Почобут-Одляницкий, Мартин

Мартин Почобут-Одляницкий
Marcin Poczobutt-Odlanicki
Место рождения:	д. Сломянцы, Гродненский повет, Трокское воеводство, Речь Посполитая
Место смерти:	Динабург, Витебская губерния, Российская империя
Место работы:	Главная виленская школа
Альма-матер:	Виленска иезуитская академия и университет
Известен как:	ввел созвездие Тельца Понятовского, установил координаты Вильно и Гродно
Награды и премии:

Ма́ртин Почо́бут-Одляни́цкий (белор. Марцін Пачобут-Адляніцкі, лит. Martynas Počobutas-Odlianickis, польск. Marcin Poczobutt-Odlanicki; 30 октября 1728, д. Сломянцы Гродненского повета — 20 февраля 1810, Динабург) — белорусский и литовский просветитель, астроном, математик. Доктор философии и теологии, член-корреспондент Парижской академии наук и Французского народного института, член Лондонского Королевского и Варшавского и других научных обществ. Ректор Главной виленской школы (1780—1803).

Биография

Родился 30 октября 1728 года в имении близ деревни Сломянка недалеко от Гродно. Происходил из древнего шляхецкого рода Одляницких-Почобутов. 20 февраля 1536 года его предок — Николай Почобут-Одляницкий получил от короля Сигизмунда I дворянский титул и герб Малая Погоня. Отец — гродненский кравчий, а после обозный Казимир, мать — Елена из Глебовичей.

Учился в гродненской иезуитской коллегии (1738—1745). В 1745 вступил в орден иезуитов, двухлетний новициат прошёл в Вильне. Затем учился в учебных заведениях ордена в Слуцке и Полоцке. В 1753—1754 изучал философию в Виленской иезуитской академии и университете, заинтересовался астрономией и для совершенствования знаний был направлен в Прагу. В 1756 вернулся и продолжил занятия теологией и астрономией. Получив в 1761 степень бакалавра теологии, вновь выехал за границу для совершенствования знаний в астрономических обсерваториях Марселя, Авиньона, Неаполя. По возвращении в Вильну в 1764 получил степень магистра философии и свободных наук. С того же 1764 профессор Виленской иезуитской академии и университета, которую реорганизовал в Главную виленскую школу и стал её ректором (1780—1799). В 1778 избран членом-корреспондентом Французской академии наук. Во время восстания 1794 года Почобут вошёл в состав временного правительства повстанцев в Литве.

Деятельность

Принимал участие в деятельности Эдукационной комиссии, реформировавшей систему образования в Речи Посполитой. В качестве ректора Виленского университета, которому подчинялись средние учебные заведения на территории белорусско-литовских земель, способствовал развитию школьного дела на основе достижений эпохи Просвещения. Во многом благодаря его деятельности Виленский университет (Главная школа ВКЛ, переименованная позднее в Главную виленскую школу) был сохранен в трудных общественно-политических условиях, связанных с политическим крахом Речи Посполитой.

Завершил строительство виленской астрономической обсерватории, начатое Томашем Жебровским, в комплексе университетских зданий и был её директором в 1765—1807 гг. По его указаниям архитектор Мартин Кнакфус возвёл пристройку к обсерватории с двумя симметричными боковыми башнями, предназначенными для астрономических наблюдений.

Почобут заботился о приобретении для обсерватории новейшего астрономического оборудования. Под его руководством на протяжении 39 лет велись практические наблюдения. Они отражались в специальных рукописных журналах, в которых ежедневно фиксировались расположения небесных тел, их движение и т. п. Определил географические координаты Вильно, Гродно и других городов.

После посещения Мартином Почобутом обсерваторий в Англии, Дании, Германии, Голландии, Франции (1768—1769) в виленской обсерватории были организованы наблюдения за солнечными пятнами и разработка способов определения расстояния между Землёй и Солнцем. Из астрономических работ особенно заслуживают внимания наблюдения над Меркурием, послужившие Лаланду материалом для составления новых астрономических таблиц. Наблюдал кометы, астероиды, затмения Солнца и Луны. В 1773 году рассчитал положение 16 звёзд, расположенных недалеко от созвездия Щита Собесского. Предложил ввести созвездие Королевский Телец Понятовского, что было поддержано европейскими учеными того времени (в частности, И. Э. Боде, Ж. Лаландом)

Помимо астрономии занимался также геодезией и картографией. 24 февраля 1766 года установил точные географические координаты Вильны, рассчитал географическую долготу, на которой лежит Гродно, и уточнил долготу Вильны. По замечанию литовского историка Альфредаса Бумблаускаса, 5 августа 1793 года во время заседаний сейма в Гродно, который должен был отменить Конституцию 3 мая и одобрить новый договор между Речью Посполитой и Российской империей, тем самым утвердив второй раздел Речи Посполитой, Станислав Август отправился вместе с Почобутом и российским посланником Я. Е. Сиверсом в расположенный неподалеку Августов наблюдать солнечное затмение. Во время этих наблюдений был получен важный научный результат — уточнены географические координаты Вильны и установлены координаты Гродно. По иронии истории, с уточнением расположения столицы Великого княжества Литовского на карте с политической карты Европы исчезло само государство

Автор ряда работ по астрономии и перевода труда по геометрии.

Писал стихи на латинском языке. Интересна его переписка с Яном Снядецким, где прослеживаются просветительские взгляды Почобут-Одляницкого.

На стене западного корпуса Двора обсерватории в ансамбле Вильнюсского университета располагается мемориальная таблица в память Мартина Почобута-Одляницкого с текстом на польском языке, в котором, помимо дат жизни, перечислены его достоинства и заслуги как мужа большой образованности и справедливого характера, организатора астрономической обсерватории и заботливого ректора Главной школы.

Именем Почобута-Одляницкого назван кратер на обратной стороне Луны.

Сочинения

• Początki geometryi, dzieło Clairaut, przekład z francuskiego. Wilno, 1772.
• Calculus eclipseos lunaris, quae accidit die 14 Febr. 1766 pro observatorio Academiae Vilnensis. Wilno.
• Cahier des observations astronomiques faites а l’Observatoire royale de Vilno en 1773. Wilno, 1777.
• О dawności Zodyjaku Egipskiego w Denderach. Wilno, 1803.
• Observations ad determinandam Positionen 16 stellarum, e quibus constellalio Viteli Poniatoviani formatur. 1785.

Литература

• Гусев М. Столетнее существование Виленской астрономической обсерватории (1753 – 1853) // Памятная книжка Виленской губернии на 1853 г. Ч. 2. Историко-статистические очерки Виленской губернии. – Вильна: В типографии Осипа Завадского, 1853.
• Baliński M. Dawna Akademia Wileńska. – Petersburg: Nakładem i drukiem Jozafata Ohryzki, 1862.
• Matulaitytė S. Senoji Vilniaus universiteto astronomijos observatorija ir jos biblioteka. – Vilnius: Vilniaus universiteto leidykla, 2004. 
• Космач П.Г. М. Почобут-Одляницкий: Очерк истории жизни и деятельности. - Минск: РИВШ, 2012.
• Лаўрэш Л. «I зорнае неба над галавой…»: Нарысы з гiсторыi астраномii. - Мінск: Лімарыус, 2013. 

Ссылки

• [asoby.belinter.net/cont.php?x=mpa Марцін Пачобут-Адляніцкі] (белор.). Гісторыя Беларусі. Асобы. (2001). Проверено 20 августа 2009. [www.webcitation.org/65EO35lGv Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
• Леанід Лаўрэш. [pawet.net/library/history/bel_history/w_astr/05/Марцін_Пачобут-Адляніцкі.html Марцін Пачобут-Адляніцкі] (белор.) // Наша Слова. — 2009. — № 9—10.
• [csl.bas-net.by//Web/Pages/Science-history/history02.asp Мартин Почобут–Одляницкий]. База данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я. Коласа НАН Беларуси. Проверено 8 ноября 2011. [www.webcitation.org/65EO3adp4 Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
• Одляницкий, Мартын Кузьмич (Почобут) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Почобут, Мартын Кузьмич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Почобут-Одляницкий, Мартин

Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.