Права женщин в русском обществе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Женщина в русской культуре — комплекс исследований о положении женщины в русском обществе, а также система правил и норм, регулирующих взаимодействие женщины с социальными институтами. В настоящее время Россия занимает 51-е место из 148 стран по половому неравенству[1]. По другому отчёту, где страны отсортированы в обратном порядке, Россия занимает 75 место по половому равенству из 142 стран[2].





В традиционной семье

Исторически женщина в русском сообществе из-за правовых и культурных ограничений не могла существовать вне семьи[3]. Традиционная русская семья была всегда крупной и состояла из трёх поколений, глава семьи — «большак» был самым старшим женатым мужчиной, при этом неженатый мужчина получал более низкий статус. Семейные отношения строились на строгой иерархии: младший подчинялся старшему, женщина — мужчине, дети — родителям[4]. В женской половине семье создавалась также своя иерархия: наивысшим статусом пользовалась жена большака — большуха, однако право голоса в семье имели только мужчины[4]. Если девушка выходила замуж, то переезжала в дом нового мужа и была обязана относится с уважением к его семье. Семья составляла основную клеточку общественного организма, которая также активно продвигалась церковью[4]. До брака девушка обязана была сохранять целомудрие, в противном случае для неё и её семьи это оборачивалось большим позором, осуждением со стороны деревни и впоследствии материальными лишениями семьи. Незаконнорожденные дети, хотя и были крайне редким явлением, оказывались в трудноденежном положении, так как от них отказывались отцы[4]. Церковь толковала замужество женщины, как переход в высшее состояние, перерождение, единение с новым мужем — созданием с ним «одного целого». Главной добродетелью женщины считалось «духовное воспроизводство человека» и «благословенное рождение и воспитание ребёнка», которое она могла главным образом реализовать в кругу своей или новой семьи[4]. Важнейшими качествами женщины считались: скромность, застенчивость, смирение, великодушие, искренность, доброта, сожаление, помощь, терпение, трудолюбие, расторопность, бодрость и религиозность[4]. Одной из главных задач для женщины считалось способность воспитать детей так, чтобы они были благосклонны, терпеливы, трудолюбивы и достойно могли продолжать традиции своей семьи[4]. Женщина исторически, впрочем, как и мужчины и дети, не расценивалась как отдельный индивидуум, так как в традиционном российском социуме главной единицей выступала семья, а каждый человек рассматривался как частица этой семьи, которой руководит мужчина, а женщина подчиняется. Эта концепция социологами называлась холистский мир, сторонниками которого была многочисленная интеллигенция, особенно славянофилы, таким образом женщина была обязана ставить ценности семьи выше своих[3]. Ещё до распространения христианства[5] среди замужних русских женщин была обязанность покрывать головы головным убором, а показывать волосы прилюдно считалось неприличным, отсюда происходит выражение «опростоволоситься», распространение христианства привело к сильному укреплению этой традиции, одновременно для мужчины считалось неприемлемо молиться с покрытой головой[6]. Среди населения бытовали мифы, что «простоволосая баба» могла якобы насылать порчу на окружающих[5]. Головной убор нередко указывал на социальный и семейный статус женщины, а у незамужних девушек они были более открытыми, вплоть до простого обруча или перевязки[7], однако их волосы нужно было обязательно завязывать в косы[5]. После замужества женщина была обязана полностью покрывать волосы под головным убором[8]. Главным традиционным костюмом для женщин выступали широкие и свободные сарафаны с широкими рукавами, которые почти или полностью покрывали тело женщины. В зависимости от социального статуса женщины, сарафаны могли обильно украшаться орнаментами, вышивкой и прочими украшениями. Расцветка сарафанов могла различаться в разных губерниях России, в частности, на севере преобладали синий и чёрный цвета, на юге — красные[8].

Семейные традиции оставались относительно устойчивыми на протяжении веков до событий революции 1917 года и установления советского режима, который в результате целенаправленной политики по изменению социального положения женщин привёл к фактическому разрушению традиционных семейных ценностей[4].

История

Основным источниками, дающими возможность понять правовой и общественный статус женщины в русском обществе, выступают книги или летописи, исходя из которых, статус женщины значительно разнился в зависимости от социального статуса. Другим источником служат законодательные и прочие нормативные акты светского происхождения, сборники греко-римских, южнославянских и оригинальных русских законов, важную роль также играли мнения авторитетных деятелей церкви[9]. Наиболее точными источниками служили так называемые «епитимийные сборники», описывающие перечень грехов, в которых должны были покаяться через исповедь. В подобных книгах были записаны нормы поведения, предписанные в том числе и женщинам, которые соответствовали реалиям того временного периода и религиозным воззрениям[9]. Ещё одним важным источником служат записи западных путешественников, которые намеренно ставили перед собой цель описать бытовые и социальные недостатки русского общества, с целью противопоставления своей культуры «варварскому востоку»[9]. По данным из летописей, женщины из дворянских семей были наделены достаточно широкими полномочиями[9]. Отмечалось, что женщины-дворянки в средневековье принимали активное участие в управлении княжествами и землями, а по мнению некоторых исследователей, обладали равным юридическим статусом в ряде феодальных республик, таких как Новгород или Псков[9]. В то же время среди узкого слоя знати практиковалось затворничество женщин[9]. Важную роль в правовом статусе женщины из традиционной русской семьи играли христианские ценности, которые определяли мужчину как главу семейства и опекуна, а женщину как хранительницу семейного очага, в обязанности которой входит домашнее хозяйство и уход за детьми. Священник иеромонах Порфирий, живший в середине XIX века, описывал простую женщину-христианку следующим образом[4]:

Кроме воспитания детей, на ней лежат все почти работы домашнего быта, она во многом даже заменяет своего мужа, так что он несет тяжести гораздо менее её. … Часто притом вместо благодарности и доброго слова она слышит брань и укоризны, а иногда и принимает побои. И все это переносит так благодушно, что никто не замечает душевных её скорбей; все обычно видят её бодрою и веселою.

— 2. С. 20

Известно, что с X века среди мужчин и женщин существовало разделение труда, женщины выполняли менее тяжкую работу, чем мужчины. Например, если на мужчине лежала ответственность за уход крупного скота, то женщина следила за более мелким, или же женщины занимались изготовлением одежды, а мужчины работали с топором, строили дома и прочее[10].

Московская Русь

Исторически до распространения христианства русское общество жило по патриархальным законам, которые делали мужчину доминантной личностью в семье и обществе; повсеместное распространение христианства в XIII—XIV веках и внедрение его в культурную жизнь русского народа приводит к сильному ужесточению патриархальных законов и понижению социального статуса женщин и практике их затворничества, когда женщина должна была жить в пределах семейного круга и не показываться без надобности незнакомым людям[11]. Фактическая единственная возможность выходить за пределы участка была в воскресные дни при посещении церкви[10], однако только с позволения отца/мужа. Также без мужчины-опекуна женщине нельзя было покупать и знакомиться с новыми людьми[10]. В XVI—XVII вв. в зажиточных слоях существовал поцелуйный обряд, в ходе которого жена хозяина была обязана принять поцелуи от всех гостей дома.

За проступки было положено бить женщину плетью; плеть, предназначенная для жены, называлась «дурак», при этом не рекомендовалось бить жену железными и деревянными предметами. Считалось, что через побои женщина «очищается», а если этого не делать, то она обязательно впадёт в порок, а те же мужчины, которые не били своих жён, считались слабовольными и занимающимися самогубительством[10]. Из этой эпохи произошла поговорка «Бьёт — значит любит»[10]. Известно, что крепостные женщины могли зачастую становиться жертвами изнасилования своих господ, и эта ситуация сохранялась вплоть до отмены крепостничества[10]. С другой стороны, существовали законы, защищающие женщин, например, запрещалось выдавать замуж девушку по принуждению, а если она из-за этого намеренно наносила себе увечья или кончала самоубийством, то это заканчивалось карой для её отца; также на мужчину, обесчестившего женщину, накладывался огромный денежный штраф[10]. Также в русском обществе было крайне важно сыновьям свято почитать своих матерей, во всём их слушаться и помогать им[10]. Затворничество распространялось и на женщин из знатных семей, на которых к тому же ложилось бремя ухаживать за более крупным хозяйством. Если хозяйка имела дочерей, то это значительно облегчало ей жизнь[10]. По записям иностранного путешественника Герберштейна — русским женщинам и их дочерям, помимо посещения церкви, изредка разрешалось сходиться вместе для развлечения на «привольных лугах»[10]. Женщины из знатных семей могли устраивать храмы и монастыри[10]. В обществе образовался морально-этический кодекс домострой, который приравнивает положение женщины фактически к нулю, что чётко прописано в одной фразе из «Домостроя»[10][11]:

Подобает мужьям поучать жен своих с любовью и благорассудным наказанием. Жены мужей своих спрашивают о всяком благочинии, как душу свою спасти, и Богу, и мужу угодить, и дом свой хорошо строить, и во всем мужу покоряться, а что он накажет, то с любовью и со страхом внимать и творить по сему писанию. А в гости ходить и к себе звать и связываться, с кем муж велит.

— «Домострой», главы XXIX, XXXIV, XXXVI, XXXVIII

Несмотря на это, феодальными княжествами могли де-факто управлять княгини — жёны князей или опекунши малолетних наследников престола, которые могли принимать важные политические решения, имели собственную печать, которая символизировала их власть в княжествах и королевствах. Благодаря высокому образованию, княгини могли принимать активное участие в государственных делах и управленческой деятельности, некоторые из них также обладали право на наследство наравне со своими сыновьями[10]. Помимо этого, некоторые волости попадали под полный контроль княгинь и «княгининскими пошлыми», в них княгиня обладала полной властью и могла даже вершить суд над подданными.[10] Несмотря на это, княгини не освобождались от обязанности повиноваться мужу, поэтому их действия полностью зависели от того, сколько свободы давали им князья[10].

Многие женщины, помимо ведения домашнего хозяйства, также занимались земледелием и ремеслом, основная их деятельность сводилась к уборке, готовке и ткачеству[12][13]. С другой стороны, женщина являлась полноправной хозяйкой или «госпожой» семейного дома: кладовые, огород и кухня были на её попечении[10]. По примерным данным, средний возраст для вступления в брак для девочки был 12 лет[14], все браки совершались по договору семей, хотя ещё в 1649 году вышло «Соборное уложение», запрещающее выдавать девушку замуж раньше 15 лет[14]. Многие девушки уже рожали детей до наступления совершеннолетия, что делало роды особенно опасными для здоровья молодой женщины[15]. В среднем одна крестьянка за свою жизнь рожала по 7 детей, при этом лишь половина из детей доживала до совершеннолетия[16]. Рождение первенца-сына считалось предпочтительным для женщины, если же она рожала в большинстве мальчиков, это повышало статус её мужа и семьи[17]. Также традиционно женщина не могла получать в наследие земельные участки или становиться преемником семьи, что ставило семью в затруднительное положение, если у них не было сыновей[18].

Де-факто в тот временной период наибольшими правами пользовались жёны купцов, имеющие широкие права на владение имуществом из-за специфики работы их мужей и практическое отсутствие их дома, по этой причине жена проводила большинство времени самостоятельно и у неё в распоряжении было имение мужа[19]. Возможность управлять имуществом мужа как своим позволяло таким женщинам принимать участие в коммерческих и производственных предприятиях[20].

XVIII век

Впервые реформы были проведены в эпоху Петра I, когда практика женского затворничества становится незаконной. Пётр поставил курс на развитие светской направленности среди русского общества, в том числе и женщин. Для этого царь обязывал подданных приводить своих жен и дочерей на устраиваемые им увеселительные ассамблеи[11]. Пётр также впервые вводит в моду женскую одежду из западной Европы с узкой талией, полуоткрытой грудью и спиной, что являлось неприемлемым для русского женского костюма со свободным, закрытым и широким сарафаном[10].

В конце XVIII века всё более популярным становится образ светской женщины, интересующейся литературой и искусством. В это время появляются женщины-писатели, учёные, однако для них это является хобби, а не профессией[11]. В 1714 году в силу вступил закон единичного наследования, который впервые давал право наследовать женщине — старшей дочери земельное имущество, если в семье не было сыновей, остальные же женщины могли делить движимое имущество. Однако этот закон вызывал много споров среди знати; в 1730 году закон был изменён и теперь позволял ровно делить имущество между женщинами при отсутствии мужчин-наследников[21][22]. С другой стороны, практика затворничества среди знати была всё ещё широко распространена среди незамужних девушек, для которых строились специальные здания, где они могли «оставаться чистыми», проводить всё свою молодость, получали домашнее образование и воспитывались быть будущими жёнами[23]. Девушки из более бедных семей были, как правило, более открытыми и начинали работать на семью с раннего возраста. К концу XVII века встретить девушек от 15 до 18 лет было крайне редким явлением[24]. При Петре I средний брачный возраст увеличился главным образом среди знати[25].

В это же время впервые появляются женщины-профессионалы, которые в основном являются гувернантками и артистками, которые имели возможность получать неплохой заработок, а значит и пользоваться независимостью, в основном они происходили из более низкой социальной среды[11]. В государственных театрах такие женщины работали на одинаковых правах и зарабатывали практически так же, как и мужчины-артисты[11]. В этот период времени на сцену вышло множество знаменитых актрис и певиц, которые впоследствии стали жёнами богатых аристократов[11]. Также видные реформы произошли в эпоху правления Екатерины II, которая поставила перед собой цель воспитания нового поколения знатных девушек и возрождения «святой нравственности» у них. Для этого создавались закрытые воспитательные заведения, куда девочку отдавали с раннего возраста, там они учили по нескольку языков, арифметику, закон божий, литературу, искусство и прочее[11]. Помимо этого, открывались специальные училища для девочек низшего сословия, которые получали также высокое качество образования и при поддержке государства имели возможность выйти замуж за представителей из знатных семей[11]. В начале XIX века становится модным образ женщины, которой свойственной тонкий романтизм чувств и мыслей. Фёдор Достоевский назвал этот образ национально-художественным типом.[11]

XIX век

В 1812 году создаётся первая в истории русская женская организация — «Женское патриотическое общество». Его целью была забота о нуждающихся, прежде всего о беспризорных детях. Сходной деятельностью занимались многие жёны декабристов, которые в селениях Сибири создавали библиотеки, пункты медицинской помощи населению, организовали лекции и концерты[26]. Впоследствии их образ сыграл важнейшую роль в формировании будущего русского женского характера, а именно бескорыстных женщин, готовых на самопожертвование ради своих идеалов. Признание этих женщин обществом послужило в дальнейшем толчком для женской эмансипации[11], которая началась в середине XIX века[11]. Декабристки долгое время служили образцом для подражания женских активисток конца XIX века[26]. Борьба за равноправие женщин была значительно усложнена ещё крепко устоявшимся образом женщины, как верной спутницы мужчины, а те женщины, которые выходили за привычные рамки семьи, встречали общественное неприятие. А женщины-профессионалы встречались с большим недоверием в кругах интеллигенции[11]. Важную роль в продвижении женских прав играли так называемые «беззаконные кометы в кругу расчисленном светил» которые призывали взглянуть по-другому на устоявшиеся стереотипы, ломали старые нравственные критерии и призывали к утверждению свободы личности[26]. Однако в начале 1860-х годов происходит перелом в осознании общественностью женского вопроса[11]. Появляется массовый интерес к правовому статусу русской женщины, в последующие года стали появляться многочисленные научные диссертации известных учёных и публицистов, связанные с проблемой правового статуса женщины, возможного предоставления им высших прав и проблемы эмансипации[9]. На рубеже XIX и XX веков освещением своего исторического прошлого заинтересовались и сами женщины, тогда многочисленные активистки стали публиковать публицистические статьи, пытающиеся дать научное основание женского неравноправия, обращаясь к историческим корням. Согласно их теории, главными причинами попрании прав женщин служили «утверждения патриархальных начал», влияние православия и распространение византийской литературы[9]. Нередко идеей свободы женщины становилась идея её свободы от брачных уз, и некоторые радикально настроенные женщины разрывали семейные узы, выражая таким образом свой протест[11]. Реформистская идея равноправия супругов находила своё отражение в произведениях Писарева и Чернышевского, тогда впервые стало признаваться право на замужество по любви[11]. В 1859 году женскими активистками создаются такие организации, как «Общества доставления дешевых квартир и других пособий нуждающимся жителям Санкт-Петербурга» и «Общество для оказания материальной помощи беднейшему населению», которые позже получили название «феминистского триумвирата», эти организации имели перед собой целью улучшение правового и финансового положения работниц, а также предоставление им новых рабочих мест[26]. В 1862 году в Петербурге была образована первая женская трудовая ассоциация — «Общество женского труда». Вскоре подобные организации стали создаваться и в других крупных городах, таких, как Пермь, Харьков, Киев, Казань, Одесса и другие[26]. В это же время женщины стали собирать многочисленные петиции в предоставлении им прав на высшее образование[26]. В течение следующих десятилетий для женщин организовывались специальные учебные курсы, а желающие окончить высшее образование уезжали за границу, однако в будущем такие женщины имели проблемы с трудоустройством[26]. Для них было создано специальное «Общество вспоможения окончившим курс наук», имевшее цель трудоустроить таких женщин[26].

В 1881 году все официальные женские организации были запрещены, что нанесло серьёзный урон многим общественным объединениям[26].

К концу XIX века резко возросло количество фиктивных браков, которые в основном несли за собой цель избавиться от родительской зависимости. Против фиктивных браков развернули борьбу Русская Православная Церковь и многие общественные деятели, по их утверждению, фиктивные браки говорили о начале морального разложения семейных ценностей[11]. В основном борьба женщин велась за получение права на равное образование с мужчинами. В этот период происходило массовое разорение мелких дворянских хозяйств, что подталкивало их хозяев переезжать в крупные города. Такие люди стали называться «помещичьим пролетариатом» с ограниченными финансовыми возможностями, и для женщин из таких семей получение высшего образования было единственной возможностью для хорошей жизни[11].

В 1885 году вступили в силу так называемые «особые нормы охраны труда женщин», которые запрещали работать роженицам, матерям младенцев, не достигших возраста 4 недель, несовершеннолетним девушкам, а также в местах, причиняющих вред женскому организму и связанных в основном с работой с вредными веществами и переносом тяжких грузов[27].

Начало XX века

При Николае II после 1895 года создаются многочисленные крупные женские политические структуры, которые ставили перед собой цель в улучшении юридического и политического положения женщин, помощь им в предоставлении работы, судебных разбирательствах, предоставлении места на курсах высших учебных заведений[28].

Новая, более организованная и сильная волна женского движения началась в 1905 году во время первой революции в 1905 году, которая ставила перед собой новые цели, а именно: борьба за уравнение прав женщин всех социальных слоёв наравне с мужчинами, предоставление им равных политических и гражданских прав во всех областях жизни, допущение во все области общественной и служебной деятельности, совместное обучение женщин и мужчин и отмена законов о проституции[28]. Тогда же был образован «Союз равноправия женщин» (СРЖ), который в апреле 1905 года провёл первый в истории женский митинг в защиту женских политических прав[26]. Позже организация распространила своё влияние на другие города России[28], и в крупных городах стали создаваться так называемые женские рабочие клубы, которые открывали библиотеки, бюро труда, профессиональные курсы, мастерские женских изделий и прочее; в состав клубов также входили и мужчины, поддерживающие права женщин[28]. В 1906—1907 годах СРЖ вёл активную пропаганду за женское равноправие, а вопрос о допуске женщин к процедуре выборов становился всё более актуальным[28]. Этим вопросом активно занималась Женская прогрессивная партия[28]. Тогда женские организации стали выпускать многочисленные общественно-политические журналы, которые затрагивали актуальную проблему политических и юридических прав женщин и призывы к преодолению идейных расхождений общества[28]. В 1908 году в России прошёл Первый Всероссийский женский съезд, это стало одним из самых значимых достижений женского движения, в котором приняли участие более 1000 человек. На съезде был затронут вопрос об объединении женских организаций в единую общеженскую организацию, которая предала бы женскому движению организационную завершенность[27][28]. Однако к тому моменту образовалось иное и более радикальное феминистическое течение, которое продвигало идею равенства полов, отрицая право на существование разной роли женщин и мужчин в обществе и семье, также радикальные активистки не поддерживали известные женские организации, называя их «буржуазными феминистками» или «дамами-благотворительницами»[28]. Вскоре за первым съездом последовали: Всероссийский съезд по борьбе с торгом женщинами (1910 год) и Первый съезд по образованию женщин (1913)[27]. Женщины, принимающие участия в съездах, стали называться «равноправками», благодаря их усилиям в 1911 году Дума приняла закон, позволяющий женщинам участвовать в земских волостных выборах[27]. В 1912 году был принят другой закон, позволяющий супругам раздельно проживать и иметь при этом равные наследственные права на общесемейное имущество[27]. Также были попытки допущения женщин во все университеты и адвокатуру, которые, однако, не увенчались успехом[27].

В 1912 году впервые в силу вступили законы для женщин и мужчин, обязывающие страховать болезни и несчастные случаи на производстве, в противном случае работники отправлялись в больничные кассы, где лечились не менее 1 недели, при этом работник вне зависимости от пола получал денежное пособие от 1/2 до 2/3 заработка. В случае родов женщина могла уходить в короткий декрет на 6 недель, во время которого должна была получать пособие, составляющее половину её заработной платы[27]. В 1913 году городская дума Санкт-Петербурга приняла петиции рабочих и служащих, которые включали в себя такие пункты, как выдача пособий на обучение и содержание детей, бесплатная амбулаторная помощь всем работникам и их семьям, а также 28-дневной отпуск раз в год. Петиции распространялись на мужчин и женщин[27]. По примерным данным до 1917 года, средняя заработная плата женщины составляла 78 % от мужской, что по сравнению с другими ведущими странами мира было хорошим показателем[27]. К началу XX века на фоне женского гражданского движения были сформированы 2 женских течения — так называемые «буржуазные феминистки», которые ставили перед собой целью изменение существующих законов, попирающих права женщин, и социал-демократки, которые помимо этого ратовали за смену существующего режима[28]. Вторые встречали активную поддержку со стороны коммунистических организаций. В частности, в 1913 году большевикам впервые удалось организовать празднование Международного женского дня, большевики и меньшевики стали издавать женские журналы. В то же время идеологи революционного движения не поддерживали буржуазных феминисток и призывали остальных не поддерживать их[28].

В 1915 году благодаря усилиям женских объединений женщины были допущены на должность почтальонов, стали действовать ясли и детские сады с женщинами-работницами, мастерские по пошиву белья для фронта, курсы сестёр милосердия, бесплатные столовые и приюты для беженок[28]. В 1916 году было проведено совещание по вопросу о создании общероссийского Союза женщин, в который согласились войти большинство женских организаций, после чего было подано прошение на его регистрацию, однако был получен отказ[28].

На фоне буржуазно-демократической революции и свержения существующей власти женские активистки начинают более усердную борьбу за свои права[28]. 19 марта 1917 года перед резиденцией Временного правительства в Петербурге состоялся 40-тысячный митинг, на который пришли в основном женщины, на демонстрации женщины требовали своего участия во всеобщем избирательном праве. Демонстрация закончилась, когда председатель Совета министров Временного правительства Г. Е. Львов заверил, что в избирательном праве будут участвовать мужчины и женщины[28]. Позже на выборах в Учредительное собрание появилась запись о всеобщем избирательном праве «без различия пола»[28]. После победы в выборах большевиков все иные организации, в том числе и женские, были объявлены вне закона. Таким образом эпохе женского гражданского движения был положен конец[29].

Советский период

Советская пропаганда поставила перед собой цель умалчивать и игнорировать достижения женского движения незадолго до революции, минимизируя это до небольших достижений передовой интеллигенции, с целью преувеличить роль коммунистов в предоставлении равных прав женщинам России и противопоставить себя угнетательскому царскому режиму[27]. Одна из наиболее приоритетных задач в построении коммунистического общества заключалась в абсолютном уравнении всех слоёв населения в их правах, в том числе и женщин, было положено начало программе по достижению свободы и равенства женщин[30]. Постановленный декрет в 1917 году постановил, что ныне женщины и мужчины были абсолютно равны перед законами[30]. Большевики поставили перед собой задачу по реформированию базисных семейных и общественных отношений в русском обществе, в частности семейных ценностей, и по ликвидации частной собственности, которая считались главной причиной в нынешнем попрании женщин.[30] Главную роль в создании новых социальных отношений между женщиной и мужчиной сыграла Александра Коллонтай, видный политической деятель и одна из наиболее известных феминисток в российской истории[30]. При этом сама Коллонтай выступала с резкой критикой в адрес феминисток, так как в то время ими называли женщин — «буржуазных феминисток», признающих неравноправие полов на культурном уровне[30]. Она выступила инициатором ликвидации женских организаций и женских журналов, сама же в своих публикациях излагала теорию развития социального характера женщин в рамках марксистко-ленинской идеологии, при этом Коллонтай верила, что в первобытном обществе женщины пользовались высоким почётом, но с развитием частной собственности и хозяйственных отношений положение женщин сошло на «нет»[30].

После событий революции и образовании конституции РСФСР 1918 года женщины получили наиболее широкие права, аналогов которых ещё не существовало в других передовых странах мира[29]. Например, закон о гражданском браке позволял женщине сохранять девичью фамилию[29]. Признавалось право на аборт, а мужчина, женившийся на женщине с детьми, должен был принять на них обязанность отцовства[29]. Был максимально упрощён процесс развода, который мог осуществиться при послании почтовой открытки ЗагСу одним из супругов[29]. Обязанность каждой женщины работать и ликвидация частной собственности сильно пошатнула традиционные семейные устои и ответственность по отношению к близким, что привело к ослаблению семейных устоев и, как следствие, резкому понижению рождаемости[29].

В 20-е годы в эпоху коллективизации и индустриализации женщины стали массово привлекаться к труду по развитию социальной инфраструктуры[29]. Эти преобразования привели к тому, что к 30-м годам в среднем на женщину приходилось менее 1 ребёнка, а ситуация расценивалась как критическая, что заставило власть пересмотреть политику семейно-брачных отношений и начать традиционалистский откат[29]. В 1935 году контрацептивы перестали выпускать, а в 1936 году были запрещены аборты[29], также увеличена материальная помощь роженицам, установлена государственная помощь многодетным семьям и расширена сеть родильных домов[30]. Советская власть взяла курс на поддержание русской семьи[30]. В 1936 году был также принят закон, затрудняющий процесс развода, а в 1944 году разводы было разрешено осуществлять только через суд[29]. Практика развода значительно усложнилась и стала встречаться отрицательно в обществе, особенно для мужчин. Свободные фактические браки приравнивались к внебрачным связям и не находили поддержки со стороны государства[30]. Материнство расценивалось как социалистическая обязанность женщины, которая дополнялась обязанностью трудиться наравне с мужчиной, таким образом на женщину накладывалось двойное бремя, которое значительно усложняло ей жизнь, хотя этот факт умалчивался в общественных обсуждениях и не признавался[29]. Во время войны женщины стали занимать такие должности, как начальники цехов, руководители предприятий, однако они были снова вытеснены государством после войны, которое видели в женщинах главным образом работниц и матерей[29]. В 1943 году было снова введено раздельное образование, с целью воспитывать девочек и мальчиков с разной ролью в обществе: мальчиков — как воинов и бойцов тыла, а девочек — как матерей и воспитательниц[30]. Однако советское руководство не отказывалось от программы по социальному уравнению женщин, что создавало явные противоречия в советской женской политике[30]. Эта проблема стала активно прорабатываться и решаться после смерти Сталина. Государство культивировало женщину как личность, которая имеет возможность принимать активное участие в общественном производстве, ощущать наравне с остальными долг перед обществом и быть единой с ним[30].

В эпоху оттепели и далее в 60-80-е годы советское руководство отстранилось от попыток жёсткого контроля и регулирования жизни и жизненных установок женщин[29]. Происходит частичная реабилитация личной жизни и автономности семьи[29]. В 1955 году образование становится снова смешанным[30], в том же году аборты были снова разрешены. В 1965 году процедура развода была снова облегчена, а в 1967 году женщина получила право получать алименты минимум 25 % от заработка семьи, из которой она ушла. В 1968 году были введены оплаченные отпуски по беременности и родам, пособие на детей матерям-одиночкам и разведенным женщинам[29]. Новые законы в общем значительно улучшали положение женщины, но не решали проблему бытового неравенства, затруднённых возможностей для профессионального роста, более низких зарплат, которые тщательно замалчивались государством[29]. Идеология того времени позиционировала идеальную женщину как работающую мать, образ которой также пополнялся её обязанностью ухаживать за мужем в доме и заботиться об их здоровье, создавая таким образом «тройное бремя» для женщин[29]. Осознание этой проблемы побудило руководство ко взятию курса новой «неопатриархатной» политики относительно женщин и возвращения их в семью[29]. Это привело к постепенному оттеснению женщин из руководства и престижных профессий[29]. С другой стороны для решения проблемы двойного бремени женщины после широкой дискуссии в 1977 году была принята Конституция:

Женщина и мужчина имеют в СССР равные права. Осуществление этих прав обеспечивается предоставлением женщинам равных с мужчинами возможностей в получении образования и профессиональной подготовки, в труде, в вознаграждении за него и продвижении по работе, в общественно-политической и культурной деятельности, а также специальными мерами по охране труда и здоровья женщин, созданием условий, позволяющих женщинам сочетать труд с материнством; правовой защитой, материальной и моральной поддержкой материнства и детства, включая предоставление оплачиваемых отпусков и других льгот беременным женщинам и матерям, постепенное сокращение рабочего времени женщин, имеющих малолетних детей

— Конституция Союза Советских Социалистических Республик. М., 1977.

Однако Конституция подверглась критике, так как, по мнению ряда людей, продвигала классическую концепцию женщины-матери и явно противоречила 53 статье о том, что в «семейных отношениях женщина и мужчина имеют равные личные и имущественные права»[30]. Такие несоответствия правоведы объяснили тем, что советское руководство, несмотря на все попытки уравнения мужчин и женщин в правах, не способно решить проблему того, что лишь женщины способны на воспроизводство, а неправильное принятие законов чревато созданием демографической проблемы[30].

Эти проблемы вызвали общественную реакцию у некоторых прогрессивно настроенных городских женщин и положили начало новому женскому гражданскому движению в 70-х и 80-х годах[29]. Активистки этого времени были диссидентками. Многие из них работали в печатных изданиях машинистками, корректорами, переплётчицами, и делали попытку публиковать в известных изданиях темы, затрагивающие проблемы положения женщин в современном обществе. Однако они не нашли поддержки со стороны коллег-мужчин. В результате группа активисток в 1979 году создала альманах «Женщина и Россия», который ставил перед собой цель «развенчать миф о беспроблемности женской судьбы в СССР», но был арестован КГБ[29]. В 1982 году стал выпускаться постоянный журнал, который стремился обратить внимание на ныне попираемые женские ценности с обществе и критиковал мужчин с их «жаждой лидерства со всеми её пороками»[29]. При этом движение не рассматривалось как анти-мужское и не признавало феминизма равенства, отмечая, что женщинам и мужчинам изначально предназначена разная роль в социуме. Последователи движения были сторонниками ненасилия и созидания, демократии и свободы выбора. Своеобразным женским движением выступало православное сообщество, активистки которого называли своим идеалом Богородицу[29].

Общая либерализация советского режима в 80-е годы привела к образованию новой волны активисток за женские права, или же феминисток, как они себя называли, которые образовывали разные женские организации. Их основной целью было доказать, что «опыт решения женского вопроса в СССР» всё ещё не был достигнут или вовсе являлся новой формой попрания женщин. Наиболее радикально настроенные феминистки и противники советского режима[30] и вовсе отрицали существование какой-либо эмансипации женщины за весь период советской истории[29].

Российская Федерация

По данным на 2013 года Россия занимает 61 место по половому равенству из 136 стран[31]. Конституция РФ закрепляет равные права женщин и мужчин на юридических и политических правах, право на собственность и неприкосновенность личной жизни[32]. Однако на женщин распространяется так называемая Охрана труда женщин, которая распространяет ограничения и привилегии для беременных женщин и женщин с маленькими детьми, а также устанавливает запрещённые для женщин профессии, которые могут навредить их здоровью и материнской детородной функции, а именно профессии, связанные с подъёмом тяжёлых грузов, вредными условиями труда, подземными работами и т. д.[33] Сегодня существует 456 профессий, запрещённых для женского труда[34].

По словам московской правозащитницы Людмилы Алексеевой, хотя права женщин в России и стали выше, чем в СССР, они всё ещё остаются проблемой в русском обществе. В частности, женщинa в среднем занимает менее престижную профессию, существует сильная дискриминация женщин в государственном и бизнес-секторе, в то время как в общественных и некоммерческих секторах ситуация гораздо лучше[35]. По данным на 2003 год, 80 % из опрошенных замужних женщин сталкивались хотя бы раз с проявлением психологического насилия со стороны мужа[36]. По данным на 2013 год, в России 36 000 женщин терпели на себе ежедневные побои со стороны мужа, в среднем каждые 40 минут в стране от побоев погибает одна женщина, при этом лишь 30-40 % из женщин обращаются за помощью, а 97 % дел, связанных с домашним насилием, не доходит до суда[37]. По приблизительным оценкам Евросоюза, примерно половина женщин в России хотя бы раз становились объектом сексуальных домогательств на рабочем месте. При этом «женская проблема» в русском обществе остаётся третьестепенной, а полиция отказывается квалифицировать домашнее насилие как уголовное преступление[38]. По результатам опросов становится ясно, что большинство женщин России признают существование полового неравенства в обществе в пользу мужчин, но одновременно большинство из них заявили, в равноправии нет необходимости или даже оно оправдано из-за необходимости сохранять семейные ценности. А если проблемы женского неравенства и обсуждаются, то как правило в интернете в тематических сообществах и без участия мужчин. Идеи современного феминизма встречают негативные реакции у большинства женщин[39].

Также в современном русском обществе всё ещё широко распространено мнение, что женщине нет места в политике. В частности, большинство опрошенных мужчин поддерживали такую точку зрения, а женщины выражали удивление или апатию. Также многие женщины предпочитают оставаться незамеченными в общественной сфере, так как многие из них боятся стать публичной фигурой и в результате стать объектом насилия или дискриминации. В среднем в политических партиях женщины составляют 10 % от их членов[40].

При этом намечается положительная тенденция в изменении данного мнения, в частности если в 2006 году лишь 35% опрошенных мужчин поддержали право женщин участвовать в политике, то в 2014 году их доля возросла до 51%. Большинство мужчин и женщин признают, что женщина-политик должна обладать сильной волей и мужскими качествами[41]. В 2016 году в результате социологического опроса было выявлено, что каждый третий россиянин желает видеть женщину в качестве президента, а также уже 77% из опрошенных одобряют участие женщины в политике[42].

По данным исследования Grand Thornton Россия занимает одно из лидирующих мест по половому равенству в рабочей сфере, в частности 2 из 5 каждых руководящих всех российских компаний являются женщинами, которые реализуют себя особенно успешно в сфере высоких технологий, розничной торговли, СМИ, производства, транспорта и коммуникаций. Напротив в нефтяной, газовой и металлургической промышленности абсолютно преобладают мужчины, это касается и политики. Женщины в среднем зарабатывают на 30% меньше мужчин и работают на менее престижных работах. С другой стороны работодатель по закону не имеет права уволить беременную женщину или с малолетним ребёнком и наоборот обязан предоставлять 3-х летний декретный отпуск[43]. По мнению журналистки The Financial Times Изабель Горст после развала СССР когда отменили закон, обязывающий каждого совершеннолетнего гражданина работать, многие русские женщины добровольно стали возвращаться к своим традиционным ролям, хотя Россия остаётся одним из лидеров по количеству разводов[43].

Информационное агентство Эхо Москвы составило список самых влиятельных женщин России в 2013 году, первые 5 мест заняли женщины-политики. Наиболее влиятельной оказалась председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, бывший губернатор Петербурга, далее следуют: Эльвира Набиуллина — Председатель Центробанка, Татьяна Голикова — Председатель Счётной палаты, Ольга Голодец — вице-премьер по социальным вопросам и Лариса Брычёва — руководитель государственно-правового управления. Шестое место занимает известная певица — Алла Пугачёва[44].

Образование

Письменные источники ХII-ХIV веков свидетельствуют о том, что многие женщины господствующего класса получали высокий уровень образования, такие женщины хорошо владели церковной литературой, математикой и средневековой философией. Некоторые княгини владели собственными библиотеками[11]. Однако роль простой женщины-крестьянки сводилась к домохозяйству, и в таких условиях ей не требовалось получать образование. Впервые женщины получили возможность получать низшее образование при организации народных училищ в 1776 году, куда могли добровольно идти любые крестьяне, однако очень мало женщин посещало подобных занятий из-за общего мнения в семье, что женщине это в жизни не понадобится. В некоторых губерниях и вовсе отсутствовали семьи, желавшие отдать своих дочерей в подобные школы[45]. Лишь ко второй половине девятнадцатого века значительное количество семей соглашались отдавать своих девочек в народные школы[45]. Впервые среднее учебное заведение для женщин в России — Смольный институт благородных девиц было построено по указу императрицы Екатерины II для обучения девушек из знатных семей. После чего сначала в Петербурге, а позже и в других городах для девушек из знатных семей начали строиться многочисленные институты. К 1825 году количество девушек-учащихся в таких заведениях возросло до 12 000 человек. Такие изменения встречались в обществе неоднозначно, были и противники подобных реформ[45]:

Упражнение в науках и словесности есть ли необходимая принадлежность женщины? Не охладит ли любовь к словесности в женщине любви супружеской?

— Журнал «Вестник Европы» 1819 год

Так как получение среднего образования для женщин в передовых кругах общества стало необходимой нормой, по указу императора Александра II в разных городах была создана единая система женских общеобразовательных училищ с семилетним курсом обучения; такие заведения в 1862 году стали называться женскими гимназиями[45]. Против гимназий выступали видные руководители народного просвещения[45].

В XIX веке прошли первые реформы по возможности получения высшего образования для женщин, в которых принимали многие женщины-активистки. Важнейшим залогом образования для женщины была возможность жить самостоятельно и не отдавать свою судьбу в руки родителей или мужа[45]. Так, впервые в 1861 году в Петербургский высший университет были впервые приняты несколько женщин, однако в результате студенческих беспорядков приём женщин в университет был закрыт[45]. Позже в рамках эксперимента были созданы общеобразовательные курсы для женщин, которые хотя и не имели утвержденных правительством уставов, но давали женщинам возможность нормального существования[45]. Возможность получения высшего образования для женщин поддерживали и многочисленные активисты, общественные деятели, она находила поддержку в ряде произведений художественной литературы Тургенева, Некрасова, Чернышевского и других[45]. Тем не менее женщины, активно стремящиеся получить высшее образование, порицались в обществе и в кругу семьи и назывались «нигилистками»[45]. В 1871 году было организовано совещание, посвящённое женскому образованию, где было утверждено положение о Бестужевских курсах в Петербурге для женщин, которые, однако, не получили финансовой поддержки правительства. Тогда спонсировать курсы вызвались видные общественные деятели-женщины[45]. Однако в регулярные высшие учебные заведения женщин всё ещё не принимали, поэтому многие из них уезжали на учёбу за границу, откуда вышли первые в мире профессиональные русские женщины-врачи[45]. В России вскоре также стали впервые открываться женские медицинские институты. В 1906 было разрешено принимать женщин во все университеты, впоследствии снова запрещено и снова ограниченно разрешено в 1911 году в результате усилий женщин-активисток[45]. В 1913 году женщины составляли 37,2 % среди всех студентов высших учебных заведений и добились полного равноправия в возможности получать высшее образование наравне с мужчинами[45].

По данным опроса на 1867 год, лишь 2 % из всех женщин страны были грамотными, в то время как среди мужчин эта отметка достигала 16,1 %. При этом уровень женской грамотности в разных деревнях значительно разнился, в частности, по данным на 1883 год, если грамотность среди женщин Коломенского уезда достигала 9,8 %, то в Можайском уезде этот процент приближался к единице. Реформы, проводимые государством в конце XIX века, привели к тому, что уровень грамотности среди женщин возрос и в Московской области достиг 25,9 % в 1908—1912 годах, однако это был лучший показатель в Российской империи. Среди городских женщин уровень грамотности был гораздо выше и в столице — Санкт-Петербурге достигал 46,4 % в 1863—1879 годах[46].

После революции 1917 года данные о женском студенчестве долгое время отсутствовали и замалчивались, и лишь в 1930 году был выпущен справочник, содержащий статистику женского высшего образования с 1912 по 1930 год, исходя из которого становится ясно, что доля женщин-студенток уменьшилась по сравнению с дореволюционной эпохой.[45] Однако после 30-х годах страна сталкивается с нехваткой квалифицированных специалистов и организует программу, призванную привлечь девушек к получению высшего образования. В результате, по данным на 1959 год, доля женщин-специалистов была почти равна доле мужчин, а в 1965 значительно превышала в области инженерии, медицины, агрономики, педагогики и т. д. Однако в более поздний период СССР доля женщин-студенток снова начала быстро сокращаться, однако оставалась гораздо выше по сравнению с такими передовыми странами, как США, Франция, ФРГ, Япония и другие[45].

Женщины в правительстве

По дошедшим древним летописям известно о многочисленных случаях участия русских княгинь и боярынь в политической борьбе в XII—XIII веках. В раннефеодальной истории Руси присутствует множество примеров, когда женщина-правитель совершала значимые реформы. Наиболее известная правительница — княгиня Ольга провела финансовые реформы и выступала хорошим дипломатом в отношении с соседними государствами. Русские княжны, которых в своё время выдавали замуж за иностранных принцев и королей, играли важную роль в управлении таких стран, как Франция, Германия, Византия, Швеция, Дания и Польша[11].

Однако с укреплением христианства на Руси в XIII—XIV века женщины оказываются значительно ограничены в своих правах и в летописях упоминались минимально, лишь в роли очередной жертвы захвата и насилия. Однако некоторым царицам удавалось значительно влиять на власть в тот период, когда они растили молодых царевичей — наследников престола[11]. На всех женщин, в том числе и из высших кругов, распространялось затворничество, которое обязывало их всегда оставаться в кругу семьи и не показывать себя без надобности чужим людям[11].

Положение радикально изменил Пётр I, фактически сделав практику затворничества незаконной. В результате проведённых им реформ XVIII век известен как эра российских императриц-самодержиц: Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II. Императрица Екатерина II известна как одна из самых ярких и сильных политических деятелей в истории российского государства, также она положила начало женскому образованию в России[11].

См. также

Напишите отзыв о статье "Права женщин в русском обществе"

Примечания

  1. ↑ [hdr.undp.org/en/2013-report#page=168 United Nations Development Programme. 2013. p. 156.]
  2. ↑ [www3.weforum.org/docs/GGGR14/GGGR_CompleteReport_2014.pdf#page=17 The Global Gender Gap Report 2014] 11–12. World Economic Forum.
  3. ↑ 1 2 [www.bibliotekar.ru/gavrov-2/6.htm Историческое изменение институтов семьи и брака]
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [library.rsu.edu.ru/archives/6808 Традиции и ценностные отношения в русской семье]
  5. ↑ 1 2 3 [nsportal.ru/shkola/dopolnitelnoe-obrazovanie/library/2012/03/29/zhenskie-russkie-narodnye-golovnye-ubory Женские русские народные головные уборы]
  6. ↑ [dslov.ru/slov/82.htm Опростоволоситься]
  7. ↑ [schools.keldysh.ru/sch311/costume/sl-golub.htm Толковый словарь: головные уборы]
  8. ↑ 1 2 [www.matrony.ru/osobennosti-nacionalnogo-russkogo-kostyuma/ Особенности национального русского костюма]
  9. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.dissercat.com/content/zhenshchina-v-russkoi-seme-x-nachala-xix-v-dinamika-sotsio-kulturnykh-izmenenii Женщина в русской семье X — начала XIX в.: динамика социокультурных изменений]
  10. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [testan.rusgor.ru/moscow/article/women.htm Статьи о Москве О Домострое и «тяжелой женской доле»]
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 [www.owl.ru/win/books/leader/glava2.htm ГЛАВА 2. От старого «Домостроя» к «новому русскому»?]
  12. ↑ Pushkareva Natalia. .
  13. ↑ Alpern- Engel Barbara. Women in Russia, 1700-2000. — Cambridge: Cambridge University Press, 2004. — P. 50.
  14. ↑ 1 2 Pushkareva Natalia. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1997. — P. 156.
  15. ↑ Alpern-Engel Barbara. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Cambridge: Cambridge University Press, 2004. — P. 52.
  16. ↑ Alpern-Engel Barbara. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Cambridge: Cambridge University Press, 2004. — P. 53.
  17. ↑ Alpern- Engel Barbara. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Cambridge: Cambridge University Press, 2004. — P. 55.
  18. ↑ Rosslyn Wendy. Women and Gender in 18th-Century Russia. — Burlington, VT: Ashgate Publishing, 2003. — P. 228–229.
  19. ↑ Pushkareva Natalia. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1997. — P. 97.
  20. ↑ Bisha Robin. Russian Women, 1698-1917 Experience and Expression: An Anthology of Sources. — Bloomington, IN: Indiana University Press, 2002.
  21. ↑ Lamarche- Marrese Michelle. A Woman's Kingdom: Noblewomen and the Control of Property in Russia, 1700-1861. — NY: Cornell University Press, 2002. — P. 30.
  22. ↑ Lamarche-Marrese Michelle. A Woman's Kingdom: Noblewomen and the Control of Property in Russia, 1700-1861. — NY: Cornell University Press, 2002. — P. 30–31.
  23. ↑ Pushkareva Natalia. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1997. — P. 96–97.
  24. ↑ Pushkareva Natalia. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1997. — P. 157.
  25. ↑ Pushkareva Natalia. Women in Russian History: From the Tenth to the Twentieth Century. — Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1997. — P. 95.
  26. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/FEMINIZM_V_ROSSII.html ФЕМИНИЗМ В РОССИИ]
  27. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [petroprognoz.ru/analitika/16march010-Woomen-1917.html Положение женщин в России до 1917 года]
  28. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/FEMINIZM_V_ROSSII.html?page=0,2 ФЕМИНИЗМ В РОССИИ 2]
  29. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/FEMINIZM_V_ROSSII.html?page=0,3 ФЕМИНИЗМ В РОССИИ 3]
  30. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [www.owl.ru/win/books/rw/o2_1.htm 1. Идеология «новой женщины»: Смена вех]
  31. ↑ [www3.weforum.org/docs/WEF_GenderGap_Report_2013.pdf#page=20 The Global Gender Gap Report 2013] 12–13. World Economic Forum.
  32. ↑ [www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm Глава 2. Права и свободы человека и гражданина]
  33. ↑ [www.bibliotekar.ru/kodex-kzot/154.htm Статья 160. Работы, на которых запрещается применение труда женщин]
  34. ↑ [lawrussia.ru/texts/legal_745/doc745a657x941.htm ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА РФ ОТ 25.02.2000 N 162 ОБ УТВЕРЖДЕНИИ ПЕРЕЧНЯ ТЯЖЕЛЫХ РАБОТ И РАБОТ С ВРЕДНЫМИ ИЛИ ОПАСНЫМИ УСЛОВИЯМИ ТРУДА, ПРИ ВЫПОЛНЕНИИ КОТОРЫХ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРИМЕНЕНИЕ ТРУДА ЖЕНЩИН]
  35. ↑ [www.newsru.com/arch/russia/08mar2011/pravazhenshin.html В России по-прежнему ущемляют права женщин, считает правозащитница Алексеева]
  36. ↑ [ria.ru/trend/domestic_violence_06022013/ Домашнее насилие в России и в мире: статистика и решение проблемы]
  37. ↑ [ria.ru/infografika/20130129/920211298.html Домашнее насилие в России]
  38. ↑ [www.pravda.ru/society/how/defendrights/21-03-2013/1149289-nasilie-0/ Насилие над женщинами. По России данных нет]
  39. ↑ [www.rbc.ru/opinions/society/13/04/2016/570e361f9a79477063c54efd Обыденный сексизм: существует ли в России равноправие полов]
  40. ↑ [www.democracy.ru/library/publications/voter/woman/WomanInPolitics.html Нужны ли женщины в политике?]
  41. ↑ [www.gazeta.ru/politics/2014/03/07_a_5939433.shtml Предубеждения против женщин-политиков нет]
  42. ↑ [www.gazeta.ru/politics/news/2016/03/04/n_8329253.shtml Опрос: треть россиян хотят видеть президентом России женщину]
  43. ↑ 1 2 [inosmi.ru/social/20150306/226703676.html Равноправие полов и уровня доходов в российской рабочей среде]
  44. ↑ [echo.msk.ru/blog/echo_rating/1266848-echo/ 100 самых влиятельных женщин России — рейтинг]
  45. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [www.a-z.ru/women/texts/kurgan1r-1.htm Предисловие. Женщины в борьбе за равноправие. Женщины в советском обществе]
  46. ↑ [istmat.info/node/86 Глава 11. Грамотность населения России в XIX и начале XX вв.]

Отрывок, характеризующий Права женщин в русском обществе

В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Права_женщин_в_русском_обществе&oldid=80447672»