Прабхавишну Свами

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Прабхавишну Даса»)
Перейти к: навигация, поиск
Прабхавишну Свами
Prabhavishnu Swami<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Прабхавишну Свами на церемонии инаугуруции Храма Радхи-Говинды в Тирупати (31 января 2007 года)</td></tr>

Гуру Международного общества сознания Кришны
1987 год — 2012 год
Предшественник: Бхактиведанта Свами Прабхупада
Член Руководящего совета Международного общества сознания Кришны
1984 год — 2012 год
Санньяси Международного общества сознания Кришны
1979 год — 2012 год
 
Имя при рождении: Пол Магован Барроу
Оригинал имени
при рождении:
Paul Magowan Barrow
Рождение: 24 сентября 1950(1950-09-24) (73 года)
Белфаст, Северная Ирландия

Прабхави́шну Сва́ми (Prabhaviṣṇu Svāmī IAST, англ. Prabhavishnu Swami; домонашеское имя — Прабхавишну Да́с(а), Prabhaviṣṇu Dāsa IAST, англ. Prabhavishnu Das; имя при рождении — Пол Ма́гован Ба́рроу,[1] англ. Paul Magowan Barrow; род. 24 сентября 1950; Белфаст, Северная Ирландия) — индуистский кришнаитский религиозный деятель и проповедник,[2][3][4] гуру (1987—2012) и член Руководящего совета Международного общества сознания Кришны (1984—2012).[5][6][7]

Прабхавишну Свами начал проповедовать в СССР в 1986 году.[1] До своего ухода с руководящих постов в 2012 году, он был одним из уважаемых гуру ИСККОН, курировал деятельность этой вайшнавской организации в ряде регионов России, в Латвии, некоторых регионах Индии, Непале, Малайзии, Австралии и Новой Зеландии.[1] По оценке российского религиоведа С. И. Иваненко, в России Прабхавишну Свами «хорошо знали и глубоко почитали».[1]





Биография

1950—1971 гг. Ранние годы

Пол Магован Барроу родился 24 сентября 1950 года в Белфасте, Северная Ирландия.[8] В девять лет он поступил на учёбу в школу-интернат.[9] Из школьных предметов ему особенно нравились иностранные языки.[9] Родители Пола любили путешествовать и везде брали его с собой.[2] В детстве он побывал в разных странах, познакомился с разными культурами.[2] Когда Полу было двенадцать лет, родители купили ему велосипед, на котором он «объехал всю Ирландию».[9] После окончания школы Пол побывал во Франции, а затем в Северной Африке, где целый год прожил в Марокко.[2] В этой стране царила доселе неизвестная ему, экзотическая атмосфера.[2] Пола особенно привлекли мусульманская практика ежедневной молитвы и гостеприимство местных жителей.[9]

По возвращении в Европу, Пол, подобно многим молодым людям своего поколения, начал интересоваться йогой, медитацией, восточной философией.[2] В Париже ему в руки попался кришнаитский журнал Back to Godhead, на обложке которого была фотография радостных кришнаитов.[9] Большое впечатление на Пола произвёл заголовок на обложке журнала: «Радость души отличается от радости тела».[9] Через некоторое время, в квартире одного из своих приятелей, Пол нашёл «Бхагавад-гиту как она есть» — индуистский текст «Бхагавад-гиту» в переводе с санскрита и с комментариями основателя Международного общества сознания Кришны (ИСККОН) Бхактиведанты Свами Прабхупады.[9]

1971—1975 гг. Обращение в гаудия-вайшнавизм и первые годы в ИСККОН

В 1971 году, будучи в Лондоне, Пол посетил храм Радхи-Кришны, где попал на лекцию Бхактиведанты Свами Прабхупады по «Бхагавад-гите».[9] Впоследствии он вспоминал: «Мое первое впечатление о Прабхупаде: он был маленького роста, но от него исходило очень сильное сияние. К тому же, он был очень и очень серьёзным. Шрила Прабхупада восседал на огромной вьясасане, очки у него на носу сидели слегка неровно… Видя, что все относились к нему с почтением, я тоже проникся этим настроением».[10]

На следующий день после встречи с Прабхупадой Пол решил стать кришнаитом: он побрил голову и принял монашеский образ жизни.[9] Затем, вместе с другим кришнаитским монахом, он отправился в Бристоль с намерением открыть там храм ИСККОН. Первое время они жили по домам знакомых хиппи, ежедневно проводя проповеднические программы. Вскоре некоторые из молодых людей, которым проповедовал Пол, стали кришнаитами. С их помощью был открыт маленький храм в Кардиффе.[9]

После этого Пол провёл некоторое время в Лондоне, а затем отправился в Париж. В парижском храме он выполнял обязанности повара. Ежедневно он готовил обед и развозил его своим духовным братьям, проводившим весь день киртан на улицах французской столицы. В декабре 1971 года в Париж прибыл Бхактиведанта Свами Прабхупада и Пол получил от него духовное посвящение и имя на санскрите «Прабхавишну Даса».[9]

Через некоторое время у кришнаитов в Кардиффе появилось новое, более просторное помещение под храм, и они попросили Прабхавишну вернуться и помочь им с проповедью. Затем у британских кришнаитов возникла идея создания первой в Европе группы выездной санкиртаны, которая бы занималась распространением кришнаитской литературы и освящённой вегетарианской пищи (прасада). Из США приехали несколько кришнаитов, уже имевших опыт подобной проповеди, и обучили этому английских собратьев. Был куплен автобус, в котором Прабхавишну вместе с другими кришнаитами начал путешествовать и проповедовать по всей Великобритании. Вскоре он стал лидером этой группы. Прабхупада, узнав об успешно проводимой ими проповеди, написал Прабхавишну письмо, в котором выразил своё удовлетворение и призвал его продолжать в том же духе.

В 1973 году Прабхавишну начал проповедовать в Ирландии, открыв там первый храм ИСККОН. Затем он вернулся в Англию, где какое-то время исполнял обязанности президента лондонского храма Радхи-Кришны, а затем — Бхактиведанта-мэнора (поместья в 30 км от центра Лондона, пожертвованного кришнаитам Джорджем Харрисоном). Одновременно с этим Прабхавишну продолжал активно путешествовать и проповедовать, распространяя кришнаитскую литературу. Собравшаяся под его руководством группа кришнаитов была ядром проповеди в Великобритании. Среди своих братьев по вере, за свои энтузиазм и решимость Прабхавишну получил прозвище «брахмачари-лев» («монах-лев»).[9]

1975—1984 гг. Миссионерская деятельность в Индии. Принятие отречения

В 1975 году, по просьбе Прабхупады, Прабхавишну отправился в Индию, где сначала руководил строительством храмового комплекса «Харе Кришна Ленд» в Бомбее, а затем присоединился к проповеднической «Библиотечной группе» издательства «Бхактиведанта Бук Траст», распространявшей комплекты кришнаитских книг в университетских библиотеках по всей Индии, Бангладеш и Непалу.[9]

В 1977 году, незадолго до своей смерти, Прабхупада вызвал к себе Прабхавишну и дал ему последние наставления: «Один известный индийский поэт, живший в Лондоне, как-то сказал одному англичанину: „У тебя доблесть английского рыцаря и сердце бенгальской матери“. В своё время англичане распространили свою империю по всему миру. Так и ты распространяй по всему миру империю сознания Кришны с доблестью английского рыцаря и сердцем бенгальской матери».[9]

В 1979 году, вместе со своим братом по вере Илапати, Прабхавишну Свами организовал распространение кришнаитской литературы среди индуистского населения Бангладеш.[11] Для этой цели Прабхавишну Свами приобрёл у контрабандистов автобус, который был изготовлен в Германии специально для контрабанды наркотиков.[11] В нём имелись большие потайные отделения, которые Прабхавишну Свами и Илапати стали использовать для контрабандой перевозки книг.[11] У населения Бангладеш практически не было индуистских книг и местные люди с большим рвением покупали привезённую ими литературу.[11]

В 1979 году Прабхавишну принял от Джаяпатаки Свами посвящение в санньясу (уклад жизни в отречении), получив при этом титул «свами». После этого он продолжил проповедовать в Индии и Юго-Восточной Азии.

1984—2012 гг. Деятельность в руководстве ИСККОН

В 1984 году Прабхавишну Свами был избран членом Руководящего совета Международного общества сознания Кришны, а в 1987 году начал исполнять обязанности инициирующего гуру и принимать учеников.

В 1986 году Прабхавишну Свами начал проповедовать в СССР, где в то время кришнаиты были гонимы советскими властями и действовали в подполье.[1] Он выучил русский язык и в 1990-е — 2000-е годы руководил деятельностью ИСККОН в ряде регионов России. Перед уходом в отставку с руководящих постов в ИСККОН в 2012 году, Прабхавишну Свами курировал деятельность ИСККОН на Дальнем Востоке (совместно с Бхакти Вигьяной Госвами и Бхактивайбхавой Свами) и в южном регионе России (совместно с Бхакти Вигьяной Госвами и Гопал Кришной Госвами), Латвии (совместно с Бхакти Чайтаньей Свами и Бхактивайбхавой Свами), Бангладеш, Бихаре, Джаркханде, Сиккиме и Непале (совместно с Джаяпатакой Свами и Бхакти Пурушоттамой Свами), Мьянме (совместно с Гопал Кришной Госвами), Малайзии и Брунее (совместно с Джаяпатакой Свами), Австралии и Новой Зеландии (совместно с Девамритой Свами и Рамаем Свами).[5][7][12]

2012 г. Уход в отставку с руководящих постов в ИСККОН

6 января 2012 года было опубликовано письмо Прабхавишну Свами, адресованное «членам Руководящего совета и преданным ИСККОН».[13] В этом письме Прабхавишну Свами объявил об уходе с поста члена Руководящего совета ИСККОН и о прекращении исполнения обязанностей инициирующего гуру.[13] Прабхавишну Свами также сообщил, что более не в состоянии держать монашеский обет санньяси, данный в 1979 году. Своё решение Прабхавишну Свами объяснил неспособностью следовать строгим духовным стандартам лидера ИСККОН.[13] Прабхавишну Свами признался, что «физически и умственно истощён из-за постоянных путешествий» и другой рабочей нагрузки руководителя ИСККОН.[13] Он отметил, что много путешествовал на протяжении всей жизни, и теперь чувствует потребность жить в одном месте, подходящем по климату и культуре, соответствующем его физической и психической природе.[13] Прабхавишну Свами рассказал, что планирует либо жениться и поселиться в Таиланде, продолжая служить миссии ИСККОН, либо жить в храме или общине ИСККОН в Южной Индии.[13] В завершении своего письма Прабхавишну Свами написал следующее:

Я очень сожалею, что подвёл всех вас. Я никогда не просил, чтобы меня назначали на эти руководящие должности, но по воле Кришны эти обязанности были возложены на меня. Я старался изо всех сил, но теперь я чувствую, что больше не в состоянии продолжать действовать в этой роли. Тем не менее, я всегда был очень счастлив в ИСККОН: с самого начала и до настоящего времени. Для меня было большой честью находиться в вашем обществе и иметь возможность тем или иным образом служить движению Шрилы Прабхупады. Я надеюсь, что в будущем смогу продолжать поддерживать связь с преданными, периодически посещать храмы ИСККОН и служить ИСККОН. Ещё раз приношу мои глубочайшие извинения всем вам. Прошу простить все сделанные мной ошибки, или какие-либо оскорбления, которые я, возможно, совершил.[13]

После этого Руководящий совет ИСККОН распространил заявление, в котором отмечалось:

С тяжелым сердцем мы уведомляем вас о том, что Прабхавишну Прабху сложил с себя полномочия, которые он выполнял в ИСККОН как инициирующий гуру и член Джи-Би-Си, прекратив также следовать обетам санньясы. Члены Исполнительного Комитета Джи-Би-Си и также некоторые друзья Прабхавишну Прабху обратились к нему с целью понять причины его отставки, которые заключались в его физическом и ментальном истощении, вызванном постоянными поездками и управленческими нагрузками. Около 9 месяцев назад он встретил женщину в Таиланде, с которой он намерен развивать серьезные отношения. Она вегетарианка и владеет совместно со своим братом небольшим магазином одежды в Таиланде. Несмотря на своё решение прекратить выполнять свою роль лидера в ИСККОН, Прабхавишну Прабху продолжает ценить и гордится тем, что является учеником Шрилы Прабхупады и намеревается в дальнейшем оставаться в ИСККОН, совершая служение в скромном настроении в одной из общин ИСККОН.[1]

Руководство российского ИСККОН незамедлительно разъяснило свою официальную позицию и предприняло меры для оказания духовной поддержки ученикам Прабхавишну Свами.[1] 8 января 2012 года в московском храме ИСККОН состоялась встреча учеников Прабхавишну с духовным лидером российских кришнаитов Бхакти Вигьяной Госвами. Во время этой встречи, Бхакти Вигьяна Госвами выразил глубокое сожаление по поводу ухода Прабхавишну и отметил, что «все искренние вайшнавы» разделяют его чувства.[1] Он отозвался о своём брате по вере с особой теплотой, назвав его «искренним и выдающимся учеником Шрилы Прабхупады» и заявив, что «ничто не изменит этого моего отношения к нему даже сейчас».[1] После этого на официальном сайте российского ИСККОН появилась информация о том, как и где можно получить дополнительные сведения о произошедшем, побеседовать с духовными наставниками.[1] В результате, довольно быстро ситуацию удалось нормализовать.[1]

Российский религиовед С. И. Иваненко отметил по этому поводу, что практически во всех религиозных организациях «случаются ситуации, когда признанные и авторитетные религиозные руководители совершают поступки, несовместимые с их статусом» и что ИСККОН в этом плане не является исключением.[1] Иваненко сравнил историю с Прабхавишну Свами с кризисом 1998 года, вызванным уходом из ИСККОН Харикеши Свами (одного из наиболее заметных лидеров ИСККОН и пионера проповеди «сознания Кришны» в СССР). Иваненко отметил, что в отличие от событий 1998 года, «падение» Прабхавишну Свами не вызвало большого резонанса внутри ИСККОН.[1] По мнению Иваненко, это связано с тем, что ИСККОН выработал «своего рода иммунитет» к «падению» духовных лидеров.[1]

В рассказе Василия Аксёнова

Прабхавишну Свами — имя главного героя рассказа русского писателя Василия Аксёнова «Корабль мира „Василий Чапаев“», вошедшего в сборник «Негатив положительного героя» (1995).[14] Рассказ впервые был опубликован в январском номере журнала «Знамя» за 1995 год.[15] В произведении Аксёнова, Прабхавишну Свами — лидер секты австралийских кришнаитов.[14] До того, как «на него сошла благодать», Прабхавишну Свами звали Дерек Доор, и он «занимался зубным протезированием в пригородах Сиднея».[14] Вместе с группой своих последователей Прабхавишну Свами путешествует вниз по Волге на арендованном теплоходе «Василий Чапаев».[14] Прабхавишну и сопровождающие его кришнаиты практикуют ритуальный секс, считая это «самоотречением на пути к нирване», а затем готовятся совершить массовое самоубийство.[14]

После публикации рассказа редакция журнала получила ряд писем от оскорблённых кришнаитов.[15] В июльском номере «Знамя» за 1995 год было опубликовано одно из наиболее характерных читательских писем и ответ Аксёнова.[15] В письме, в частности, говорилось:

Оскорбитель святой личности считается самым падшим из всех грешников. Это понятно даже людям, далеким от религии. Личности, совершившие подобное надругательство, — не просто индивидуумы, утратившие последние представления о нравственных критериях, — это избранники из негодяев. Все, что сделано ими, — сделано сознательно, и поэтому взывать к ним — совершенно бесполезное занятие. Но ради сотен читателей, оскверненных этой грязной ложью, пишутся эти строки.

У всех, кому удалось просто пообщаться с Прабхавишну Свами, духовным учителем ИСККОН, остаётся ощущение детской чистоты этого взрослого, умудренного опытом и хорошо образованного человека. Глубокий, проницательный взгляд Его прекрасных, немного грустных глаз — взгляд великой, осознавшей себя души. Неизмеримо высоко стоит Он в своем смиренном величии над всеми вашими жалкими попытками сделать Ему больно, господа Аксеновы и Чупринины. Душа, подобная душе Учителя, не знает ложной гордости и потому не чувствительна как «к хуле и клевете», так и к похвалам в свой адрес. Но уж вам-то этого не понять. Ваш удел — это злобное шипенье, это яд зависти, это подзаборный лай.

Его жизнь, Его миссия — чисты, высоки и благородны. У него сотни последователей в разных городах разных стран мира, которые каждую секунду готовы встать на защиту Его чести, у него сотни доброжелателей. Ваша участь — предопределена и незавидна. Печально, что вы даже не сможете понять, кого вы пытались оскорбить и унизить. Бескорыстное и самоотверженное служение великой личности, Шрилы Прабхавишну Свами Махараджа, направлено на то, чтобы дать возможность духовного совершенствования тем, кого вы ведете за собой в темнейшие районы невежества.[15]

Василий Аксёнов прокомментировал письма кришнаитов следующим образом:

Меньше всего я ожидал, что мой рассказ «Корабль мира „Василий Чапаев“» вызовет возмущение некоторых приверженцев Кришны, тем более, что я знал кришнаитов, которые могли отличать художественный вымысел от актуальных текстов и без труда улавливали разницу между добрым юмором и обличительным пафосом. Авторы возмущенных писем, похоже, не из этого числа; иные из них называют рассказ «статьей». Мне кажется, что возникло странное недоразумение. Они обвиняют меня в том, что я оскорбил их учителя Прабхавишну Свами Махараджа, духовного руководителя ИСККОН. Между тем, я просто написал рассказ о забавных приключениях на Волге группы австралийских кришнаитов во главе с их вождем, которого они называют Прабхавишну Свами и который ещё недавно, в миру, был известен под своим английским именем Дерек Доор. Похоже, что читатели ошибочно считают слова «Прабхавишну Свами» личным именем своего наставника, между тем как это означает «Благословенный учитель».[15]

Напишите отзыв о статье "Прабхавишну Свами"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Иваненко С. И. [www.keston.org.uk/_russianreview/edition56/03-ivanenko-about-krishnaits.htm Современное состояние Общества сознания Кришны в России] // Russian Review. — Февраль-март 2012. — Вып. 56.
  2. 1 2 3 4 5 6 Гюзель Шагимарданова [www.tatarnews.ru/?page=articles&article_id=2943 Визит гуру: недавно Казань посетил духовный учитель сознания Кришны] // Известия Татарстана. — Казань, 22 сентября 2006.
  3. Колосницын В. И., Медведев А. В. [www.ihist.uran.ru/_ency-show-1703 Религии Урала] // В. В. Алексеев Уральская историческая энциклопедия. — Екатеринбург: Академкнига; Уральское отделение РАН, 2000. — ISBN 5934720198.
  4. Дударенок С. М. [books.google.com/books?id=ib95AAAAMAAJ Нетрадиционные религии на Дальнем Востоке: история и современность]. — Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 2004. — 530 с. — P. 134. — ISBN 5744416404.
  5. 1 2 Селезнёва И. А. [books.google.com/books?id=_AIRAQAAIAAJ Национально-культурные и религиозные организации Западной Сибири]. — Омск: Изд-во ФГУ ВПО ОмГАУ, 2007. — С. 92. — 130 с.
  6. Личман Б. В., Камынин В. Д. [books.google.com/books?id=2DFMAAAAMAAJ История Урала. XX век]. — Екатеринбург: Институт истории и археологии. Уральское отделение РАН, 1998. — С. 249. — 400 с. — ISBN 5895160344.
  7. 1 2 [www.highbeam.com/doc/1P1-82623851.html Krishna Consciousness centre delights devotees] (англ.) // New Straits Times. — December 21, 2001.
  8. [anapa-news.com/index.php/83-anapa/2639-anapu-posetil-odin-iz-glavnykh-krishnaitov-mira Анапу посетил один из главных кришнаитов мира]. Anapa News (13 июня 2013). Проверено 21 июня 2013. [www.webcitation.org/6HfRIFrZx Архивировано из первоисточника 26 июня 2013].
  9. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [www.krishna.ru/spiritual-masters/125-prabhavishnu-swami/723----.html Его Святейшество Прабхавишну Свами] // Духовные учители ИСККОН. — Krishna.ru, 2012.
  10. Алексей Титов [sankirtanam.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=320:2011-05-09-07-09-49&catid=25:2011-05-04-06-43-30&Itemid=67 Интервью с Его Святейшеством Прабхавишну Свами]. — Sankirtanam.ru.
  11. 1 2 3 4 Бхакти Викаша Свами. [www.bvks.ru/articles/sankirtana/ Санкиртана: Как начиналось на Западе] (рус.) (2010). Проверено 16 ноября 2010. [www.webcitation.org/66lbFkz20 Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
  12. ISKCON Governing Body Commission. [www.dandavats.com/wp-content/uploads/GBCresolutions/ZASSGN11.htm Zonal Assignments 2011] (англ.). Dandavats.com (2011). Проверено 10 июля 2010. [www.webcitation.org/679FiNw0h Архивировано из первоисточника 24 апреля 2012].
  13. 1 2 3 4 5 6 7 [www.krishnafarm.com/node/120 Letter from Prabhavishnu Dasa] (англ.). — New South Wales, Australia: ISKCON New Govardhana, January 6, 2011.
  14. 1 2 3 4 5 Аксёнов В. П. [www.litmir.net/br/?b=97036 Корабль мира «Василий Чапаев»] // Негатив положительного героя. — М.: Вагриус, 1996. — С. 159-176. — ISBN 5702703367.
  15. 1 2 3 4 5 [books.google.pt/books?id=e7coAQAAIAAJ Письмо в редакцию и ответ В. Аксенова] // Знамя. — 1995. — Вып. 7.

Ссылки

  • [www.krishna.ru/spiritual-masters/125-prabhavishnu-swami/723----.html Биография] на официальном сайте ИСККОН в России
  • [www.krishna.ru/spiritual-masters/125-prabhavishnu-swami/724----.html Воспоминания Прабхавишну Свами о первых приездах в СССР]

Отрывок, характеризующий Прабхавишну Свами

– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.