Почётный командир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Почётный командир или Шеф формированияпочётное звание в России имперского и советского периодов[1] и в некоторых других странах, которого удостаиваются лица, имеющие особые заслуги перед вооружёнными силами и государством.

В отличие от традиции навечного зачисления в списки личного состава, звание почётного командира обычно присваивается при жизни отличившегося.

Существовали шефы (фр. Chefначальник, глава, вождь) казачьих войск (почётный войсковой атаман или августейший атаман), полков, отдельных батальонов, отдельных дивизионов и других формирований.

По-английски — Colonel-in-Chief (Шеф-Полковник).

По-немецки — Regimentschef (Полковой шеф).





Порядок чествования

В России имперского периода в наименовании полка присутствовало имя почётного командира, то есть шефа полка, например — гусарский полковника Чаплыгина полк.

Для военнослужащих ВС СССР, зачисленных почётными командирами в списки личного состава формирования, в спальном помещении на видном месте устанавливается кровать, которая постоянно содержится в образцовом состоянии. Над кроватью вывешиваются портрет зачисленного почётным командиром и описание его подвигов (заслуг).

История

С 1800 года в Русской гвардии утверждается система почётных командиров, то есть система шефов полков, в генеральском чине, для общего надзора за внутренним управлением полка и за его хозяйством[2], которые ведали хозяйственной частью, а также имели надзор за сформированием[3] полка. Хотя она существовала и ранее, так летом 1706 года царь Пётр принял на себя почётную должность полковника Лейб-гвардии Преображенского полка, а его фаворит князь А. Д. Меншиков получил чин полуполковника (подполковник) того же пехотного полка. Реально командовал полком в повседневной деятельности второй полуполковник.

Позже почётный титул или звание почётного командира — шефа — стало лишь почётным титулом, присваиваемым членам Императорского дома, иностранным монархам и принцам, а также заслуженным генералам армии России[2], имя которых присваивается «их» полку[3].

Почётными командирами — шефами ряда гвардейских полков назначаются император, императрица и великие князья. Так, император числился почётным командиром — шефом полков Преображенского, Егерского, Павловского, 1-го и 4-го стрелкового, Кирасирского Его Величества, и конногвардейского, императрица почётным командиром — шефом полков кавалергардов и Кирасирского Её Величества и так далее.

Почётные командиры — шефы полков получали привилегию носить мундир «подчинённого» им полка, причём изготавливались специальные мундиры для императриц и княжон.

Также В. И. Ленин, с февраля 1922 года, являлся почётным курсантом 1-го пехотного батальона, а с 15 сентября 1923 годапочётным командиром школы имени ВЦИК[4], и именно в ней он состоял на партийном учёте[5].

Интересные факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Почётный командир"

Примечания

  1. [www.mai.ru/colleges/war/lib/uvs.htm Устав Внутренней Службы ВС России]
  2. 1 2 ЭСБЕ
  3. 1 2 А. Н. Чудинов, «Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», 1910 год.
  4. [mosvoku.narod.ru/1923/index.htm МКПУ.]
  5. А. А. Лобачев, Трудными дорогами.
  6. [www.vokrugsveta.ru/news/4593/ Сайт журнала «Вокруг Света», Пингвин Королевской гвардии.]

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Почётный командир

На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.