По долинам и по взгорьям

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«По долинам и по взгорьям» («По долинам, по загорьям») — популярный военный марш времен Гражданской войны.

С началом Первой мировой войны писатель В. А. Гиляровский написал текст «Марш Сибирского полка». На мотив марша во время Гражданской войны было написано несколько вариантов текста:

  • Марш Дроздовского полка («Из Румынии походом Шёл дроздовский славный полк, Во спасение народа Исполняя тяжкий долг…», 1918 либо 1919)
  • Гимн махновцев (1919)
  • Марш дальневосточных партизан (1922, 1972)




«Марш Сибирских стрелков» (1915)

Слова: Владимира Гиляровского. Текст опубликован в «Новейшем военном песеннике „Прапорщик“», составленном В. И. Симаковым и выпущенном в Ярославле.

Из тайги, тайги дремучей,
От Амура, от реки,
Молчаливо, грозной тучей
Шли на бой сибиряки.

Их сурово воспитала
Молчаливая тайга,
Бури грозные Байкала
И сибирские снега.

Ни усталости, ни страха;
Бьются ночь и бьются день,
Только серая папаха
Лихо сбита набекрень.

Эх, Сибирь, страна родная,
За тебя ль мы постоим,
Волнам Рейна и Дуная
Твой привет передадим!

Вариант «Марша Сибирских стрелков»

([www.a-pesni.golosa.info/popular20/iz_tajgi.htm], [www.youtube.com/watch?v=y35wDVmmFeQ])

Из тайги, тайги дремучей,
От Амура от реки
Молчаливой, грозной тучей,
В бой идут сибиряки.

Их сурово воспитала
Молчаливая тайга,
Бури грозные Байкала,
И сибирские снега.

Ни усталости не зная,
Бьются ночь и бьются день,
Только серая папаха
Лихо сбита набекрень.

Эх, Сибирь, Сибирь родная,
За тебя мы постоим.
Волнам Рейна и Дуная
Твой поклон передадим.

В годы Гражданской войны были добавлены ещё две строфы:

Знай, Сибирь, в лихие годы
В память славной старины
Честь великого народа
Отстоят твои сыны.

Русь свободная воскреснет,
Нашей верою горя,
И услышат эту песню
Стены древнего Кремля.

Марш Дроздовского полка

Марш на слова полковника П. Баторина был заказан командиром полка полковником Туркулом композитору Дмитрию Покрассу в Харькове 27 июня 1919 года и исполнен уже 29 июня на банкете в честь занятия города белыми (газета «Новое русское слово» (США), 6 и 14 декабря 1974 года).

Из Румынии походом
Шёл Дроздовский славный полк,
Во спасение народа
Исполняя тяжкий долг.

Много он ночей бессонных
И лишений выносил,
Но героев закалённых
Путь далёкий не страшил!

Генерал Дроздовский смело
Шёл с полком своим вперёд.
Как герой, он верил твёрдо,
Что он Родину спасёт!

Видел он, что Русь Святая
Погибает под ярмом
И, как свечка восковая,
Угасает с каждым днём.

Верил он: настанет время
И опомнится народ —
Сбросит варварское бремя
И за нами в бой пойдёт.

Шли Дроздовцы твёрдым шагом,
Враг под натиском бежал.
И с трёхцветным Русским Флагом
Славу полк себе стяжал!

Пусть вернёмся мы седые
От кровавого труда,
Над тобой взойдёт, Россия,
Солнце новое тогда!

Припев:

Этих дней не смолкнет слава,
Не померкнет никогда:
Офицерские заставы
Занимали города!
Офицерские заставы
Занимали города!

Припев, возможно, апокрифический: сочинен по образцу советской песни; в эмигрантских песенниках он не отмечен.[1]

История похода

Основа дроздовских частей — отряд, сформированный полковником М. Г. Дроздовским из добровольцев на Румынском фронте. 11 марта 1918 отряд выступил в поход на соединение с Добровольческой армией, о чем и поется в марше. 25 мая 1918 отряд был включен в состав Добровольческой армии и позднее составил её 3-ю пехотную дивизию.

Гимн махновцев

Махновщи́на, махновщи́на,
ветер флаги твои вил,
почерневшие с кручины,
покрасневшие с крови.

По холмам и по равнинам
в дождь и ветер и туман
через степи Украины
шли отряды партизан.

В Брест-Литовске Украину
Ленин немцам уступил —
за полгода махновщина
их развеяла как пыль.

Шли деникинцы лавиной,
собирались аж в Москву —
все их войско махновщина
покосила как траву.

Но удар народу в спину
нанесли большевики,
и погибла махновщина
от предательской руки.

Ты погибла, махновщина,
но дала завет бойцам.
Мы в суровую годину
сберегли тебя в сердцах.

Ты завет наш, махновщина,
на грядущие года,
ты хотела с Украины
гнать тиранов навсегда.

И сегодня, махновщина,
твои флаги вьются вновь.
Они черны как кручина,
они красные как кровь.

Ты воскреснешь, махновщина,
И буржуи побегут
Через степи Украины,
через тундру и тайгу.

Никакие реки крови
не зальют огонь борьбы.
Нас ничто не остановит.
Украине завтра быть!

Марш дальневосточных партизан

Музыка Атурова, слова П. С. Парфёнова. Эта песня посвящена 2-й Приамурской дивизии, которая была сформирована после «штурма Волочаевки». Дивизия состояла из 3-х полков: 4-го Волочаевского (до этого особого Амурского, то есть штурмового); 5-го Амурского; 6-го Хабаровского. Полки были сформированы до штурма Волочаевки. В песне говорится о боях Красной армии с войсками Приамурского Временного правительства под командованием ген. В. М. Молчанова в районе Спасска, Волочаевки и Владивостока в заключительный период Гражданской войны.

По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд,
Чтобы с боя взять Приморье
Белой армии оплот

Наливалися знамена
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.

Этих лет не смолкнет слава,
Не померкнет никогда —
Партизанские отряды
Занимали города.

И останутся, как в сказках,
Как манящие огни
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.

Разгромили атаманов,
Разогнали воевод
И на Тихом океане
Свой закончили поход.

Интересно, что в книге «Огненные листья», выпущенной Хабаровским книжным издательством в 1972 году тиражом 5 тыс. экз., к 50-летию со дня окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке, эта песня публикуется в несколько ином варианте:

По долинам и по загорьям
Шли дивизии вперёд,
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой армии оплот.

Чтобы выгнать интервентов
За рубеж родной страны
И не гнуть пред их агентом
Трудовой своей спины.

Становились под знамена,
Создавали ратный стан
Удалые эскадроны
Приамурских партизан.

Этих лет не смолкнет слава,
Не померкнет никогда,
Партизанские отряды
Занимали города.

Будут помниться, как в сказке,
Как манящие огни,
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.

Разгромили атаманов,
Разогнали всех господ
И на Тихом океане
Свой закончили поход.

Кроме того, как писал сам автор песни в рукописи, посвященной истории создания знаменитого «Партизанского гимна», он «посвящается светлой памяти Сергея Лазо, сожженного японо-белогвардейцами в паровозной топке»

В 1929 Ансамбль красноармейской песни Александрова включил «Партизанскую» в свой репертуар, при этом текст Парфёнова был отредактирован поэтом-песенником Сергеем Алымовым. Автором мелодии был назван ротный командир одной из частей Украинского военного округа Илья Атуров, из уст которого Александров услышал мелодию песни.

Но в 1934 в газете «Известия» появилась коллективная статья, в которой указывалось имя подлинного автора — Парфёнова. А в 21-м номере журнала «Красноармеец — Краснофлотец» за 1934 сам Пётр Семёнович рассказал историю создания «Партизанского гимна».

Однако вопрос об авторстве оставался нерешенным, потому что в 1937 году Пётр Семёнович был расстрелян. Только в 1962 суд подтвердил авторство Парфёнова.

Позднейшие варианты

Известен также вариант этого марша, исполнявшийся в годы Великой Отечественной войны, но восходящий, возможно, к эпохе Гражданской войны. Существует [www.sovmusic.ru/download.php?fname=podolin2 французский], [www.sovmusic.ru/download.php?fname=pdolinge немецкий], [www.sovmusic.ru/download.php?fname=pormonta испанский], [www.sovmusic.ru/download.php?fname=podolin3 сербский], [www.youtube.com/watch?v=_-f9pyQcwSU греческий], китайский и [www.youtube.com/watch?v=XioPoBIvbeA украинский], армянский варианты песни.

Песню учили в школах вплоть до конца советской власти. Иногда она разучивается с детьми и в наши дни.

Сербский вариант

Песня югославских партизан времён Народно-освободительной войны.

Сербский (латиница) Сербский (кириллица) Перевод

Po šumama i gorama
naše zemlje ponosne
idu čete partizana,
Slavu borbe pronose!

Partizan sam, tim se dičim
To ne može biti svak,
Umrijeti za slobodu
Može samo div-junak!

Neka čuje dušman kleti
krvavi se vodi rat,
Prije ćemo mi umreti
Nego svoje zemlje dat'!

Kaznićemo izdajice,
Oslobodit' narod svoj,
Kazaćemo celom svetu
Da se bije ljuti boj!

Crne horde nas ne plaše,
Krv herojska u nas vri,
Mi ne damo zemlje naše
Da je gaze fašisti!

По шумама и горама
наше земље поносне
иду чете партизана,
Славу борбе проносе!

Партизан сам, тим се дичим
То не може бити свак,
Умријети за слободу
Може само див-јунак!

Нека чује душман клети
крвави се води рат,
Прије ћемо ми умрети
Него своје земље дат'!

Казнићемо издајице,
Ослободит' народ свој,
Казаћемо целом сјету
Да се бије љути бој!

Црне хорде нас не плаше,
Крв херојска у нас ври,
Ми не дамо земље наше
Да је газе фашисти!

По лесам и по горам
Нашей гордой страны
Идут роты партизан,
Неся славу воинскую!

Партизан я и горжусь этим,
Им не каждый может быть.
Умереть за свободу
Может только великий герой!

Пусть знает враг проклятый,
Что идёт кровавая война,
И лучше умрём мы,
Чем свою землю отдадим!

Казним изменников,
Освободим народ свой,
Скажем всему миру,
Что идёт лютый бой!

Чёрные орды нас не страшат,
Кровь героев в нас течёт,
Мы не отдадим наши земли,
Чтобы их оскверняли фашисты!

Говорит радиостанция «Тихий океан»

Мелодия песни «По долинам и по взгорьям» являлась позывным широковещательной радиостанции «Тихий океан» (Владивосток). Радиостанция вела передачи на русском языке для моряков и рыбаков Дальнего Востока.

Напишите отзыв о статье "По долинам и по взгорьям"

Ссылки

  1. [ru.youtube.com/watch?v=-VLUYj_gpRU Фонограмма в исп. хора «Валаам»]
  • [www.youtube.com/watch?v=-VLUYj_gpRU Марш Дроздовского полка в исполнении хора Валаамского монастыря]
  • [www.webcitation.org/query?id=1263750129364138&url=baberenot.livejournal.com/90196.html Марш Сибирских Стрелков]
  • [www.pobeda.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3640]
  • [magazines.russ.ru/sib/2007/12/mu9.html]
  • [www.ap.altairegion.ru/007-07/8.html]
  • [www.bashvest.ru/showinf.php?id=3944]

Отрывок, характеризующий По долинам и по взгорьям

– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.