц, устройство монастырского сада и пасеки, открытие различных мастерских, бетонирование дороги и прочее. К 2000-летию Рождества Христова на лаврском дворе была построена и освящена новая часовня.

Современная жизнь обители

С 1997 года Лавра имеет статус ставропигии, то есть канонически прямо подчинён юрисдикции Блаженнейшего митрополита Киевского и всея Украины Украинской Православной Церкви (Московского Патриархата). Ранее настоятелями монастыря были правящие Волынские (Львовские, после 1988 года Тернопольские и Кременецкие) архиереи.

Наместник Лавры, по избранию братиею, с 26 июля 1996 года — архимандрит (с 3 декабря 2000 года епископ (ныне — митрополит) Почаевский, викарий Киевской митрополии) Владимир (Мороз).

Праздники Почаевской Лавры

• 5 августа — день Почаевской Божьей Матери;
• 10 сентября — день памяти преподобного Иова;
• 12 мая — день памяти преподобного Амфилохия.

Православные архимандриты и наместники

1. Преподобный Мефодий Первоначальник Почаевский (конец XII — начало XIII)
2. Преподобный игумен Иов Почаевский (1604—1648)
3. Самуил (Добрянокий) (1648—1658)
4. Дорофей (Третьякович) (1658—1659)
5. Досифей (1659—1666)
6. Ефрем (Шацкий) (1666—1668)
7. Софроний (Подчаевский) (1668—1669)
8. Каллист (Мековский) (1669—1675)
9. Феодосий (Левицкий) (1675—1683)
10. Иосиф (Добромирский) ((1675) 1683—1689)
11. Кассиан (Рыбчинский) (1689—1690)
12. Евфимий (Моравский) (1690—1693)
13. Иннокентий (Ягельницкий) (1693)
14. Иакинф (Жуковский) (1693—1699)
15. Иосиф (Саевич) (1699—1711)
16. Лука (Палеховский) (1711—1714)
17. Юстиниан (Радзикевич) (1714—1715)
18. Арсений (Качеровский) (1715—1716)
19. Пахомий (Заблоцкий) (1716—1720)
20. Гедеон (Левицкий) (1720)
21. Антоний (Рафальский) (1832—1834)
22. Григорий (Немоловский) (1834—1848)
23. Неофит (Лелннович) (1848—1860)
24. Архимандрит Амвросий (Лотоцкий) (1860—1865)
25. Архимандрит Феодосий (1865—1868)
26. Архимандрит Павел (июль 1868 — декабрь 1868)
27. Архимандрит Михаил (1868—1871)
28. Архимандрит Смарагд (1871—1872)
29. Архимандрит Иоанн (Якубович) (1872—1883)
30. Архимандрит Геронтий (1883—1884)
31. Архимандрит Валентин (1884—1886)
32. Архимандрит Модест (Стрельбицкий) (1886—1891)
33. Архимандрит Ириней (1891—1895)
34. Архимандрит Филарет (1895—1900)
35. Архимандрит Амвросий (Булгаков) (9 сентября 1897 — сентябрь 1909)
36. Архимандрит Тимолай (Ерин) (1905—1912)
37. Архимандрит Паисий (1912—1920) [fotopaterik.org/i/1489/]
38. Архимандрит Дамаскин (Малюта) (1920—1931)
39. Архимандрит Паисий (1931 (повторно))
40. Архимандрит Никодим (Гонтаренко) (1931—1932)
41. Архимандрит Пантелеймон (Рудык) (1931—1940)
42. Архимандрит Панкратий (Гладков) (1941—1943)
43. Архимандрит Панкратий (Кашперук) (1943—1946)
44. Архимандрит Елисей (Абрамчук) (1946)
45. Архимандрит Иосиф (Забарный) (1946—1950)
46. Архимандрит Иннокентий (Леоферов) (1950—1953)
47. Архимандрит Севастиан (Пилипчук) (1953—1962)
48. Игумен Варфоломей (Бабяк) (1962—1964)
49. Архимандрит Августин (Шкварко) (1964—1970)
50. Архимандрит Самуил (Волынец) (1971—1974)
51. Архимандрит Иаков (Панчук) (1974—1982)
52. Архимандрит Николай (Шкрумко) (1982—1985)
53. Архимандрит Марк (Петровцы) (1985—1988)
54. Архимандрит Онуфрий (Березовский) (1988—1990)
55. Епископ Иаков (Панчук) (1990—1992)
56. Епископ Феодор (Гаюн) (1992—1996)
57. Митрополит Владимир (Мороз) (с 1996)

Святыни

• след стопы Божьей Матери с источником целебной воды ;
• Почаевская икона Божией Матери;
• мощи преподобного Иова Почаевского в пещерном храме в честь него же;
• мощи прославленного в 2002 году преподобного Амфилохия Почаевского там же.

Сооружения

• Успенский собор (1771—1782 гг., арх. Г.Гофман)
• Троицкий собор (1906—1912 гг., арх. А. В. Щусев)
• келии (1771—1780 гг.)
• Архиерейский дом (1825)
• звонница (1861—1869 гг.) высотой 65 м
• надвратный корпус (1835)

Ссылки

• [www.pochaev.org.ua Официальная страница Почаевской лавры]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/or_file.cgi?5_915 Лавра в честь Успения Пресвятой Богородицы Почаевская] на сайте «Русское православие»
• [old.pochaev.org.ua/?p=history/history_20 КАК РАЗГОНЯЛИ МОНАСТЫРЬ (1959—1966)]

Отрывок, характеризующий Почаевская лавра

– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.