Правая оппозиция в ВКП(б)

Пра́вая оппози́ция — условная фракция в ВКП(б) (1928—1930), наиболее известными фигурами которой были Николай Бухарин, Алексей Рыков и Михаил Томский. В советской политической традиции часто именовалась «правым уклоном».

Истоки: кризис 1927 года

Формирование Правой оппозиции связано с резким изменением курса ВКП(б) в политике в отношении деревни. Причиной этому послужил начавшийся ещё в конце 1927 года очередной продовольственный кризис, непосредственно выразившийся в резком снижением поставок хлеба. С одной стороны, сохранялись твердые закупочные цены на зерно, а с другой — крестьянство не имело возможности приобретать промышленные товары. Крестьяне требовали повышения закупочных цен на хлеб.

Проходивший вскоре после первых признаков кризиса XV съезд ВКП(б) (декабрь 1927 года) наметил мероприятия по социалистической реконструкции сельского хозяйства, усилению плановых начал, ограничению капиталистических элементов города и деревни. Одновременно с этим шла разработка Первого пятилетнего плана. Изначально политика по проведению принятых на съезде мероприятий в жизнь не шла дальше некоторого ограничения деятельности кулацких хозяйств, изменения политики налогообложения и перераспределение доходов к крупной промышленности. Собственно, эти тезисы были изложены ещё в октябре 1927 года Бухариным в докладе «Партия и оппозиция на пороге 15 партсъезда». Затем, уже на съезде, эти положения были развиты в тезисах Рыкова о директивах по составлению первого пятилетнего плана и Молотова о работе в деревне.

Однако, кризис хлебозаготовок к концу 1927 года так и не был разрешен. Это привело к разногласиям внутри правящей партийной группировки, возглавлявшейся Сталиным и Бухариным. Сторонники Сталина видели корень проблемы в усилении «кулака» и «нэпмана», переняв фактически лозунги разгромленной ранее Левой оппозиции, и склонялись к проведению «чрезвычайных мер». В свою очередь, сторонники Бухарина стремились к проведению политики уступок крестьянству.

«Чрезвычайные меры»: конец 1927 — начало 1928

В середине февраля 1928 года «Правда» писала: «Кулак поднял голову!». Уже 14 и 24 декабря 1927 года по региональным организациям были разосланы секретные директивы ЦК с требованиями во что бы то ни стало увеличить объём хлебозаготовок. Поскольку эти директивы не исполнялись в полной мере, были отправлены ещё несколько распоряжений. В их числе, в директиве от 14 января говорилось о решении ЦК «нажать зверски на наши парторганизации» и требовалось арестовывать «спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен».

В качестве теоретического обоснования проводимых мер Сталин выдвигает тезис об обострении в стране классовой борьбы. На апрельском Пленуме ВКП(б) была единогласно принята резолюция «О хлебозаготовках текущего года и об организации хлебозаготовительной кампании на 1928-29 год». В соответствии с резолюцией «ЦК должен был принять ряд мер, в том числе и экстраординарного порядка», чтобы «парализовать угрозу общехозяйственного кризиса и обеспечить не только снабжение хлебом городов, но и отстоять взятый партией темп индустриализации страны».

«Правый поворот»: середина 1928

Однако вскоре политический курс вновь сменился. На состоявшемся 12 июля 1928 года Пленуме ЦК ВКП(б) сторонники Бухарина резко выступили против проводимых правительством мер. Рыков потребовал отказа от политики, направленной против кулака, что в итоге было принято. Отмену чрезвычайных мер в сельском хозяйстве, предложенную Бухариным и Рыковым, поддержали такие видные члены ЦК, как М. П. Томский, А. И. Стецкий, Н. А. Угланов, Г. Я. Сокольников, М. М. Хатаевич, М. И. Калинин, И. Е. Клименко, Р. И. Эйхе, А. В. Медведев. ЦК выступил против реквизиций продовольствия у крестьян и насильственных хлебных займов. Кроме того, было решено поднять на 20 % закупочные цены на хлеб, что было резко отвергнуто ранее.

30 сентября 1928 года Бухарин в «Правде» опубликовал статью «Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года». Статья вышла примерно в тот же период, когда в Госплане заканчивалась разработка Первого пятилетнего плана. Основной смысл «Заметок экономиста» состоял в предостережении против чрезмерно высоких темпов индустриального развития.

Борьба с «правым уклоном»: конец 1928 — начало 1929

Чуть ранее, 18 сентября 1928 года, в «Правде» была опубликована статья Сталина «Коминтерн о борьбе с правыми уклонами». Доклад об опасности «правого уклона» был зачитан Сталиным на Пленуме Московского комитета и Московской контрольной комиссии ВКП(б) в октябре 1928 года. Это стало началом открытого конфликта Сталина со своими бывшими сторонниками по правящей группе — Бухариным, Рыковым, Томским и Николаем Углановым (тогда — первым секретарем Московского городского комитета партии). В Одиннадцатую годовщину Октябрьской революции прозвучали официальные лозунги, ранее бывшие лозунгами Левой оппозиции: «Опасность справа!», «Ударим по кулаку!», «Согнём нэпмана!», «Ускорим индустриализацию!»

30 января 1929 года Н. И. Бухарин написал заявление в Политбюро ЦК ВКП(б) по поводу распространяемых о нём измышлений. 9 февраля 1929 года Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский направили совместное заявление Объединённому заседанию Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ЦКК.

На апрельском Пленуме ЦК и ЦКК (1929) Сталин заявил, что «вчера ещё личные друзья, теперь расходимся с ним в политике». Пленум завершил «разгром группы Бухарина», а сам Бухарин был снят с занимаемых постов. Сталин предлагал назначить Бухарина на почётный, но крайне неблагодарный пост наркома просвещения, однако сам Бухарин попросил дать ему тихую должность начальника Научно-технического управления Высшего совета народного хозяйства. К. Е. Ворошилов писал 8 июня 1929 г. Г. К. Орджоникидзе:

Бухарин умолил всех не назначать его на Наркомпрос и предложил, а затем настаивал на НТУ. Я поддержал его в этом, поддержало ещё несколько человек и большинством в один голос (против Кобы) мы провели его.

19 июня 1929 года на Х пленуме ИККИ состоялось отстранение Бухарина от поста члена Президиума ИККИ, ему было предъявлено политическое обвинение в том, что он «скатывается к оппортунистическому отрицанию факта всё большего расшатывания капиталистической стабилизации, что неизбежно ведёт к отрицанию нарастания нового подъёма революционного рабочего движения».

После отказа «покаяться», 17 ноября 1929 Бухарин был выведен из Политбюро. Рыков же признал свои «ошибки» и заявил, что будет вести «решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона». Но в 1930 г. и он был выведен из Политбюро и снят с поста председателя Совнаркома СССР. Тогда же был выведен из состава Политбюро и Томский.

Формирование Международной коммунистической оппозиции

В некоторых секциях Коминтерна в конце 1920-х годов оформились фракции, поддерживавшие позиции «правых» в ВКП(б). После их исключения, они приступили к созданию собственных организаций, объединившихся в Международную коммунистическую оппозицию (МКО). В Европе ключевыми организациями, связанными с МКО, являлись Коммунистическая партия Германии — Оппозиция во главе с Генрихом Брандлером и Августом Тальгеймером и Коммунистическая партия Швеции во главе с Карлом Чильбумом и Нильсом Флюгом. Состоявшая в МКО Компартия Швеции на парламентских выборах 1932 и 1936 годов получала больше голосов, чем сталинистская компартия.

Также в Европе МКО имела секцию в Испании — Рабоче-крестьянский блок (РКБ, лидер — Хоакин Маурин), имевший большую численность и игравший более заметную роль в политической жизни страны, чем официальная испанская компартия. В 1935 году РКБ объединился с организацией «Коммунистическая левая Испании» Андреса Нина в ПОУМ.

Существовали организации МКО в Северной Америке — в США и Канаде. В 1929 году из американской компартии были исключены её генеральный секретарь Джей Ловстон, Бертрам Вольф и их сторонники, создавшие Коммунистическую партию — Оппозиция (КПО). В Канаде была создана Марксистская образовательная лига (Marxian Educational League), как часть американской КПО.

Членами МКО являлось около 15 организацией в течение 1930-х годов. МКО не считала себя новым интернационалом, а фракцией, исключенной из Коминтерна, но стремящейся в него вернуться при условии изменения его политики и свободе внутренней дискуссии. Большинство организаций МКО прекратили своё существование к концу 1930-х — 1940-м годам. В настоящее время в Германии действует Группа рабочей политики (Gruppe Arbeiterpolitik), созданная Генрихом Брандлером в западной части страны после его возвращения из эмиграции в 1949 году, являющаяся идеологической преемницей КПГ-О.

См. также

• Левая оппозиция в РКП(б) и ВКП(б)
• Буферная группа

Ссылки

• В. З. Роговин. [web.mit.edu/people/fjk/Rogovin/volume2/viii.html Власть и оппозиция] — М., 1993
• Правый уклон в ВКП(б) // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.arbeiterpolitik.de/ Сайт Группы рабочей политики]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Правая оппозиция в ВКП(б)

– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.