Правительство национального единства (Венгрия)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Венгерское государство[уточнить]
венг. Magyar Állam
Марионеточное государство Германии

1944 — 1945



Флаг Венгрии Герб Венгрии
Девиз
Regnum Mariae Patrona Hungariae[1]
Гимн
Himnusz
Столица Будапешт
Крупнейшие города Будапешт, Дебрецен, Мишкольц и т.д.
Язык(и) Венгерский
Религия католицизм, лютеранство, кальвинизм
Денежная единица Венгерский пенгё
Форма правления диктатура
Национальный лидер
 - 1944—1945 Ференц Салаши
Премьер-министр[2]
 - 1944—1945 Ференц Салаши
История
 - 15 октября 1944 Операция «Панцерфауст»
 - 17 октября 1944 Формирование правительства
 - 13 февраля 1945 Захват Будапешта советскими войками
 - 12 апреля 1945 Конец немецкой оккупации
 - 7 мая 1945 Прекращение существования
К:Появились в 1944 годуК:Исчезли в 1945 году

«Правительство национального единства» (венг. Nemzeti Összefogás Kormánya)[3], или диктатура Салаши — марионеточный режим нацистской Германии, существовавший с октября 1944 по май 1945 года на территории оккупированного Королевства Венгрия.

Причиной смещения власти и создания марионеточного режима послужило желание венгерского правительства регента Миклоша Хорти выйти из войны и подписать перемирие с СССР. Германия на тот момент потеряла уже почти всех союзников, которые либо самостоятельно вышли из войны (как Румыния и Болгария), либо были оккупированы войсками Антигитлеровской коалиции. Также Венгрия имела стратегически важное значение из-за наличия на её территории месторождений нефти. Венгерская национал-социалистическая партия Скрещённых стрел, легализованная ещё в марте 1944, имела крупную германскую поддержку и на тот момент уже стала значительной политической силой в стране.

15 октября 1944 года в Будапеште немецкие штурмовики Отто Скорцени совершили государственный переворот (операция «Панцерфауст»). Был похищен сын Миклоша Хорти, в результате чего тот был вынужден отказаться от власти в пользу лидера Скрещенных стрел Ференца Салаши.[4] Салаши получил диктаторскую власть и стал «национальным лидером» (венг. Nemzetvezető) государства.

Салаши вместе с немцами возобновил депортацию венгерских евреев в лагеря смерти, которая была ранее приостановлена правительством Хорти. В основном это коснулось евреев Будапешта. С момента захвата власти «Скрещенными стрелами» до вступления в Будапешт советских войск 18 января 1945 года погибли около 98 тысяч будапештских евреев[5].

В результате сильного германского давления и быстрого наступления Красной Армии все силы и ресурсы были брошены на продолжение войны. Отступающие венгерские и немецкие части уничтожали за собой мосты и остальную инфраструктуру, с целью максимально замедлить советское наступление. Для восполнения численности армии государство проводило тотальную мобилизацию, которой подвергалось все население возрастом от 12 до 70 лет. Также из венгерских военнослужащих формировались дивизии немецких войск СС (25-я, 26-я, 33-я). Представители салашистского правительства в конце декабря 1944 года отправились к Гитлеру с просьбой увеличить количество немецких войск на территории Венгрии. Фюрер дал обещание отправить в Венгрию ещё два-три армейских корпуса и оттуда начать «основное наступление против русских». В декабре 1944 года началась Будапештская операция, 1-я венгерская армия совместно с немецкими войсками пыталась всеми силами удержать город, однако в феврале 1945 года он всё-таки был взял Красной Армией. К этому времени значительная часть Венгрии уже не контролировалась правительством Салаши. 6 марта немецкие войска и 3-я венгерская армия начали наступательную операцию «Пробуждение весны» (в советской литературе известна как Балатонская оборонительная операция) с целью отбросить советские войска и изменить ход войны в свою пользу, которая оказалась последней крупной немецкой операцией во Второй мировой войне. Наступление началось относительно успешно, однако вскоре выдохлось, и инициатива окончательно перешла к Красной Армии[6].

После провала операции, в конце марта 1945 года, правительство Салаши бежало в Германию, и режим фактически прекратил своё существование. Официально он был упразднён 7 мая, за день до капитуляции Германии.

Напишите отзыв о статье "Правительство национального единства (Венгрия)"



Примечания

  1. Adeleye, Gabriel G. (1999). World Dictionary of Foreign Expressions. Ed. Thomas J. Sienkewicz and James T. McDonough, Jr. Wauconda, IL: Bolchazy-Carducci Publishers, Inc. ISBN 0-86516-422-3.
  2. Официально должность премьер-министра отсутствовала, однако фактически венгерское правительство возглавлял Салаши
  3. [lexikon.katolikus.hu/N/Nemzeti%20%C3%96sszefog%C3%A1s%20Korm%C3%A1nya.html Nemzeti Összefogás Kormánya, Szálasi-kormány, nyilas kormány] (венг.)
  4. [1001.ru/books/efimov/issue54/ Кто это — Ференц Салаши? (Ференц Салаши)]
  5. [www.eleven.co.il/article/10884 Венгрия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  6. [archive.is/20120715195845/victory.mil.ru/war/1945/war/01_04.html Ход войны / 1945 / Освобождение Венгрии, Австрии, Чехословакии и Югославии / Освобождение западной части Венгрии и восточных районов Австрии] © «Великая Отечественная война 1941—1945 гг.» Приложение к официальному сайту Министерства обороны России

См. также

Отрывок, характеризующий Правительство национального единства (Венгрия)



В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]