Почерковедение

Почеркове́дение (судебное почерковедение) — раздел криминалистики, изучающий развитие письменно-двигательных навыков человека, разрабатывающий методы исследования почерка в целях решения задач судебно-почерковедческой экспертизы. Почерковедение не следует путать с графологией — спорной психологической дисциплиной.

Принципы почерковедения и почерковедческой экспертизы

Криминалистическое значение имеют следующие свойства почерка:

• индивидуальность, то есть характерные особенности почерка, присущие разным лицам;
• динамическая устойчивость, то есть стереотипность, стабильность совокупности действий, совершаемых при письме, во времени и по отношению к сбивающим факторам;
• избирательная изменчивость (вариационность), то есть результат реакций организма на различные условия.

Основные задачи, стоящие перед почерковедческой экспертизой:

• определить, кем выполнен текст исследуемого документа;
• выяснить, одним или разными лицами выполнены тексты в различных документах;
• определить подлинность подписи.

Тем не менее, почерковедческая экспертиза ставит перед собой и другие задачи. Условно их можно разделить на идентификационные (установление исполнителя рукописи, установление тождества почерков), диагностические (установление сведений о личности писавшего), ситуационные (определение условий выполнения текста, в том числе, установление умышленного изменения почерка).

Строго говоря, российская почерковедческая экспертиза подразделяет рукописи на:

• тексты (рукопись, содержание которой в основном состоит из букв и цифр, включающая не менее четырех слов, или восьми цифр, или трех слов и трех цифр);
• краткие записи (то же самое, но меньшего объема);
• подписи.

Признаки письменной речи

Общие признаки письменной речи

Условно различают высокий, средний и низкий уровни владения письменной речью.

Рассматриваются:

• степень развития грамматических навыков письма (оценивается частота орфографических и пунктуационных ошибок). Эту степень можно оценить лишь по большому количеству письменного материала (несколько страниц). Кроме наличия ошибок, необходимо определить степень их устойчивости;
• степень развития лексических навыков письма. В этом случае для экспертизы также необходим текст большого объема;
• степень развития стилистических навыков письма. Помимо стилей как таковых, сюда относят характер сокращений, набор используемых символов, зачеркивания, акцентирования (например, подчеркивания выделенных слов) и так далее.

Обычно общие признаки письма позволяют сузить круг поиска, но не позволяют однозначно установить личность исполнителя текста.

Частные признаки письменной речи

Под частными признаками подразумеваются устойчивые лексические и грамматические ошибки, а также авторская лексика и т. п.

Умышленное искажение признаков письменной речи

Умышленное искажение таких признаков возможно, но представляет значительную трудность. Изучение признаков письменной речи позволяет решать неидентификационные вопросы, в частности, физическое и психическое состояние писавшего.

Признаки почерка

Топографические признаки почерка

Под топографическими признаками понимают способ размещения текста на бумаге:

• размещение самостоятельных фрагментов (заголовки, обращения, даты, подписи, резолюции) относительно основного текста и краев листа;
• размеры, форма полей;
• размер красной строки;
• размер интервалов между строчками, между словами;
• направление и форма линий письма, размещение линии письма относительно графления листа;
• размещение движений при выполнении знаков препинания, положение знака переноса слов.

Общие признаки почерка

Один из основных показателей письма при проведении экспертизы — выработанность почерка, определить которую можно по темпу письма и по координации движений. Люди с менее выработанным почерком практически не способны по собственному желанию написать текст более выработанным почерком. Обратное искажение возможно, но обычно сопряжено с множеством свидетельств такого искажения.

Также рассматривают:

• степень сложности движений;
• преобладающую форму и направление движений (включая наклон);
• разгон почерка (то есть соотношение высоты знаков и их ширины);
• степень связности движения;
• нажим почерка. Нажим легче определить в случае, если текст написан перьевыми ручками. Этот признак почти утратил идентификационную значимость еще в 1970-х годах в связи с массовым переходом на шариковые ручки. Тем не менее, степень вдавленности почерка может быть полезным признаком и сейчас.

Групповое значение общих признаков почерка

Общие признаки почерка – это свойства почерка, проявляющиеся во всех, либо в преобладающем большинстве букв рукописи и характеризующие её исполнение в целом. Изучение признаков почерка следует начинать именно с общих признаков, поскольку они имеют большое значение при проведении идентификационного исследования, так как являются наиболее устойчивыми и надежными, что в свою очередь, имеет важное значение при установлении личности исполнителя рукописи. Условно в практических целях общие признаки делятся на три группы. Первая из них – общесистемные признаки, отражающие степень и характер сформированности письменно–двигательного навыка. Под ними понимается степень выработанности, которая не может быть рассмотрена без тесно связанных с ней степени совершенства системы движений, координации движений и темпа письма, а также строения почерка по степени сложности.

Вторая группа – включает в себя частно-системные признаки, отражающие структурно-геометрические и динамические характеристики. Это – преобладающие форма, направление и протяженность движений, степень связности движений, из динамических – степень и характер нажима.

Третья группа – признаки, отражающие пространственную ориентацию (относительное размещение) фрагментов рукописи и движений, которыми они выполняются. При этом имеются в виду специфические особенности размещения самостоятельных фрагментов документа (обращений, дат, резолюций, подписей) в пределах листа бумаги; расположение текста относительно срезов листа бумаги – поля: их наличие, отсутствие, конфигурация и размер, локализация; размещение начального движения в первой строке абзаца, относительно начала других строк и предшествующей строки. К признакам этой группы относятся и такие, как размер между строками, размещение линии письма относительно бланковой строки, направление линии письма в строке, форма линии письма в строке, размер интервалов между словами, размещение знаков препинания относительно предшествующего слова, линии письма или бланковой строки.

Общие признаки почерка, характеризующие пространственную ориентацию движений и фрагментов рукописи (топографические признаки)

1. Размещение самостоятельных фрагментов текста относительно среза листа, относительно друг друга и относительно основного текста листа. При оформлении официальных документов существует определенный порядок размещения их реквизитов. Так, обозначение адресата размещается в правом верхнем углу листа, обращение ниже, в центре, подписи справа под текстом, резолюции – в левом верхнем углу и т.д.

Наиболее выраженные отклонения от общепринятых правил размещения текста документа, отражающиеся в топографических признаках почерка конкретного лица, обладают повышенной идентификационной значимостью. К топографическим признакам относятся:

• Наличие или отсутствие абзацного отступа (красная строка) его размеры (количество знаков).
• Размещение начального движения в первой строке абзаца относительно начала других строк проявляется в размерах отступления от левого вертикального среза листа, т.е. в размерах красных строк.

При обучении письму в школе размер красных строк определен около 3 см, но в процессе формирования навыка письма у каждого человека индивидуально эти размеры могут увеличиваться или уменьшаться или даже сойти к нулю.

Размеры отступлений в красной строке могут быть малыми (1-3 знака), средними (4-5 знаков) и большими (более 6 знаков). Следует учитывать, что абзацы в рукописном тексте могут быть выделены за счет увеличения интервала между строками. Подобное выражение признаков встречается редко, но в случае проявления он должен быть отражен в характеристике топографических признаков почерка.

• Наличие или отсутствие полей, их размеры, форма и направление.

Поля представляют собой отступы пишущего:

- от вертикальных левых срезов листа бумаги до начала строк (левое поле);

- от окончания строк до правых вертикальных срезов листа бумаги (правое поле).

Наличие полей ограничивает пространство, в котором пишущий осуществляет движения в пределах листа бумаги. Результаты статического анализа топографических признаков почерка показывают, что наиболее устойчиво данная группа признаков проявляется относительно начальных движений, т.е. относительно левого поля. Поэтому последующие характеристики определяются прежде всего относительно левого поля.

• Размеры левого поля.

Поле определяется расстоянием от левого вертикального среза бумаги до начала строк:

- малое меньше двухэлементных знаков (не превышает 1 см);

- среднее равно 3-4 знакам (измеряется от 1 до 3 см);

- большое равняется 5 и более знакам (превышает 3 см).

Данные характеристики применимы и для правого поля, но фиксированные правые поля в рукописях преимущественно отсутствуют.

• Форма линии полей.

Линия левого поля образована соединением крайних левых точек начал строк (без абзацных отступов); правого поля – соединением крайних правых точек окончаний строк. Наиболее ярко данный признак проявляется при характеристике формы (конфигурации) левого поля так как является более устойчивым и фиксируется практически во всех почерках.

Форма линии левого поля может быть:

- прямолинейная, т.е. строки находятся на одинаковом расстоянии от левого среза;

- криволинейная, т.е. строки находятся на различном расстоянии от левого среза и образуют вертикальную линию либо извилистой, либо угловатой, либо дуговой формы.

• Направление линии поля.

Направление линии левого поля относительно левых вертикальных срезов может быть:

- левонаклонное (вертикаль, соединяющая крайние левые точки строк рукописного текста, имеет левый наклон);

- правонаклонное (соединяющая вертикаль имеет правый наклон);

- без отклонений от вертикали (соединяющая вертикаль рукописного текста не имеет выраженных отклонений, практически соединяется с прямолинейной формой линии поля.

• Размер интервалов между строками.

Данный признак характеризует размещение строк относительно друг друга. Интервалы определяются расстоянием между нижней линией строки и верхней линией следующей строки. При этом условные линии строк проходят соответственно: нижняя по точкам окончаний движений букв без подстрочных элементов; верхняя – по точкам начала букв без надстрочных элементов. Размер интервалов между строками исчисляется высотой строчных букв без надстрочных и подстрочных элементов, которые условно могут быть помещены между строками.

Рассматриваемый признак может быть изучен только в рукописях, исполненных на нелинованной бумаге.

- Малый размер интервала – пространство равно по высоте размеру одной буквы или меньше её.

- Средний размер интервала – пространство равно по высоте размеру до двух букв.

- Большой размер интервала - пространство равно по высоте размеру двух и более букв.

Если на протяжении рукописного текста не наблюдается постоянных значений проявления данного признака, то признак фиксируется как неустойчивый.

• Признаки, характеризующие форму и направление нижней линии письма.

Форма линии строки определяется формой горизонтальной линии, образованной основанием строк за счет соединения нижних точек букв, расположенных на одной строке ( без подстрочных элементов).

Форма линии строки может быть:

- прямолинейной, т.е. основания находятся на одной горизонтали;

- криволинейная, т.е. основания букв находятся на различной высоте и при соединении между собой образуют линии различной формы – извилистую, дуговую, угловатую, ступенчатую и т.п.

• Направление линии строки.

Определяется направлением горизонтальной линии, образованной основанием строк за счет соединения нижних точек букв (без подстрочных элементов), расположенных на одной строке относительно горизонтального среза бумаги. Данный признак оценивается в почерке рукописных текстов, выполненных на листах без линовки. Направление линии строки может быть:

- поднимающееся, т.е. линия, образованная основаниями букв, имеет восходящее направление относительно горизонтального среза листа;

- опускающееся, т.е. линия, образованная основаниями букв, имеет нисходящее направление относительно горизонтального среза листа;

- горизонтальное, т.е. линия, образованная размещенными на строке основаниями букв, параллельна линии горизонтального среза листа.

• Размещение нижней линии письма относительно линии линовки.

Этот признак рассматривается в почерках рукописных текстов, выполненных на листах бумаги, имеющих линию линовки и в зависимости от выполнения подразделяется на текст, выполненный - на линии линовки; выше линии линовки.

• Размер интервалов между словами.

Признак характеризует размещение рядом расположенных в строке слов относительно друг друга. Интервалы определяются расстоянием между вертикалью последнего (правого) элемента последней буквы и вертикалью первого (левого) элемента первой буквы следующего на строке слова. Размер интервалов между словами исчисляется соответственно шириной строчных двухэлементных букв, которые могут быть условно помещены между словами.

- малый размер интервала – пространство (по горизонтали) равно по ширине размеру одной буквы или меньше её;

- средний размер интервала – пространство равно по ширине размеру двух букв;

- большой размер интервала - пространство (по горизонтали) равно по ширине размеру большему, чем две буквы. Рассматриваемый признак является сравнительно неустойчивым.

• Размещение движений при выполнении знаков препинания.

Этот признак может рассматриваться как размещение знаков относительно предшествующих слов; размещение знаков препинания может также рассматриваться относительно нижней линии письма или линии линовки. В этом случае признаки могут характеризоваться как размещение знаков препинания на линии письма, т.е. на одной горизонтали с линией строки и под линией письма, т.е. под нижней линией строки.

Общие признаки, отражающие степень и характер сформированности письменно – двигательного навыка

1. Выработанность почерка.

Под выработанностью почерка в теории и практике судебно–почерковедческой экспертизы принято понимать уровень овладения письменно–двигательными навыками письма, проявляющийся в способности выполнять рукописный текст в быстром темпе, устойчивыми координированными движениями в соответствии с общепринятой системой скорописи. Выработанность – это характеристика степени сформированности почерка в целом.

Как показатель степени сформированности почерка, выработанность служит для эксперта показателем автоматизма письма, управляемости движениями, способности писать в быстром темпе.

Выработанность – интегративный признак. Показателями его являются: координированность, темп. Кроме того, в качестве показателя выработанности часто рассматриваются: устойчивость признаков почерка, строение букв, вариационность конструкций букв в зависимости от конкретного сочетания букв в слове.

Под координацией движений, рассматриваемой в качестве показателя степени выработанности, понимается пространственная точность движений. Темпом письма считается время выполнения букв, слов, фраз, рукописи в целом. Понятия устойчивости и вариационности известны.

Почерки по степени выработанности делятся на три группы:

а) маловыработанные,

б) средневыработанные,

в) высоковыработанные.

В практике используется также выделение промежуточных групп: выше средней и ниже средней.

Маловыработанные почерки отражают начальную ступень образования навыка письма. К этой группе почерков относятся:

1) школьные, ученические почерки, характерные для периода обучения письму ( 1 – 4 классы средней школы );

2) почерки лиц, оставивших обучение письму на начальных этапах и пишущих довольно редко.

В противоположность школьному в маловыработанном практическом почерке признаки низкой координации движений, особенно 2-й группы: неравномерность протяжённости, направления и размещения движений, выражены довольно отчётливо. В связи с этим рукописи выглядят нестройными, нечёткими. Неравномерность протяжённости, направления, размещения может стать устойчивой при выполнении определённых букв. Такому почерку свойственен медленный, а иногда и средний темп. Строение букв обычно близко к прописям.

Средневыработанный почерк в большей мере устойчив относительно влияния различных сбивающих обстоятельств. На этом этапе формирования пишущий начинает приспосабливать навыки к различным условиям и в первую очередь к быстрому и медленному темпу. В связи с этим буквы могут подвергаться значительным изменениям: появляется больше упрощений при выполнении букв и их элементов.

Высоковыработанные почерки – это вполне сформировавшиеся почерки, отражающие приспособленный к относительно быстрому темпу и характеризующийся автоматизацией движений навык письма.

Для почерков высокой степени выработанности характерна относительно большая точность движений в процессе быстрого выполнения избранных пишущим форм письменных знаков. Правда, признаки недостаточной координированности движений 2-й группы, выражающиеся в неравномерности протяжённости, направления и размещения движений и закрепившиеся на предыдущих стадиях формирования, могут сохраниться в высоковыработанных почерках, особенно при формировании почерка упрощённого строения, которому свойственна высокая приспособленность к быстрому темпу.

Лицам, имеющим высоковыработанные почерки, свойственен относительно быстрый темп движений при письме. Признаками быстрого темпа являются значительная непрерывность письма, постепенное утолщение в начале и спад нажима в окончании штрихов, упрощённое строение букв. Дифференциация же темпа в пределах данной группы зависит от строения почерка (простое, упрощённое или усложнённое).

Для навыков письма, отражающихся в высоковыработанном почерке, наряду с относительной стереотипностью, характерна вариационность, объясняющаяся приспособляемостью к различным условиям, и относительно большая устойчивость к сбивающим факторам. Вариационность признаков и особенно почерка – качество, проявляющееся только на высокой ступени его формирования.

Степень выработанности почерка относится к устойчивым признакам. Её показатели, как правило, воспроизводятся при письме в изменённых условиях в таком объёме, что удаётся судить о действительной степени выработанности почерка исполнителя исследуемой рукописи.

Устойчивость степени выработанности почерка, по-видимому, объясняется многообразием её показателей. Координация и темп могут претерпевать значительные изменения. Вместе с тем в рукописи удаётся обнаружить особенности движений, выражающиеся обычно в строении букв, которые свидетельствуют о более высоких координационных возможностях и приспособленности к быстрому темпу письма. Это позволяет судить о действительной степени выработанности почерка исполнителя.

Координация и темп движений, как идентификационные и диагностические признаки имеют и самостоятельное значение.

2. Координация движений при письме.

Координацию движений можно рассматривать с точки зрения двух степеней точности:

а) точность в соблюдении параметров движений ( главным образом, направления и протяжённости ) в пределах выполнения элементов букв;

б) точность в соблюдении параметров движений ( направления, протяжённости, размещения и других ) при выполнении сочетаний - элементов, букв, слов, фраз.

Неточность движений первой степени (1–ой группы) выражается уже в известных признаках:

- извилистости,

- угловатости овалов,

- изломах прямых штрихов,

- неточных ( смещённых ) началах и окончаниях движений.

3. Темп движений при письме.

Темп движений при письме может быть привычным и изменённым. Привычный темп письма значительно различается в почерках разных лиц, находящихся в пределах одной степени выработанности. Даже в пределах группы маловыработанных почерков можно различать почерки более медленные и более быстрые.

Различие в темпе письма сказывается в уже известных признаках, основным из которых является степень непрерывности движений при выполнении букв и их сочетаний.

Темп письма – это признак, вообще тесно связанный со сложностью движений. Зависимость темпа от сложности обратная: чем больше сложность, тем медленнее темп и наоборот. Поэтому, сложность почерка в целом и при выполнении определённых букв иногда служит показателем темпа.

Темп письма может привычно варьировать у каждого пишущего в зависимости от назначения документа и ряда других условий.

4. Степень совершенства системы движений.

Степень совершенства системы движений – это общесистемный признак, по которому можно дифференцировать почерки высокой степени выработанности в зависимости от оптимальности работы письменно – двигательного ФДК навыков. Степень совершенства системы движений выражается в целом ряде признаков меньшей общности: темпе, связности, преобладающей форме движений при соединении элементов письменных знаков, наклоне, размере, разгоне, цикличности, пространственно-ориентационных характеристиках.

Различают - высокую, среднюю и низкую степень совершенства системы движений.

Высокая степень совершенства системы движений характеризуется следующими параметрами: 1 - большая связность, 2 - равномерность наклона, 3 - преобладание петлевой формы соединения элементов букв, 4 - цикличность в виде петлевых элементов и звеньев, 5 - равномерные протяжённость и размещение букв и их элементов по горизонтали и вертикали. Для средней степени совершенства - необходимо наличие трёх из пяти параметров, характеризующих высокую степень совершенства движений.

Низкая степень совершенства системы движений характеризуется следующими параметрами: 1 - малая связность, 2 - неравномерность наклона, 3 - преобладание угловатой формы соединения элементов букв, 4 - малая цикличность, либо проявление однотипности в виде прямолинейно – угловатых движений, 5 - неравномерные протяжённость и размещение букв и их элементов по горизонтали и вертикали.

Строение почерка ( степень сложности движений, отображающаяся в строении почерка в целом ).

Строение почерка по степени сложности отражает приближённость письменно – двигательного навыка к нормам прописей. Согласно принятой классификации, почерки делятся на три группы:

- простого строения ( приближённого к прописям ),

- упрощённого,

- усложнённого.

При этом в качестве своеобразного эталона взято наибольшее соответствие нормам прописей.

Почерк простого ( приближённого к прописям ) строения максимально приближен к системе движений, установленной стандартными прописями. Он приспособлен к среднему и высокому темпу выполнения при сохранении чёткости рукописи. В почерке простого строения могут встречаться знаки упрощённой или усложнённой конструкции, но большинство должны составлять буквы простого строения. В этом случае указывается, что почерк простого строения с элементами упрощения или усложнения.

Почерк простого строения называют - «учительским». Он преимущественно встречается у женщин, работающих: учителями, медицинскими сёстрами, секретарями и т. п.

Для почерка упрощённого строения характерна простая по отношению к прописям система движений. Конструкция большинства букв упрощена по сравнению с нормами прописей. Упрощение конструкций выражается в отклонении от прописей в сторону снижения сложности движений (в частности, в изменении петлевых движений на угловатые; угловатых движений на прямолинейные и др.). Упрощённое строение почерка сочетается, как правило, с быстрым темпом письма, который достигается нередко за счёт неточности движений. Упрощённый почерк не отличается чёткостью и часто трудночитаем.

В почерке усложнённого строения наблюдается значительное увеличение сложности системы движений по сравнению с письмом, приближённым к прописям. Конструкция большинства букв отклоняется от прописей в сторону увеличения сложности движений в знаках и связях между ними. Появляются сложные, сменяющие друг друга, различные по форме и направлению движения. Координация движений при усложнённом строении всегда высокая, а темп – от среднего до высокого. При этом темп письма связан со степенью усложнённости. В случае, если усложнённость почерка связана с элементами украшательства, то темп письма замедляется.

Наряду с перечисленными элементами строения почерка, необходимо выделить и строение стилизованного почерка.

В связи с изменениями прописей в 1968 г., за последние годы значительно изменилось строение почерка молодых людей. Более 70 % мужчин имеют скорописный вариант почерка, который характеризуется как средне- и высоковыработанный, простого строения с элементами стилизации или стилизованный. В теории судебно – почерковедческой идентификации понятие «стилизованный почерк» предполагает выполнение рукописного текста контролируемыми сознанием движениями, т.е. является вариантом изменённого почерка. Так как стилизованный почерк стал вариантом скорописного письма, то при проведении почерковедческого исследования – необходимо уточнять возраст исполнителя и, с учётом этого, исследовать «стилизованный» почерк: в одних случаях как изменённый ( лица старше 35 лет ), а в других ( лица моложе 35 лет ), как обычный вариант скорописного письма. В этом случае характеристики строения почерка могут быть: 1 - простой, с элементами упрощения и стилизации; 2 - упрощённый, с элементами стилизации; 3 – усложнённый, с элементами стилизации.

Общие признаки почерка, характеризующие структуру движений по их траектории.

Преобладающая форма движений.

При выполнении рукописного текста используются различные по форме движения прописи, но в конкретных почерках может преобладать определённая форма движений.

Преобладающая форма движений может изменяться, но сохраняет свою устойчивость при письме в различных условиях.

Преобладающая форма движений может быть: дуговой, петлевой, угловатой. Наиболее часто встречаются почерки с преобладающей угловатой формой движений. Реже встречаются почерки с преобладающей петлевой и дуговой формой движений. Если выявить преобладающую форму движений невозможно, то признак характеризуется как смешанная форма движений.

Преобладающее направление движений.

Преобладающее направление движений рассматривается в отношении элементов букв, выполняемых сгибательными движениями, и в отношении дугообразных элементов букв.

Нормами прописей предусмотрены различные (смешанные) направления движений при выполнении букв – правоокружные и левоокружные.

Выделение такого признака теоретически возможно, например, при преобладании какого-либо направления движений, однако в практике такие почерки встречаются крайне редко.

Наклон.

Признак определяется по направлению движений при выполнении продольных осей букв к линии письма.

По наклону почерки разделяются на:

- левонаклонные (преобладающее отклонение букв от вертикали влево);

- вертикальные (буквы выполняются параллельно срезам бумаги);

- правонаклонные (преобладающее отклонение букв от вертикали вправо).

Вариант правонаклонного почерка является преимущественным в почерках лиц, обучавшихся по прописям образца 1937 г. Это объясняется правым наклоном почерка прописей.

В почерках лиц, обучавшихся по прописям образца 1968 г., несмотря на то, что наклон в них остался правым, преобладают левый и вертикальный наклоны.

Наклон является вариационным признаком. При маскировке почерка наклон часто изменяется. Вместе с тем наклон является относительно устойчивым признаком при изменении внешних сбивающих факторов.

Размер почерка (протяжённость движений по вертикали).

Определяется размер почерка высотой строчных элементов букв (без надстрочных и подстрочных элементов).

Размер почерка может быть:

- малый (высота букв – менее 2 мм);

- средний (высота букв – от 2 до 4 мм);

- большой (высота букв – более 4 мм).

Наиболее распространённым является средний размер (протяжённость движений по вертикали) почерка. При намеренном изменении почерка этот признак подвергается изменениям чаще других.

Разгон почерка (протяжённость движений по горизонтали).

Разгон почерка (или протяжённость движений почерка по горизонтали) включает в себя два составляющих признака:

- относительную протяжённость движений по горизонтали при выполнении строчных букв, по сравнению с протяжённостью по вертикали ( размером букв );

- расстановку букв ( расстояние между буквами ).

Соотношение протяжённостей букв по горизонтали (относительно вертикали) в сочетании с расстановкой букв образуют общую характеристику почерка по протяжённости движений по горизонтали.

Малый разгон - (протяжённость почерка по горизонтали) – ширина букв равна или меньше высоты; расстояние между буквами меньше половины ширины буквы.

Средний разгон - ширина букв равна высоте; расстояние между буквами равно ширине половины буквы или одной буквы.

Большой разгон - ширина букв меньше высоты; расстояние между буквами больше ширины одной буквы.

Изменив общепринятые характеристики путём соединения двух составляющих, авторы получили общую характеристику почерка в целом – в виде его протяжённости движений по горизонтали, оставив в качестве синонима признак « разгон почерка ».

В практической деятельности по частоте встречаемости подавляющее большинство почерков ( независимо от обучения по «старым» и «новым » прописям ) – имеют большую протяжённость движений по горизонтали, т.е. большой разгон.

Степень связности (степень непрерывности движений при выполнении букв, их очетаний).

Чем реже пишущий прерывает движение, производимое им в горизонтальной плоскости, тем выше степень связности движений при письме.

Признак определяется количеством букв, выполненных без отрыва пишущего прибора от бумаги.

Степень связности почерка может быть:

- малая (непрерывными движениями выполняются менее 3-х букв);

- средняя (непрерывными движениями выполняются 4 – 5 букв);

- высокая (непрерывными движениями выполняются 5 букв и более).

В редких случаях наблюдается сплошная связность почерка, когда все буквы в словах рукописного текста выполняются непрерывными движениями.

В последнее время среди почерков молодых людей (моложе 35 лет) встречаются отрывистые, интервальные почерки, когда все буквы выполняются раздельно. При исследовании таких почерков можно характеризовать их соответственно как почерки, имеющие сплошную связность (или интервальные почерки ).

Степень связности может изменяться в зависимости от воздействия сбивающих факторов. При намеренном изменении почерка степень связности, как правило, снижается, тогда как в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести, степень связности повышается.

Частные признаки почерка

Частные признаки отражаются в способах исполнения и связывания письменных знаков и их элементов, в расположении знаков и элементов относительно друг друга. Среди частных признаков почерка можно выделить следующие:

• форма движений при выполнении и соединении букв и их элементов (прямолинейная, дуговая, петлевая, угловая, извилистая);
• направление движений при написании. Различают движения снизу вверх, сверху вниз, левоокружные, правоокружные;
• протяженность движений. Она характеризуется относительным размером штрихов различных элементов букв;
• количество движений при выполнении букв и их элементов. Может быть как уменьшено, так и увеличено.
• связность движений, то есть вид соединения элементов в буквах, а также вид соединения букв между собой (слитный или с интервалами);
• относительное размещение точек начала, окончания, пересечения и соединения движений;
• последовательность движений, которыми выполняются различные элементы букв и их соединения;
• сложность движений при выполнении букв. Различают обычные, усложненные и упрощенные движения, по сравнению с прописями.

История почерковедения и почерковедческой экспертизы

Начиная со времен византийского императора Юстиниана (5-6 век) в законодательстве находило закрепление исследование почерка в судебных целях. В России уже в XV веке сравнение рукописей использовалось при установлении подлинности документов. Позднее, в своде законов Российской империи 1857 г., указывалось, что «рассмотрение и сличение почерков производится по назначению суда». Такое исследование поручалось секретарям присутственных мест, учителям чистописания или другим преподавателям.

В XVII веке изучением письма стали заниматься графологи, которые стремились установить по почерку характер человека, основателем графологии считается французский аббат Мишон. XIX—XX века отмечены трудами по графологии французских криминалистов А. Бертильона и Э. Локара. Отечественная доктрина того времени представлена Е. Ф. Буринским, который впервые обратил вниманием на взаимосвязь между физиологическими особенностями человека и его почерком. Расцвет судебного почерковедения приходится на 1970-1990-е XX века, тогда были предприняты удачные попытки установления пола, возраста, образования и даже роста исполнителя рукописи.

Литература

• Е. П. Ищенко, А. А. Топорков. Криминалистика. — М.: Контракт, 2006. — ISBN 5-900785-58-0.
• Почерковедение и почерковедческая экспертиза / под ред. В. В. Серегина. — Волгоград: ВА МВД России, 2002. — ISBN 5-7899-0234-0.
• Л. А. Винберг, М. В. Шванкова. Почерковедческая экспертиза. — Волгоград: Высшая следственная школа МВД СССР, 1977.

Отрывок, характеризующий Почерковедение

– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.