Пошехонье (местность)
| Пошехонье | |
| Население | |
|---|---|
| Государства на территории: | |
Пошехонье — местность по берегам реки Шексны (Шехоны), вытекающей из Белого озера и впадающей в Рыбинское водохранилище (до 1946-го года — в Волгу).
Пошехонье — «местность на реке Шехонь», где Шехонь одна из форм названия реки Шексна (она же Шокстна, Шохсна, Шехна). Предположительно гидроним из древнефинно-угорского «дятел», в этом же регионе реки с «птичьими» названиями: Колпь, Ворон, Петух — кальки с дорусских названий.
Значительную часть Пошехонья занимала Мологско-Шекснинская впадина, знаменитая заливными лугами. Кроме того, пошехонские коровы знамениты высокими надоями. Поэтому Пошехонье считалось[кем?] молочной столицей России.
История
Искони на Пошехонье жили группы финно-угорского племени меря. С конца I тысячелетия эту территорию осваивали славяне. В период феодальной раздробленности и позднее Пошехонье входило в состав Белозерского княжества[1].
Пошехонье в царской России считалось символом патриархальности, отсталости, невежества[2]. В 1798 году В. С. Березайский издал книгу «Анекдоты древних пошехонцев»[3], в которой собрал и литературно обработал сюжеты о традиционных русских фольклорных дураках и простофилях, аналогичных поздним анекдотам о чукчах. Благодаря этой книге установился тип «весёлого пошехонца», остававшийся популярным в лубочных изданиях до начала XX века[4][5]. Связь с повестью Березайского прослеживается и в «Пошехонских рассказах» (1883—1884) и «Пошехонской старине» (1887—1889) М. Е. Салтыкова-Щедрина[6].
В 1946 году Мологско-Шекснинская впадина была затоплена водами Рыбинского водохранилища. Сохранился город Пошехонье на его берегу.
См. также
Напишите отзыв о статье "Пошехонье (местность)"
Примечания
- ↑ [www.poshehon.narod.ru/Oldsiti/10.htm Пошехонская старина]
- ↑ Астафьев А. В., Астафьева Н. А. Писатели Ярославского края. — Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1974. — С. 150. — 248 с. — 5000 экз.
- ↑ 2-е издание, дополненное «Анекдоты, или Весёлые похождения старинных пошехонцев» — 1821; 3-е, аналогичное — 1863.
- ↑ например:
Коротков Н. Анекдоты или похождения старых пошехонцев. СПб., 1873;
Пошехонцы, или Весёлые рассказы об их медном лбе и замысловатом разуме. М., 1912. - ↑ Рак В. Д. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=558 Березайский Василий Семенович] // Словарь русских писателей XVIII века / Отв. ред. А. М. Панченко. — Выпуск 1. (А-И). Л.: Наука, 1988.
- ↑ Молдавский Д. [feb-web.ru/feb/skazki/texts/rss/rss-236-.htm Василий Березайский и его «Анекдоты древних пошехонцев»] // Русская сатирическая сказка: В записях середины XIX—XX века. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. — С. 236—245.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Пошехонье (местность)
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
