По следам исчезнувших культур Востока
Поделись знанием:
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
| По следам исчезнувших культур Востока | |
 Логотип серии. Художник Э. Л. Эрман | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Страна: | |
| Язык оригинала: | |
| Издательство: | |
| Даты публикации: | |
«По следам исчезнувших культур Востока» (1961 — 1995) — советская, с 1992 года российская книжная серия, выпускавшая научные и научно-популярные работы историков, археологов, этнографов, посвящённые народам Древнего мира. Серия существовала с 1961 по 1995 год, в общей сложности было выпущено N[уточнить] томов.
Серия была основана в 1961 году. Изначально выходила в Издательстве восточной литературы, которое затем слилось с издательством «Наука» АН СССР, образовав 12 марта 1964 года специализированную Главную редакцию восточной литературы издательства «Наука». С 1992 года серию издавала издательская фирма «Восточная литература» РАН. С 1994 года сменила название на «По следам древних цивилизаций». С 1996 года перестала существовать.
Несколько книг, специально подготовленных для издания в серии, позже были опубликованы другими издательствами.
В 2000-х годах некоторые книги серии переиздавались в серии «Тайны древних цивилизаций» издательства «Центрполиграф» и «Загадки древних цивилизаций» издательства «Вече».
Состав серии
1961
- 1. Вулли Л. Ур халдеев = Excavations at Ur / Пер. с англ. Ф. Л. Мендельсона; отв. ред. И. С. Кацнельсон. — М.: Издательство восточной литературы, 1961. — 256 с. — 25 000 экз.
- 2. Чабб М. Здесь жила Нефертити: Археологические раскопки в Тель-эль-Амарне / Пер. с англ. Н. Г. Коваленской. — М.: Издательство восточной литературы, 1961. — 143 с. — 30 000 экз.
1962
- 3. Дэвидсон Б. Новое открытие древней Африки / Пер. с англ. М. К. Зеновича; под ред. И. И. Потехина. — М.: Издательство восточной литературы, 1962. — 316 с. — 15 000 экз.
- 4. Ежевская З. С глазу на глаз со сфинксом / Пер. с польск. Т. Каулиной. — М.: Издательство восточной литературы, 1962. — 192 с. — 15 000 экз.
- 5. Керам К. В. Узкое ущелье и Чёрная гора / Перевод с нем. Л. Ф. Вольфсона. — М.: Издательство восточной литературы, 1962. — 216 с. — 15 000 экз.[к. 1]
- 6. Лот А. В поисках фресок Тассили / Перевод с фр.; отв ред. Д. А. Ольдерогге. — М.: Издательство восточной литературы, 1962. — 140 с. — 25 000 экз.
1963
- 7. Добльхофер Э. Знаки и чудеса: Рассказы о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки = Zeichen und Wunder / Перевод с нем. Г. М. Бауэра; отв ред. В. В. Струве. — М.: Издательство восточной литературы, 1963. — 388 с. — 30 000 экз.
1964
- 8. Пачулиа В. П. В краю Золотого руна: Исторические места и памятники Абхазии. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1964. — 128 с. — 35 000 экз.
1965
- 9. Крамер С. Н. История начинается в Шумере = History Begins at Sumer / Пер. с англ. Ф. Л. Мендельсона; под ред. В. В. Струве. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 256 с. — 16 000 экз.
- 10. Кычанов Е. И. Звучат лишь письмена. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 140 с. — 17 000 экз.[к. 2]
- 11. Линде Г., Бретшнейдер Э. До прихода белого человека: Африка открывает своё прошлое / Пер. с нем. Н. А. Николаева; отв. ред. А. Б. Макрушин. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 264 с. — 12 000 экз.
- 12. Чабб М. Город в песках / Пер. с англ. И. Г. Коваленской; отв. ред. М. А. Коростовцев. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 96 с. — 53 000 экз.[к. 3]
- 13. Шифман И. Ш. Финикийские мореходы / Отв. ред. Н. В. Пигулевская. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 83 с. — 9000 экз.
- 14. Штоль Г. А. Пещера у Мёртвого моря = Die Höhle am Toten Meer / Пер. с нем. М. А. Туловой; отв. ред. И. Д. Амусин. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1965. — 270 с. — 73 000 экз.
1966
- 15. Гумилёв Л. Н. Открытие Хазарии (Историко-географический этюд). — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1966. — 192 с. — 15 000 экз.
- 16. Массон В. М. Страна тысячи городов. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1966. — 148 с. — 15 000 экз.
- 17. Куббель Л. Е. Страна золота / Отв. ред. А. Б. Давидсон. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1966. — 144 с. — 30 000 экз.
- 18. Ставиский Б. Я. Между Памиром и Каспием (Средняя Азия в древности). — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1966. — 328 с. — 7000 экз.
- 19. Церен Э. Библейские холмы / Пер. с нем. Н. В. Шафранской; под ред. Д. П. Каллистова. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1966. — 479 с. — 35 000 экз.
1967
- 20. Аллегро Дж. М. Сокровища Медного свитка / Пер. с англ. Г. М. Бауэра; отв. ред. И. Д. Амусин. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1967. — 200 с. — 30 000 экз.
- 21. Кинк Х. А. Как строились египетские пирамиды / Отв. ред. Ю. Я. Перепёлкин. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1967. — 109 с. — 15 000 экз.
- 22. Можейко И. В. 5000 храмов на берегу Иравади (Паганское царство) / Отв. ред. Д. В. Деопик. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1967. — 184 с. — 15 000 экз.
1968
- 23. Дзевановский К. Архангелы и шакалы: Репортаж накануне потопа / Пер. с пол. В. Л. Кона; отв. ред. И. С. Кацнельсон. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — 232 с. — 50 000 экз.
- 24. Замаровский В. Тайны хеттов / Пер. со словацк. О. И. Малевича, И. М. Порочкиной; под ред. В. В. Иванова. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — 335 с. — 30 000 экз.
- 25. Перепёлкин Ю. Я. Тайна Золотого гроба / Отв. ред. М. А. Коростовцев. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — 173 с. — 100 000 экз.
- 26. Херинг Э. Ваятель фараона / Пер. с нем. М. Б. Рябиновича; под ред. Н. С. Петровского. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — 264 с. — 75 000 экз.
- 27. Херинг Э. Ваятель фараона / Пер. с нем. М. Б. Рябиновича; под ред. Н. С. Петровского. — 2-е изд., стереотипн. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — 264 с. — 75 000 экз.[к. 4]
1969
- 28. Можейко И. В. Другие 27 чудес / Отв. ред. Д. В. Деопик. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1969. — 255 с. — 30 000 экз.
- 29. Перепёлкин Ю. Я. Тайна Золотого гроба / Отв. ред. М. А. Коростовцев. — 2-е изд., стереотипн. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1969. — 176 с. — 100 000 экз.
1970
- 30. Буриан Я., Моухова Б. Загадочные этруски = Zahadni Etruskove / Пер. с чеш. П. А. Антонова; отв. ред. А. А. Нейгхарт. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1970. — 228 с. — 60 000 экз.
- 31. Кондратов А. М., Шеворошкин В. В. Когда молчат письмена: Загадки древней Эгеиды. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1970. — 228 с. — 30 000 экз.
- 32. Аматуни П. Г. Если б заговорил сфинкс / Отв. ред. М. А. Коростовцев. — 2-е изд. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1970. — 160 с. — 100 000 экз.[к. 5]
1971
- 33. Херинг Э. Служанка фараонов / Пер. с нем. Г. А. Матвеевой; под ред. Н. С. Петровского. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1971. — 184 с. — 75 000 экз.
- 34. Штоль Г. Боги и гиганты / Пер. с нем. Г. Ванделя; отв. ред. Д. П. Каллистов. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1971. — 448 с. — 30 000 экз.
1972
- 35. Ллойд С. Реки-близнецы / Пер. с англ. Е. Г. Чувикова; отв. ред. М. А. Дандамаев. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1972. — 240 с. — 15 000 экз.
- 36. Уилер М. Пламя над Персеполем: Поворотный пункт истории = Flames over Persepolis, Turning-Point in History / Пер. с англ. Г. Полева, Ю. Полева; отв. ред. Б. Я. Ставиский. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1972. — 144 с. — 15 000 экз.
1973
- 37. Кравчук А. Закат Птолемеев = Kleopatra / Пер. с пол. Д. С. Гальпериной; отв. ред. А. И. Павловская. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1973. — 216 с. — 100 000 экз.
1976
- 38. Брентьес Б. От Шанидара до Аккада / Пер. с нем. Н. Н. Водинской; отв. ред. И. С. Кацнельсон. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1976. — 290 с. — 10 000 экз.
- 39. Церен Э. Лунный бог / Пер. с нем. Б. Д. Каллистова; отв. ред. А. А. Нейхардт. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1976. — 382 с. — 10 000 экз.
- 40. Кацнельсон И. С. Тутанхамон и сокровища его гробницы. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1976. — 152 с. — 30 000 экз.
- 41. Уотт У. М., Какиа П. Мусульманская Испания = A History of Islamic Spain / Пер. с англ. С. И. Дунаевецкого; отв. ред. А. Б. Куделин. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1976. — 216 с. — 10 000 экз.
1977
- 42. Гаудио А. Цивилизации Сахары. Десять тысячелетий истории, культуры и торговли. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1977. — 224 с. — 15 000 экз.
- 43. Ковалевская В. Б. Конь и всадник: Пути и судьбы / Отв. ред. Н. Я. Мерперт. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1977. — 152 с. — 40 000 экз.
- 44. Римшнейдер М. От Олимпии до Ниневии во времена Гомера = Von Olympia bis Ninive im Zeitalter Homers / Пер. с нем. Л. П. Суздальской; отв. ред. А. А. Нейхардт. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1977. — 166 с. — 30 000 экз.
- 45. Уилбер Д. Персеполь. Археологические раскопки резиденции персидских царей / Пер. с англ. Е. Л. Власова; отв. ред. М. А. Дандамаев. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1977. — 104 с. — 15 000 экз.
1978
- 46. Лордкипанидзе О. Д. Город-храм Колхиды (История археологических раскопок в Вани) / Отв. ред. И. В. Можейко. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1978. — 80 с. — 30 000 экз.
1979
- 47. Кацнельсон И. С. Тутанхамон и сокровища его гробницы. — 2-е изд., стереотипн. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1979. — 152 с. — 30 000 экз.
- Кленгель-Брандт Э.
Путешествие в Древний Вавилон. — М.: Наука, 1979. — 259 с. — 30 000 экз. - Дойель Лео.
Полет в прошлое. — М.: Наука, 1979. — 296 с. — 30 000 экз.
1980
- Белицкий М.
Забытый мир шумеров / Marian Belicki. — М.: Наука (ГРВЛ), 1980. — 400 с. (в пер.) — 10 000 экз. - Оппенхейм А. Лео
Древняя Месопотамия / A. Leo Oppenheim. — М.: Наука (ГРВЛ), 1980. — 408 с. (в пер.) — 15 000 экз.
1981
- Замаровский В.
Их величества пирамиды / Vojtech Zamarovsky / Пер. со словацкого О. И. Малевича. Послесл. Н. С. Петровского. — М.: Наука (ГРВЛ), 1981. — 432 с. (в пер.) — 75 000 экз. - Шишкин И. Б.
У стен великой Намазги. — М.: Наука (ГРВЛ), 1981. — 208 с. (обл.) — 30 000 экз.- Издание первое (вне серии) — М.: Наука (ГРВЛ), 1977. — 192 с. (обл.) — 10 000 экз.
1982
- Бенгтсон Г.
Правители эпохи эллинизма / Пер. с нем. и вступит. статья Э. Д. Фролова. — М.: Наука (ГРВЛ), 1982. — 392 с. - Бернхардт К.-Х.
Древний Ливан. — М.: Наука (ГРВЛ), 1982. — 224 с. (обл.) — 10 000 экз. - Котрелл Л.
Во времена фараонов. — М.: Наука (ГРВЛ), 1982. — 380 с. (обл.) — 30 000 экз. - Мелларт Дж.
Древнейшие цивилизации Ближнего Востока / Пер. с англ. и комментарий Е. В. Антоновой. Предисловие Н. Я. Мерперта. — М.: Наука (ГРВЛ), 1982. — 152 с. — 30 000 экз. - Пауль Эбергардт.
Поддельная богиня. — М.: Наука (ГРВЛ), 1982. — 226 с. — 10 000 экз.
1983
- Галанопулос А. Г., Бэкон Э.
Атлантида. За легендой — истина / Пер. с англ. Ф. Л. Мендельсона. Послесловие Г. А. Кошеленко. — М.: Наука (ГРВЛ), 1983. — 184 с. — 30 000 экз. - Маккуин Джеймс Г.
Хетты и их современники в Малой Азии / Пер. с англ. Ф. Л. Мендельсона. Послесловие В. Г. Ардзинбы. — М.: Наука (ГРВЛ), 1983. — 184 с. — 15 000 экз.
1984
- Бибби Дж.
В поисках Дильмуна / Geoffrey Bibby. LOOKING FOR DILMUN. New York, 1969 / Пер. с англ. Н. Елисеева. Отв. ред., автор послесловия и примечаний В. И. Гуляев. — М.: Наука, 1984. — 368 с. (обл.) — 15 000 экз. - Ковалевская В. Б.
Кавказ и аланы. Века и народы. — М.: Наука, 1984. — 280 с. - Ллойд С.
Археология Месопотамии. — М.: Наука, 1984. — 280 с. — 15 000 экз. - Кьера Э.
Они писали на глине. Рассказывают вавилонские таблички. — М.: Наука, 1984. — 136 с. — 30 000 экз. - Шахермайр Ф.
Александр Македонский. — М.: Наука (ГРВЛ), 1984. — 384 с. (в пер.) — 90 000 экз.
1985
- Гаудио А.
Цивилизации Сахары. Десять тысячелетий истории, культуры и торговли. — М.: Наука (ГРВЛ), 1985. — 208 с. (обл.) — 30 000 экз.- Изд. 1-е — 1977.
1986
- Вейнберг И. П.
Человек в культуре древнего Ближнего Востока. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 208 с. (обл.) — 15 000 экз. - Вулли Л.
Забытое царство / C. Leonard Woolley / Пер. с англ. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 168 с. (обл.) — 30 000 экз. - Замаровский В.
Их величества пирамиды / Пер. со словацкого О. И. Малевича. Послесл. Н. С. Петровского. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 448 с. (в пер.) — 75 000 экз.- Изд. 1-е — 1981.
- Шахермайр Ф.
Александр Македонский. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 384 с. (в пер.) — 100 000 экз.- Изд. 1-е — 1984.
- Беллвуд П.
Покорение человеком Тихого океана : Юго-Восточная Азия и Океания в доисторическую эпоху. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 522, [1] с. (в пер.) — 15 000 экз. - Дженкинс Н.
Ладья под пирамидой. Царская ладья фараона Хеопса. — М.: Наука (ГРВЛ), 1986. — 128 с. — 30 000 экз.
1987
- Бойс М.
Зороастрийцы. Верования и обычаи. — М.: Наука (ГРВЛ), 1987. — 304 c. — 30 000 экз. - Герни О.
Хетты. — [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000014/ М.: Наука, 1987. — 234 с. (обл.) — 30 000 экз.]
1988
- Ковельман А. Б.
Риторика в тени пирамид. Массовое сознание Римского Египта. — М.: Наука (ГРВЛ), 1988. — 192 c. — 30 000 экз. - Археология Центральной Африки. — М.: Наука, 1988. — 208 с. — 6150 экз.
1989
- Заблоцка Ю.
История Ближнего Востока в древности. (От первых поселений до персидского завоевания) / Пер. с польск. — М.: Наука (ГРВЛ), 1989. — 416 с. (в пер.) — 10 000 экз. — ISBN 5-02-016588-3. - Левек П.
Эллинистический мир / Пер. с франц. Е. П. Чиковой. Отв. ред., автор комментариев и послесловия Г. А. Кошеленко. — М.: Наука (ГРВЛ), 1989. — 256 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-02-016590-5. - Монтэ П.
Египет Рамсесов. Повседневная жизнь египтян во времена великих фараонов. — М.: Наука (ГРВЛ), 1989. — 380 с. (в пер.) — 50 000 экз. — ISBN 5-02-016592-1.
1990
- Вардиман Е.
Женщина в древнем мире / E. E. Vardiman / Пер. с нем. М. С. Харитонова. Послесловие А. А. Вигасина. — М.: Наука (ГРВЛ), 1990. — 336 с. (обл.) — 50 000 экз. — ISBN 5-02-016971-4.- Книга посвящена жизни женщин в древнем Шумере, Вавилонии, Египте, малоазийских странах, античной Греции, Риме. Хронологический диапазон — от неолитической революции до утверждения христианства.
- Оппенхейм А. Лео
Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации / A. Leo Oppenheim. — М.: Наука (ГРВЛ), 1990. — 320 с. (обл.) — 30 000 экз. — ISBN 5-02-016582-4.- Изд. 1-е — 1980.
- Куббель Л. Е.
Страна золота — века, культуры, государства. — М.: Наука (ГРВЛ), 1990. — 240 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-02-016730-4.- Изд. 1-е — 1966.
1991
- Бартонек А.
Златообильные Микены / Antonin Bartonék / Пер. с чешского О. П. Цыбенко. Отв. ред. и автор послесл. А. И. Немировский. — М.: Наука (ГРВЛ), 1991. — 352+[1] с. (обл.) — 15 000 экз. — ISBN 5-02-016573-5.- Труд чехословацкого учёного посвящён крито-микенской цивилизации. Отечественное издание снабжено приложениями, включающими источники, которые либо совсем не переводились на русский язык, либо переводились очень давно, и этот перевод устарел.
- Кравчук А.
Троянская война. Миф и история / Aleksander Krawczuk / Пер. с польск. — М.: Наука (ГРВЛ), 1991. — 224 с. (обл.) — 30 000 экз. — ISBN 5-02-016589-1. - Хук С. Г.
Мифология Ближнего Востока / Пер. с англ. — М.: Наука (ГРВЛ), 1991. — 184 с. (обл.) — экз. — ISBN 5-02-017001-1. - Кленгель-Брандт Э..
Вавилонская башня. Легенда и история. — М.: Наука, 1991. — 157 с. - Крамер С. Н.
История начинается в Шумере. — М.: Наука (ГРВЛ), 1991. — 236 с. — 15 000 экз.- Изд. 1-е — 1965.
1992
- Жак К.
Египет великих фараонов. История и легенда. — М.: Наука (ГРВЛ), 1992. — 328 с. (обл.) — 12 000 экз. — ISBN 5-02-016654-5. - Ламберг-Карловски К., Саблов Дж..
Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика. — М.: Наука (ГРВЛ), 1992. — 366 с. (обл.) — 4 400 экз. — ISBN 5-02-017104-2. - Вильхельм Гернот.
Древний народ хурриты. Очерки истории и культуры. — М.: Наука (ГРВЛ), 1992. — 158 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-02-016596-4.
1994
- Гарамантида (африканская Атлантида) / Сост. М. Ю. Рощин. — М.: Наука. Издат. фирма «Вост. лит-ра», 1994. — 286 с. — ISBN 5-02-017643-5.
- Переводчикова Е. В.
Язык звериных образов. Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. — М.: Наука. Издат. фирма «Вост. лит-ра», 1994. — 206 с. — ISBN 5-02-017744-X.
1995
- Якобсен Торкильд.
Сокровища тьмы. История месопотамской религии. — М.: Наука. Издат. фирма «Вост. лит-ра», 1995. — 294 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-02-016601-4.
См. также
Другие серии ГРВЛ:
- Культура народов Востока
- Путешествия по странам Востока
- Русские востоковеды и путешественники
- Русские путешественники в странах Востока
Напишите отзыв о статье "По следам исчезнувших культур Востока"
Примечания
Комментарии
- ↑ О Хеттском царстве.
- ↑ Об исследователях тангутской цивилизации.
- ↑ О Шумере.
- ↑ Фактически издание представляет собой допечатку тиража предыдущего, однако в аннотированном каталоге ГРВЛ они разделены.[1]
- ↑ Первое издаание: Аматуни П. Г. Если б заговорил сфинкс...: Историческая миниатюра. — Ростов-на-Дону: Ростовское книжное издательство, 1970. — 216 с. — 30 000 экз.
Источники
- ↑ Каталог 1967—1971, с. 124.
Литература
- Книги главной редакции восточной литературы издательства «Наука»: 1957—1966. Аннотированный каталог. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1968. — С. 138—142. — 304 с. — 2000 экз.
- Книги главной редакции восточной литературы издательства «Наука»: 1967—1971. Аннотированный каталог. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1973. — С. 122—124. — 228 с. — 1500 экз.
- Книги главной редакции восточной литературы издательства «Наука»: 1972—1978. Аннотированный каталог. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1981. — С. 139—140. — 272 с. — 1000 экз.
- Книги главной редакции восточной литературы издательства «Наука»: 1979—1983. Аннотированный каталог. — М.: «Наука» (ГРВЛ), 1987. — С. 30—31. — 207 с. — 1200 экз.
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Каталог 1967—1971 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий По следам исчезнувших культур Востока
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
